Ася

Глава 27 Мужики не стонут!

Отзывчивая… Ещё и как!

Нежная… Очень-очень. Даже страшно, а если — вдруг? Вдруг сломаю?

Робкая, милая, послушная и мягкая… А какая сладка-а-а-а-я…

«Ну и рожа у тебя, Костян. Поплыл? Расклеился? Поддался? Откинулся? Поднял кверху лапки? Да ты лопух! А всего-то полизал у Аськи между ног» — глупо скалюсь, пока таращусь на своё зеркальное отражение в ванной комнате, мусоля на повторе впечатления от того, что только вот случилось между нами. — «Маловато! Хочу, хочу… Хочу её — хочу немного больше и ещё!».

Схватив себя за шиворот, лениво стягиваю через голову футболку, подмигиваю и слащаво растекаюсь, растаскивая глупо губы.

«Тук-тук» — «добрый вечер» говорит Фролов.

«Не вовремя, Саша» — отвечаю одним пальцем, пока вторым цепляю резинку спортивных штанов. — «Оставим важную работу на потом».

Скажем, на неопределённый срок? Надеюсь, Сашенька согласен?

«Что делаешь?» — настаивает на интерактивном трёпе друг.

«В душ иду» — откинув тряпки в сторону, отвечаю всё тем же пальцем. — «Спокойной ночи. Я отключаю телефон» — на всякий случай сообщаю.

«Что насчёт незваных гостей, босс?» — я подвисаю на вопросе, обдумывая свой ответ, а Сашка нагло продолжает. — «Знаешь, чем занят Юрьев?».

«Понятия не имею» — и, если честно, всё равно, совершенно, твою мать, не интересует. — «Схватись за сиську, Фрол, и отвали!».

Буквально сразу в ответ мне прилетает весьма пикантное, скажем так, фото Ромки. Доводит! Доводит Ольгу! Вот козёл.

«Что ты хочешь?» — уткнувшись лбом в стекло, строчу. — «Вызвать на профсоюзное собрание? Строгий выговор? Предупреждение? Товарищеский суд?».

«Это в рамках правового информирования, босс» — теперь пространно заключает. — «Быть беде, Котян. Такое Ольга точно не простит и не забудет. Ромыч стопроцентно рожей не отделается. А посему, есть предложение…».

— Внимательно! — отвечая на звонок, рычу, при этом сильно убавляю звук.

— Приедем в гости, устроим Юрьевым примирение. Пусть пособачатся на природе, но под надзором. Счастье заразно, Костя. Чем лысый чёрт не шутит! Вдруг Оленька захочет ещё один шанс глупенькому дать. Посмотрят на тебя и Асю и вспомнят, что когда-то было между ними.

— Саша, хватит!

А что, собственно говоря, между нами? Пока есть только сын, стабильная кровать, моя работа и семья?

— Я вот не пойму, чего теперь душегубу не хватает? — пространно продолжает говорить писюша. — Развод отменился, любимая жена с недавних пор ночует на рабочем месте, карьерно подросла — с твоей подачи, милый друг; никуда, насколько нам известно, не ходит, смотрит кротко, даже привела себя в порядок, алкоголь на дух не переносит, воздыхателей держит на металлическом строгаче, голос ни на кого не повышает, курит, правда, шельма, как сапожник, повадилась наше место посещать, а нам теперь нигде не уединиться, Котя. Я даже яйца не могу почесать спокойно, чтобы случайно не нарваться на её язвительную морду. Хороша, конечно, но больной «привет», увы, никуда не делся. Не помог психолог, там только резать, не дожидаясь рецидива, — со смешком весьма развёрнуто мне отвечает и тут же уточняет. — А как у вас там погодка, детки? Штормит или всё в порядке — штиль, безветрие и скука? Котя?

— Нет, — мгновенно отрезаю. — Спокойной ночи, — ещё раз повторяю.

— Нет? Ты хоть понял, что я сказал.

— Нет, — твёрдо, но пока ещё любезно.

А я не понял, если честно, что теперь неясно?

— День рождения фирмы, Костя, ты просрал, сославшись на врио Оли. Хочу тебе напомнить, что…

— Нет.

«Нет» — я всё сказал!

