Ася

Глава 4 Тест

«На новом месте приснись жених невесте» — так, кажется, в народе говорят, когда ночуют не в своей постели? За месяц с небольшим, в течение которого я живу в этом небольшом приморском городке, мне дважды довелось использовать народный шепоток на обретение личного счастья. В первый раз — когда ложилась спать в доме у благожелательно ко мне настроенной хозяйки, с которой я познакомилась здесь же, но только год назад; а во второй — когда укачивала никак не засыпающего Тимку в комнате, выделенной нам Костей. С блаженной и расслабленной улыбкой на лице я несколько раз, как молитву, повторила просьбу, обращаясь с надеждой на понимание к несправедливой — но только временами и исключительно ко мне — Вселенной.

На часах всего лишь пять утра, но я уже успела привести себя в порядок, почистить зубы и принять прохладный, но комфортный по температуре, душ. На сегодня, как меня предупредили, намечен визит к женскому врачу, визит к которому в последний раз у меня был через месяц послед родов сына. Тот важный доктор заверил, что я гинекологически здорова и довольно-таки хорошо перенесла родовой процесс. По крайней мере, сами роды был естественными и долгими, но все-таки терпимыми и без последствий для моей репродуктивной системы. Я могу иметь детей в дальнейшем, если буду к этому готова. Не знаю, если честно. О подобном не задумываюсь, потому что… Не с кем! Тогда зачем сейчас я должна посещать специалиста, если соответствующих жалоб нет, и я, к тому же, прекрасно себя чувствую. Так что, у меня нет на то причин, а значит, я вполне могу отказаться и не делать одолжение, от которого толку все равно не будет. Интимных отношений у меня нет и, судя по всему, в ближайшем будущем не предвидится. Мое личное время, моя жизнь, да и вся я целиком принадлежим одному важному, но пока что крохотному человечку.

Мой сын — единственная радость, гордость и надежда. Мой самый близкий человек пока что дрыхнет живым упитанным бочонком, раскинув ручки и периодически подергивая ножками.

— Тимошка-Тимошка, — щекочу кончиком указательного пальца периодически надувающуюся щечку, почти не прикасаясь, очерчиваю ямочку и придавливаю и без того приплюснутую носик-пуговку на умиротворенной детской мордочке. — Кушать не хочешь? — умиляюсь, рассматривая сыночка свысока и чуть-чуть издалека.

Грудь ноет, но молока там с гулькин нос. Возможно ли, что питание для сынишки исчезло из-за того, что я перенервничала и периодически экономила на своей еде? Скорее всего! Вот и ответ на ранее поставленный вопрос. Не люблю болеть, боюсь врачей, переживаю, психую и, видимо, заболеваю на нервной почве.

«Черт!» — прикрыв глаза, отступаю от кровати, на которой мой сынок в попытках поменять положение для сна, пытается перевернуться на бок. Тимка не отстает в развитии. Откуда такая уверенность и непередаваемая гордость за мальчишку? Во-первых, это моя плоть и кровь, а во-вторых, экономя на себе, для детки я многое позволяла. В большом городе у Тимофея был личный педиатр, которого мне порекомендовали девочки-соседки по больничной палате. Специалист был щедро вознагражден за каждый свой визит к нам, когда мы с ним ютились в квартире у Валерки. Сын реагирует на голос, следит глазенками за одушевленными предметами, то есть людьми, больше, чем за своими погремушками. Он уверенно держит голову и даже «поет», нараспев воспроизводя смешные квакающие звуки. А вот, наверное, уже две недели, как он пытается перевернуться на животик. Что хочу сказать? То, что подобное стремление я вполне могу понять. Спина спиной, но то ли дело маленький животик!

— Раз ты не собираешься вставать, то, — обкладываю ворочающееся тельце тугими подушками, затем подтягиваю ребенка выше к изголовью и аккуратно отодвигаю, размещая господина по центру двуспальной кровати, на которой я загадала сон про принца.

Всё врут! Неправда! Глупости! Ни разу суженый мне не приснился, не пришел и за руку не взял: то ли я ошибаюсь в тексте, то ли звезды к таким, как я, с рождения не балуют и не благоволят. Это не обида и не сожаление. А что тогда?

«Да просто так!» — склонившись над Тимошкой, бережно целую в теплую щечку, губами задевая подрагивающую венку на виске.

— Позовешь меня?

Сынок помалкивает, но размеренно сопит.

— По-видимому, это да?

Ребенок крякает и поджимает раскинутые до этого момента ручки и ножки к тельцу, формируя маленький комок.

Вот и хорошо!

Еще довольно рано, а это значит, что у меня имеется прекрасная возможность осмотреться в доме, в частности, обойти служебные помещения и провести ревизию на кухне.

«Вот это да!» — пройдя на цыпочках длинный полутемный коридор, я попадаю туда, где по задумке хозяева должны принимать пищу.