— Финансово с причастными к нашей вакханалии, разумеется, я законно и эффектно разобрался, а вот с приближёнными к кормушке ты, дорогой начальник, поступаешь, во-первых, очень грубо, во-вторых, недальновидно, а в-третьих, подло и очень неучтиво. За такое в высшем обществе, — к которому, по всей видимости, Сашенька себя и причисляет, — садят на ножи.

— Ты мне угрожаешь? — шиплю в ответ, прислушиваясь к тому, что происходит в комнате, в которой я оставил Асю после того, как за руки поймал.

Расклеилась Мальвина, перед этим, правда, сильно содрогнулась, что-то прошептала и упёрлась влажным лбом в моё плечо:

«Хорошо-о-о-о!».

— Вероятно, не завтра, но будь готов к тому, что крёстные намерены навестить Тимошку.

— Ты не расслышал? — вздыхаю и хриплю, теряя голос. — Саш, нам нужно время с Асей. Только она и я. Не хочу тянуть в семью мелкие проблемы на работе. Лишние люди…

— Их нет! — с издёвкой хмыкнув, мгновенно отрезает. — По-твоему, мы лишние. Спасибо и на этом.

— Не надо. Я прошу вас. Она устала. Её физическое, да и психическое, состояние шатко и сомнительно. Хочу поговорить с женой. Только с ней. Поверь, пожалуйста, нам есть что обсудить, — «о чём поплакать» — об этом про себя вещаю, — для того, чтобы расставить все необходимые точки над i. Нам обоим нужно это время. Понимаешь? Мы будем рады всем гостям, но однозначно позже.

— Помощь требуется? — он, что, сейчас серьёзно?

— С чем? — сильно распахнув глаза, с раздражением шиплю.

— Мы, как твои друзья и коллеги, могли бы прорекламировать глубокоуважаемое начальство в твоём, естественно, лице. Придать твоей персоне ярких красок, поправить нимб над головой, почистить ангельские крылья. Не обижайся, но выглядите вы с женой забито. Ты…

— Всё? — отвожу от уха трубку.

— Нет-нет. Погоди-погоди. Да дослушай же ты. Алло, фух-фух, бо-о-о-о-сс? — теперь он истошно вопит и переходит на жуткий ультразвук.

— Прекрати! — бурчу. — Что ещё?

— Не хочешь, чтобы приезжали?

— Нет, — с застывшим взглядом, не моргая, отвечаю.

— Всё. Вопросов нет. Но с Юрьевыми нужно что-то делать.

— Твои предложения?

— Закроем их на время в тесной комнате. Нет-нет, да и прижмутся друг к другу. Не верю я в то, что вытворяет он, как и в то, что ей на это всё равно, фиолетово и плоскопараллельно. Типа наплевать! Ходил бы он с иголочки одетым, если бы эта стерва не следила за ним? Вот скажи…

«Пока!» — сбрасываю вызов, откидываю телефон и захожу в кабину, закрывая матовую створку за собой.

Вода, вода, вода… Острые капли — стремительный поток. Подставив под огромную душевую лейку лицо, раскрытым ртом ловлю крупные горошины, раскатав внутри, с большим комком глотаю и смеюсь.

Стонут ли мужчины? Стопроцентно нет! Чего я, спрашивается, прицепился к этому? И потом, не всё ли равно? Да или нет? Втемяшится в башку такое!

Жена стонала. Вот несколько минут назад, когда я губами трогал гладенький лобок. Закинув на плечо мне ногу, промежностью насаживалась на язык, при этом что-то несуразное шептала, трепеща ресницами, сжимала мои волосы, тянула и с корнем вырывала. А ведь мы с ней рискуем. Рискуем однозначно. Асе прописали половой покой. А её мотало, словно в этом мире бушевал циклон, будто что-то мощное нутро ей разрывало, раскрывая суть.

Расставив руки, упёршись ладонями в прохладный влажный кафель, направляю под струю затылок, шею, хребет и острые лопатки. Кожу опаляет свежий воздух, а ушей моих касается тихий возглас:

— Привет!

— Чёрт! — вздрогнув, утыкаюсь в стену лбом. — Ася, что такое? Ты меня напугала.

— Можно с тобой? — стоя за моей спиной, отвечает с читаемой опаской в кротком голосе.

— Всё нормально? — вполоборота обращаюсь.

— Да.

— Шов беспокоит? — напрягаю сухожилия, играю мышцами, сокращая бицепс. — Кровит? Нужна помощь? — стою спиной и к ней лицом не поворачиваюсь.

— Нет. С ним всё нормально.

— Что-то болит? В чём дело?

Если не ошибаюсь, она куняла на кровати, рукой водила по подушке, задевая мои волосы, пропускала через пальцы пряди, постанывала, когда я встречно прикасался и ластилась, когда подкатывалась ближе. Был вынужден её оставить, чтобы принять душ. Похоже, обманула, усыпила бдительность и неожиданно восстала, покинув царство спящих, чтобы в душевой кабине присоседиться ко мне.

— Повернись, пожалуйста, — прикасается к моей спине, оглаживает кожу, опускаясь ниже.

— Ася?

— Костя, повернись, — царапает ногтями поясницу.

Распущенные волосы, которые уже затронула вода, расправленные узкие плечи, раздающаяся на несмелом вдохе большая грудь, впалый живот, сильно выступающие рёбра над скрытой диафрагмой, продавленный пупок, эластичный бинт и светлый лейкопластырь — чёрт возьми, она обнажена. Забралась в кабину, потому как решила соблазнить, добить или получить добавки?

— Я повернулся. Что случилось? — смаргиваю несколько раз.

— Ничего, — глазами суетится по моей груди. Тормозит на каждой родинке, неспешно облизывает губы, затем прикусывает, стыдливо прячет взгляд и начинает опускаться на колени.

— Э-э-э, — я тоже приседаю, вцепляясь ей в предплечья. — Ася? — осторожно поднимаю. — Куда намылилась? Голова кружится? Что с тобой? Иди в кровать, я через пять минут приду.

— Хочу попробовать, — бормочет еле слышно и тут же добавляет, — пососать.

Охренеть!

— Попробовать? — а я, похоже, неожиданно утратил слух. Зачем-то фразы повторяю.

Какого чёрта я строю из себя придурка? Всё ведь ясно. Целый день на что-то в этом направлении намекал. Вот, видимо, и подоспела долгожданная ответка.

— Не издевайся, — цедит через зубы. — Я что-то не так сказала?

Всё так. К такой подаче информации нареканий нет, впрочем, как и возражений к возможному исполнению.

— И в мыслях не было. Злишься?

— Волнуюсь, — с придыханием шепчет.

— Ничего не выйдет, — а я мотаю головой и отхожу назад, пока не упираюсь жопой в стену. — Отойди, пожалуйста, — ей-богу, тяжело ведь контролировать наливающуюся кровью плоть.

— Почему?

— Ты волнуешься, напрягаешься, дёргаешься, нервничаешь. Ещё вопросы?

— Ты не хочешь? — Ася смахивает воду, то и дело попадающую ей на лицо.

— А ты? — прищурившись, жужжу.

— Да, — как будто неуверенно заявляет.

Декларирует своё желание, как тот несчастный, по чьей шее где-то всхлипывает заточенная французским экзекутором безбашенная гильотина.

— Цыплёнок? — выставляю ухо, прислушиваюсь к тому, что она ещё, возможно, скажет.

— Это мой первый раз! Дебют. Я всё еще девственница, Красов. Возиться не хочешь? — заметно повышает громкость и меняет тон — с кроткого на воинственный и агрессивный. — Нужно предоставить справки или какие-то документы? Зачем ты, Костя? Как надо? Можешь подсказать, потому как я ничего не соображаю.

То есть я и оказался виноват?

— Я доверяю тебе. Обойдусь!

— А?

— Справки не нужны. Но ты, — сейчас я обращаюсь в сторону, стараясь не смотреть на Асю, — ни хрена не соображаешь. Отключилась, да? Закрылась, отгородилась, решила отблагодарить, — резко возвращаюсь к ней лицом, — чтобы не быть должной? Так это не делается. Так не хочу!

— Костя, ты… Я…

— Всё идёт отсюда, синеглазка, — прикладываю крепко стиснутый кулак к своей груди, массирую собственную сиську, и пару раз стучу, выбивая из свистящих лёгких воздух. — Нельзя принуждать. В противном случае это будет обыкновенное насилие. Ты поняла? Всё ясно? Это будет пытка, Ася, или… Ну? Слышишь?