Это бальный зал! Тронное помещение с диковинным панорамным окном, составленном из нескольких фрагментов, присоединенных друг другу в странной последовательности. Как будто передо мной сейчас стеклянная мозаика, все элементы которой одного цвета — прозрачного, но размеры каждой части разные. Посередине помещения находится круглый стол, то есть каждый сидящий за ним может почувствовать себя главой семьи. Современная бытовая техника, с которой я, к сожалению, не дружу, потому что не умею обращаться, находится на своем месте, подмигивая мне сочно-голубыми огоньками.

«Издеваетесь, да?» — провожу пальцами по гладкой поверхности рабочего стола, прослушиваю скулеж, который издает моя кожа при соприкосновении с материалом, который можно сравнить с теплым плексигласом, настолько он прозрачен и вылизан до блеска.

Встречаюсь носом с высоким холодильником, чья высота с моим ростом вообще несоизмерима. Уверена, для того чтобы сравняться по этому параметру с бессловесным аппаратом, необходимо взять две штуки таких, как я.

Молоко. Сыр. Творог. Овощи. Фрукты. Зелень. Еще что-то яркое и скрученное в рулетики находится в прозрачных пластиковых контейнерах. Потом, конечно, сок. Сливочное масло. Яйца. Грибы. Мясо, разложенное на порционные лотки.

«Что можно приготовить из такого ассортимента?» — «Абсолютно все!».

Но я решаюсь порадовать хозяина картошкой с «пригарочками» и творожной запеканкой с медом, открытую баночку которого я замечаю возле электрического чайника. Если бы мне предложили такой завтрак, наверняка я бы начала свой день в крайне благодушном настроении. Да только я здесь никто, а значит…

— Доброе утро! — определенно очень удивленный хозяин приветствует меня только лишь в восемь часов утра. — А-а-а-а… Это что? Зачем? — он зол, не понимает, что здесь происходит, или…

— Доброе утро, Костя! — пытаюсь улыбнуться, но сначала все же поправляю сползшую куда-то на затылок косынку, перекидываю на спину заплетенные в косу волосы, а потом отряхиваю завернувшийся фартук. — Я вот… Подумала, что… Я позволила себе… Прошу прощения… Все хорошо?

Судя по мужской реакции, скорее нет, чем да.

— И ты здесь? — не отвечая и не глядя на меня, вдруг обращается к Тимошке, лежащему сейчас в походной переноске. — Все здесь контролировал, да? — а это, видимо, прямое обращение ко мне?

— Да, — вдобавок к утверждению киваю.

— Что ты делаешь? — мужчина странно шепчет, по-прежнему визуально не обращаясь ко мне. — Зачем?

— Это простой завтрак.

— То есть?

— Я подумала…

— Как ему спалось? — недослушав, кивком указывает на Тимошу.

— Без происшествий…

Так я теперь об этом сообщаю! Сухо и по факту. По-видимому, я солдат, по воле случая попавший в немилость к генералу и поэтому рискующий попасть на чертову губу.

— Не стоило утруждаться, Ася, — брезгливым жестом пальцев указывает на собранный мною завтрак.

— Это ведь нетрудно, — дергаю плечами. — Даже в радость.

— И тем не менее, — он направляется к столу, на поверхности которого находится большой графин с водой.

— Ты не завтракаешь?

— Какая разница? — разговаривая со мной, заполняет до краев стакан.

— Это…

— Через полчаса приедет врач. Мальчик готов?

Готов? Словно это не человек, не живое существо, не его сынок, а что-то мерзкое, достойное сухого определения «этот мальчик». Мне надо Бога благодарить, что мой малыш — не слепой котенок или еще какой животный сосунок.

— Клянусь, что Тимка твой! — унизительно сжимаюсь.

— Так он готов? — отпив, затем глотнув, а после морщась и покашливая, еще раз задает вопрос.

— Да.

— А ты?

— У меня месячные, — шиплю, понурив голову, не поднимаю глаз.

— Ты ведь недавно кормила. Я мужчина, но кое-что об этом знаю. И потом! И что? Если на одну секунду представить, что ты не солгала, то…

Он, что ли, побуждает меня к ответу, не заканчивая таким тоном предложения?

— Я не смогу показать себя врачу. Я…

— Это не секс, Юля. У тебя не плановый визит, а ургентный. Возникла острая необходимость.

— Твое желание?

— В этом доме мое желание — закон! — искривив надменно губы, смотрит мне в лицо.

— Я здорова и у меня ничего не болит, — хотя низ живота сейчас горит, а правый бок после того, как я здесь чуть-чуть посуетилась, о чем-то сильно нудном песню тянуще вопит.

— Значит, гинеколог это подтвердит и напишет справку.