Или наказание! А у меня перед глазами встаёт почему-то именно сейчас одна мрачная картинка, связанная с прошлой нереальной жизнью. Я наблюдаю унижение, которому подверг бывшую жену, когда узнал о том, что она мне изменяет, что Юла гуляет и обслуживает телом грёбаного гада. Прекрасно помню, как сдавил ей плечи, выкрутил суставы и поставил на колени, затем втолкнул ей в глотку член и приказал убрать к чертям все зубы. Жена давилась и сосала, затем облизывала ствол, сминала яйца и сплёвывала тёплую густую сперму, брызнувшую ей на лицо и грудь, а после тихо ненавидела, проклинала, зато его почти боготворила. Финал истории известен — два с лишним года после тех событий я был наказан, собой обременён, скособочен, одинок.

— Ася, если ты не хочешь…

— Помоги мне, — тихо всхлипнув, квохчет.

— Чем? — подкладываю под свои ягодицы руки и скрещиваю ноги, выставляя ей на обозрение член.

— Подскажи, — она таращится на ствол, закусывает нижнюю губу и глубоко вздыхает, носом шумно забирая воздух.

— Здесь, — кивком указываю ей на левую половину своей груди. — Что ты чувствуешь?

«Любовь? Или игру?» — кровь больно ударяет в мою голову, бурлит в сосудах, закипает, выбивая чёткий ритм, насквозь пробивает кость и самотёком, почти без давления, спускается в тонкую подкорку.

Уверен, что мои глаза теряют радужку и стремительно меняют цвет. Коричневый оттенок смешивается с иссиня-чёрным, растворяется и теряет тёплый шарм.

«Я ведь первый! Первый у неё во всём» — стучит сознание. Мне нравится этот факт. — «Первый и последний. Останусь для жены единственным».

— Это не постулат, которому нужно беспрекословно подчиняться. Нет инструкции, Ася. Не предусмотрено предустановкой. Понимаешь?

— Нет, — прокручивает пальцы и сильно раздувает ноздри. — С чего начать?

Съязвить и остудить? Обидеть, снести к чертям настрой? Или бережно направить, возможно, попросить и успокоить?

— Начни с желания, Цыпа, — обреченно выдыхаю.

— М? — вскидывает голову, разыскивая зрительный контакт.

Даю его незамедлительно:

— Хочешь или…

— Хочу! — сиюсекундно обрывает.

— Тогда я в твоём полном распоряжении, — развожу по сторонам руки, выпрямляюсь, отхожу от стены и расставляю ноги на ширину плеч.

— Не боишься? — подмигнув, внезапно задаёт вопрос.

Шутит или угрожает?

— Нет, — отрицательно мотаю головой.

— Если я сделаю что-то не так, то ты направишь? Поможешь?

Это надо постараться, чтобы испохабить благое дело, от которого дрожат колени, а кишки марш играют, когда пещеристое тело мощно сокращается.

— Уверен, что разберёшься. Это не операция на мозге или запуск космического корабля. Это секс…

— Хм? — жена подкатывает глазки.

— Хм? — копирую и изумляюсь. — Это что-то должно означать?

— Минет — секс, не порно?

— Издеваешься?

— Костя, не обижайся, пожалуйста, но выглядит не очень, — а кто-то сильно покрывается румянцем.

— Это в твоих роликах — не очень, а в реальности иначе. Что пугает?

— Рвотный рефлекс, — поджимая губы, прячет взгляд.

— Дыши носом, — играю в доктора.

— Я дышу, — она специально раздувает ноздри, демонстрируя мне алгоритм дыхания.

— И глубоко не бери, — взмахнув рукой, спокойно отвечаю. — Здесь вопросы анатомии, жена. Головка — наиболее чувствительное место. Если по-простому, то его конец!

— … — Ася куксится, по-детски надувает губы и таращится на мой пах, будто видит парня в первый раз. — Как долго?

«Пока не кончу!» — нет, так говорить не буду, а то спугну.

— Женщина тоже получает удовольствие, Цыпа. Узнаешь, когда пора.

— Господи, ты меня смущаешь, — глаза ладонью прикрывает.

— Не веришь?

— Верю, но…

Если я не ошибаюсь, жена желает знать план возможного орального мероприятия в деталях, чтобы не попасть впросак?

— Ты возбудишься, Цыпа.

— М-м-м.

Спорно, да?

— От того, что я буду в твоей власти. Хочешь увидеть сильного мужчину, наслаждение которого зависит целиком и полностью от действий слабой женщины?

— Да.

— Такое возможно. Картина, как говорится, будет маслом.

А эго так и прёт! Чего меня, спрашивается, так раздуло? Она ведь даже не подошла, не прикоснулась, не погладила, не сдавила и не сжала, не облизнула или пощекотала, а я уже и до финала самостоятельно дошёл. Незримое управление или кое-что другое, чего я пока не вижу, не понимаю, зато всеми фибрами однозначно ощущаю.

— Для этого необходимо сосать член?

У-м? Однако Ася осмелела и стала миленькие пошлости вворачивать.

— В том числе.

— Пожалуй, на сегодня достаточно.

— Не забудь себя ласкать.

— Что? — запрокинув руку, жена сжимает шею и поправляет прилипшие к её плечам отяжелевшие от воды тугие локоны.

— Грудь, например, и…

«Чёрт!» — последнее, что слышу, потому как дальше только чернота, мрак и безвоздушное пространство.

Страховки больше нет! Раскрыл ей все секреты, показал колоду, убрал краплёные и подложил немного козырей, упомянув про собственное наслаждение. Теперь всё зависит только от Мальвины и её желания. Хочу верить, что это добровольно, а я ни на чем непредумышленно не настоял, иначе не прощу себе, что с этим поспешил, вероятно, испугал и заставил сомневаться в только-только приобретенных умениях.

Она опускается на колени и, двигаясь на них, подбирается ко мне поближе. Жена поглаживает мой живот, трогая напряженный пресс; специально не касаясь плоти, рассматривает кожу, подцепляет ногтем тёмную дорожку из волос, затем заводит ладони назад и, сжав несколько раз мой зад, снова возвращается к тому, что взведено и уже готово.

— Это пытка, — рассматривая сквозь ресницы её сосредоточенное лицо, шиплю. — Очень изощрённо, как для новобранца! Решила доконать? — запрокинув голову, выдыхаю в потолок и стукаюсь затылком о влажный кафель.

— Тебе приятно?

Издевается? Жестоко и отвратно. В подробностях пересказать, какой я каждый раз ловлю приход, когда остаюсь в опасной близости со своей женой? Есть в этой недотроге нечто, что заставляет играть пожёстче, подумывая о бурной страсти, с которой я хотел бы брать её. В чём дело? Что здесь не так и что такого? Возможно, голубые глаза? Или густая белоснежная копна? Вероятно, женственная фигура? Но в большей степени она сама?

Жарко, влажно и опасно. Жена обхватывает член одной рукой, проводит по стволу, несмело подаётся на меня вперёд, при этом сильно выгибает поясницу и отставляет ягодицы, покоящиеся на мягких пятках. Идеальный вид, прекрасная картина, от созерцания которой я себя теряю, размазываю мысли, стираю к чёрту все барьеры, шиплю, закусывая нижнюю губу.

— Да, малышка.

Ася несмело прикасается к головке, будто пробует, выставляя язычок. Щекотно и приятно, а я, похоже, улетаю. Она облизывает плоть, наворачивая круг за кругом, ласкает языком венец, уздечку, ободок. Я слышу странный звук. Что-то грубое поёт?

Моя грудная клетка раздается, а мышцы на животе непрерывно сокращаются, подавая кровоток, я напрягаюсь и дышу, как загнанный сайгак, неоднократно пропуская удары метущегося в клетке сердца. Она сосёт, при этом издает тот самый пошлый звук, который, вероятно, слышала, когда смотрела взрослое кино, в котором натуральное, искреннее, близкое, красивое и нежное, изображено в ужасной форме. Это извращение: чья-то богатая на подобные события нездоровая фантазия находит долгожданный выход в цепочке бешено сменяющихся кинокадров, а в настоящей жизни всё не то.

Огромные глаза внимательно следят за мной. Я, как в тумане, но вижу всё. Всё, что происходит там внизу.

— Ты умница, — шепчу, запуская пятерню ей в волосы, сжимаю и направляю Асю, помогаю, насаживаюсь и торможу её поспешные движения, вынуждая подстраиваться под любимый мною ритм.

Она послушно выполняет, замедляется, причмокивая, выпускает член, а после облизнув головку, снова забирает.

— Вот так! — растекаюсь, опираясь на скользкую стену, и подаюсь вперед, царапая головкой нёбо, а затем щеку.

Она пытается улыбнуться. Слегка растягивает рот и проталкивается немного глубже, а я, вздернув губы, обнажаю крепко сцепленные зубы. Шиплю и щелкаю языком. Можно ли это считать тем стоном, о котором мы спорили с женой в машине? Вряд ли. Скорее, это поощрение для той, которая стоит на коленях передо мной и орально ублажает.

Ася двигает губами, помогая себе рукой, сильно увлажняя ствол, давится собственной слюной, но меня не выпускает. Хочу верить, что мой внешний вид её нисколько не пугает, а скорее, как красная тряпка для быка, является вполне отчетливым сигналом о том, что я просто наслаждаюсь тем, что она тут вытворяет. Жена одной рукой сжимает свою грудь, оглаживая бешено двигающиеся рёбра, опускается на живот и направляется еще немного ниже. Она себя ласкает? Расставив ноги, ритмично двигает рукой, потирая половые губы. Нет уж! Кончит только со мной.

Оттолкнувшись от стены, двумя руками обнимаю влажное лицо и двигаюсь, имея Асю в рот. Она не закрывает глаз и не отводит взгляда. От такого вида в моей башке происходит взрыв, а я теряю контроль, передавая управление Цыплёнку, который трахает меня, вынуждая ныть, скулить, мычать.

— Черт! — шиплю на последних толчках, а прежде, чем излиться, предупреждаю и прошу. — Сейчас кончу. Можно?

Жена утвердительно кивает и, моргнув глазами, свое согласие еще раз подтверждает.

Мужики не стонут! Это полная херня, должен вам сказать. Определенно слышу грубый голос, который о чём-то непонятном просит женщину, облизывающую губы и убирающую пальцами остатки семени, которого оказалось, как на грех, слишком много.

— Ты как? — пытаюсь сфокусироваться на том, что вижу. — Иди ко мне, — подхватив ее под мышками, аккуратно поднимаю и сразу прижимаю к себе. — Всё хорошо, — еложу мордой по её щеке, виску и шее. — Ты великолепна, Цыпа.

— Тебе понравилось? — бешено троит и тихо всхлипывает.

— А тебе? — сильно напрягаюсь, контролируя с большим трудом нижние конечности. — Блядь, Аська, я сейчас инфаркт поймаю. Ты что творишь? Это же…

— Поцелуй меня.

Мог бы и сам догадаться. Мгновенно запечатываю женский рот горячим поцелуем…

«Она сосала — я смотрел» — на повторе музыка играет, не затыкаясь уже, наверное, битый час. Её голова покоится на моём плечо, а сама прима секса, перекинув ногу, лежит на мне, выпуская пузыри в основание шеи.

Этот отпуск будет нашим лучшим временем с момента свадьбы. Дело не в плотских играх и недавно случившемся минете. Скорее, в том, что с Асей чересчур спокойно и очень хорошо, а выражение, что «в болезни родные стены помогают», начинает играть несколько иными красками.

Я не сказал ей про последствия, не сказал про возможности и чертовы проценты. Соврал? Нет, просто не посчитал пока возможным посвятить жену в подробности. Какая, в действительности, разница, каков наш детородный статус, если у нас есть сын и мы как будто счастливы?

— Костя? — уже проснулась?

— Угу.

— Я хочу спросить, — начинает рисовать пальцем на моей груди, задевая тонкий волос. — Щекотно? — подняв голову, смотрит мне в лицо.

— У-у, — поджимаю подбородок, чтобы лучше её видеть.

— Один вопрос! — выставляет мне под нос направленный в потолок тонкий указательный пальчик.

Сказать ей, что после нашей тесной встречи в душевой, ключевая ставка по насущным проблемам значительно повысилась. И я с легкостью вытяну, возможно, две, а то и три задачи.

— Я смогу еще забеременеть? — заглядывает мне в глаза. — Не обманывай, пожалуйста, — сразу добавляет. — Лучше правда. Я всё переживу.

— Перестань, — аккуратно смахиваю едва-едва наметившуюся жирную слезу. — Кто о таком может знать? — но всё же прямо не отвечаю. — Скажу «да» — обнадежу. Скажу «нет» — обижу, оскорблю.

— Ты хочешь ещё детей?

Чёрт его знает! Когда-то, в прошлой жизни, я просил Юлу родить мне дочь. Старался, как можно лучше обустроить наш хлипкий, как оказалось, быт, добиться единодушия и согласия с женщиной, для которой был никем. Никто — это тот же лучший друг. Фролов, наверное, посмеялся бы над такой теорией. Ну что ж, это моё мнение и я не собираюсь его менять или доказывать. Оно просто есть. Кому-то с его существованием необходимо смириться и не заострять на том внимание.

— Спи, — целую в теплую макушку.

— Я хочу, — внезапно заявляет.

— Одного, что ли, мало? В таком случае я бы на месте Тимки начинал активнее качать права.

— Он быстро вырастет, Костя. К тому же я не боюсь. Пусть качает. Он такой хорошенький, — поджав кулачок ко рту, хохочет.

Без сомнений. Я с ней полностью согласен. Мальчишка великолепен. Его спокойствие в критические моменты, мужская сдержанность, та самая выдержка, разумность и некоторая покладистость, пусть и не всегда, а лишь по некоторым вопросам, отлично выручали меня, пока жена находилась в стационаре. Парень крепился и почти не плакал, словно понимал неизбежность сложившейся ситуации. Он пока молчит, но, кажется, по внимательному и пронизывающему взгляду я с легкостью могу считать его переменчивое, как погода на море, настроение.

— А второй, значит, в развитии будет отставать? — ехидно хмыкаю. — Аська, ты, видимо, перевозбудилась. Перегрел?

Правильнее, вероятно, перелизал. Не суть важно!

— Я смогу? Ответь, пожалуйста.

Что ей сказать? Правду, только правду. Вспомни, как ты бесился, когда тебя водили за нос, как нагло врали, как шептались за спиной, как бегали на случки, пока ты мотался по бесконечным командировкам.

— Ты знаешь, как устроена женская репродуктивная система?

Похоже, не с того я начинаю. Но ничего не поделать. Понеслась!

— Я бесплодна? — скрипит жена.

— Природой предусмотрены два яичника — левый и правый. Ась? — сжимаю её руку. — Спишь?

— Спасибо, что сказал.

Лениво, с неохотой отползает и сразу поворачивается ко мне спиной.

— Не нужно лежать на том боку, — пытаюсь развернуть к себе лицом. — Иди ко мне.

— Лучше бы я…

— Закрой рот! — приподнявшись, грубо рявкаю. — Повернись, сказал. Какого чёрта ты начинаешь? Считаю до трёх…

Не успеваю сказать свой пресловутый «один», как жена свешивает ноги и садится на кровати, располагаясь по-прежнему ко мне спиной.

— Это ссора? — шиплю, третируя взглядом женский обнаженный тыл.

— Нет.

— Скандал? — оттолкнувшись от матраса, принимаю почти такое же положение. Копирую позу и переменчивое настроение. — Нельзя загадывать на будущее, синий лён. Начнешь строить планы — Всевышний, — зачем-то подкатываю глаза, — рассмеётся. Мы будем стараться. Слышишь? Ты поправишься, разберешься со здоровьем. Мы ведь даже…

— Я хочу наверх, Костя.

Вижу ведь, куда направлен её взгляд.

— Там смотровая площадка, бешеный ветер и темень, хоть глаз коли…

— Мужики не стонут, — шепчу на ушко крякающему Тимке. — Ты чего завёлся? Соскучился по маме? — мальчишка водит глазками и, засунув в ротик вместо соски пальчик, катает хрящик на маленьких почти невидимых зубах. — Она сейчас придёт.

Когда она ушла? Я не заметил, как пропала. Мы не повздорили, да и тот разговор едва ли можно считать размолвкой или крупной ссорой, но я не углядел за ней — уснул.

Укладываю сына в его кроватку, забираю выплюнутую соску, провожу пальцами по переносице и выпуклому лбу — гипнотизирую ребёнка, вынуждая закрывать глаза. Тимофей, словно напоследок, вскрикивает и почти мгновенно замолкает.

Моего же сна как не бывало. Я поднимаюсь, считая про себя количество пройденных ступеней винтовой лестницы, ведущей на открытую площадку перед давно потухшим фонарём.

Она всё еще здесь. Женская фигура с широко расставленными по сторонам руками, укутанная в какой-то вязаный кафтан, стоит на нижней перекладине в ограждении.

— Что ты делаешь? — шепчу, не отводя от того, что вижу, взгляд. — Ася, перестань!

— Я лечу, — степенно отвечает. — Подержи меня.

Взяв ее за талию, прижимаюсь телом к подрагивающей даже за таким количеством одежды спине. Смотрю в затылок Аси и не чувствую, как это ни странно, почвы под ногами.

— Не боишься высоты?

— Нет, — мотает головой. — Красиво?

— Тшш, послушай.

— Красиво же? — повышает голос.

— У нас будут дети, Ася. Хочешь ещё?

Начинает, видимо, прислушиваться, потому как я слепо вижу, что её голова находится сейчас вполоборота, а её хозяйка, затаив дыхание, чего-то ждёт.

— Два, Цыпа, лучше и надёжнее, чем один. Но и один способен творить чудеса. У меня не было детей ни с первой женой, ни со второй. Грешу на то, что первый брак был очень скоротечным…

— Ты любил её? — перебивая, неожиданно задаёт вопрос.

— Нет, — не задумываясь, отвечаю.

— У-у-у.

Кто-то чем-то недоволен?

— Тшш, я сказал, — сжимаю женские бока и подхожу поближе, впечатываюсь, с ней сливаясь.

— Извини.

— Два с лишним года брачных отношений с Юлей принесли лишь огромное разочарование и убили что-то нежное во мне. А ты подарила мне сына, Ася. Понимаешь?

— Нет.

— Я опять живой, Цыплёнок.

И готов бороться! Я готов бороться за неё. Как донести-то мысль?

— Поздравляю, — несуразно что-то там еще бормочет, да только я не слушаю её.

— У нас всё будет очень хорошо, — упрямо продолжаю.

Просто потому, что по-другому невозможно.

— Обними меня.

Я тут же выполняю и поднимаюсь, ставя ноги на те же перекладины. Ася прижата к перилам, а я над ней возвышаюсь.

— Полетели? — предлагаю, безуспешно разглядывая отсутствующую линию горизонта.

— Признай, пожалуйста…

Господи, нет!

— Угу, — подбородком фиксирую женскую макушку. — Что угодно!

— Ты стонал.

— Нет.

— Стонал-стонал-стонал, — крутится в моих объятиях.

— Мужики не стонут, Цыпа. Стой смирно, женщина!

— Лгун! — выплевывает обвинение.

— Я никогда не обманываю, — парирую слишком быстро. — Это клевета!

— Правда? — задирает нос и выставляет подбородок в отчаянных посмотреть на меня.

— Чистая! Как стекло этой лампы, как твоя слеза, — нахально утверждаю. — А если ты не перестанешь…

— Ты скучал по мне, Костенька?

Очень неожиданно, но делать нечего — надо отвечать.

— Скажем так, я уже привык к тебе.

— Скучал, скучал, скучал, скучал, — бьет ладонью по перилам. — Да признай же ты, в конце концов! Упрямый мужчина. И ещё….

— Скучал. Очень. Жестко и невыносимо! — мычу в её затылок, прикусывая осторожно кожу.

— Ура! — хохочет, обмякая. — Ты делал так: «А-а-а-а, а-а-а-а!».

— Ну, хорошо.

Да! Черт бы нас подрал. Без вопросов. Я стонал! Стонал, пиздец, и наслаждался. Хочет, чтобы я и этот факт признал. Ладно, пусть будет так.

— Ты права.

— Ура, ура, ура-а-а-а! — визжит жена и, запрокинув мне за шею руки, с кряхтением обнимает.