— Содержание которой в полной мере удовлетворит тебя?

Не слушая меня, спокойно продолжает говорить:

— Кроме того, я намерен сегодня сдать материал для установления моего так называемого отцовства.

— Тебя обманывали, что ли? — отворачиваюсь и шиплю, прищуриваясь и скрипя зубами.

— Нет.

— Так что…

— Мне откровенно и очень нагло врали. Говорили одно, а на самом деле было другое. Я научился не доверять, но проверять. Особенно красивым женщинам.

— Я тебе не врала, — неожиданно застываю на последней фразе. — Я… — но он меня перебивает.

— Предосторожность не помешает. Внимательность и сосредоточенность лишними не будут. К тому же я никак не возьму в толк твое внезапное появление в этом доме. Не сходятся концы с концами. Секс на одну ночь, а теперь…

— Зачем…

— Забрал тебя из гостиницы? Только это интересует?

— Да, — вскидываюсь и поворачиваю голову так, что сейчас, скосив глаза, я вижу, как он сзади приближается ко мне. — Что?

— Не поворачивайся, Мальвина…

Звучит так, словно он отдает приказ, которому я не смогу не подчиниться. Поэтому я возвращаюсь в положение «анфас», мгновенно застываю, уставившись в большой фрагмент огромного окна.

— Я не утверждаю и не обвиняю, но у меня нет причин тебе доверять. Твое поведение, как минимум, чрезвычайно странно, а сама ты…

— Не от мира сего?

— Я бы мягче выразился, но ты…

— Сказала сама!

— Будешь заканчивать за меня предложения?

— Да! — расправляю плечи и выставляю грудь вперед, приподнимая подбородок.

— Я пока что в состоянии самостоятельно это делать. Не стоит дергать тигра за усы, синеглазка. Рискуешь остаться без руки.

— У меня есть имя, которое ты специально путаешь, Костя.

— Не буду извиняться, а это мы уже с тобой намедни обсудили. Гордая, да? — его рука змеей проскальзывает поверх моего плеча и, сделав резкий выпад, сжимает щеки, вытягивая сильно и немного больно мои губы. — Иди сюда, — он вынуждает меня прислониться спиной к его груди, почти улечься и раскинуться на крупном, но поджаром теле. — Секс был плох? Что-то не устроило? Или ты на большее рассчитывала? Почему ты ушла тогда? — я слышу шепот возле уха, точнее, в районе правого виска.

— И хорошо! Хорошо, что я ушла. Значит, интуиция не подвела. Ты садист? Доставляет наслаждение мучить женщин? — пытаюсь вывернуться из захвата, но мужские пальцы сильнее сдавливают скулы, проталкиваясь внутрь рта. — Прекратите! Вы…

— А заплатила за что? За…

— За то, что за вещами присмотрели. За то, что…

— За секс? Поблагодарила, да? Сказала мне спасибо, что стала женщиной? И как? Жалеешь, вероятно? Сын и предполагаемый отец-садист? О таком мечтала?

Предпочитаю несколько иное определение, но пусть будет:

— Да! — боднув пространство, все-таки освобождаюсь и сразу отхожу на несколько шагов вперед.

— Если мальчик — мой, то каковы твои планы, Ася Олеговна Ступина, девушка без адреса и розовой странички в соцсети?

— Никаких.

— Повернись ко мне, пожалуйста. Хочу, чтобы то, что я намерен сейчас тебе сказать, ты услышала, глядя мне в глаза.

Я поворачиваюсь, а мужчина, чей образ я зачем-то загадала в эту ночь, приближается ко мне, крадучись, как дикий зверь, который провел большое количество времени в засаде.

— Я дважды был женат, девочка. Дважды — херово, как говорят, из рук вон плохо. Сначала я вдовец, а напоследок — разведенный хрен. Пробный муж, брошенный второй женой. Знаешь, что такое декретное место? — я киваю, он, же усмехнувшись, продолжает. — Декрет продлился недолго. До обязательных трех лет мы с Юлей, к сожалению или счастью, не дотянули. Сейчас она счастлива с другим. У них отличная семья и двое маленьких детей, а у меня дурной характер и этот дом, напичканный по крышу тяжелыми воспоминаниями. Я ничего не хочу менять! Это мой проект, мое детище, мой малыш, но… — разведя по сторонам руки, прочесывает окружающее нас пространство. — Я порченный товар, по возврату вернувшийся на полку маркетплейса…

— Что? — я сильно задыхаюсь и непроизвольно морщусь, а затем плююсь.

— Не питай иллюзий, златовласка, что сможешь с этим что-то сделать. Не думай, что удастся. Не считай, что лучше, красивее, нежнее и добрее. Не надо! Амбиции — это хорошо, когда имеешь дело с чем-то неодушевленным. Например, строишь карьеру. Или даешь зарок. Или участвуешь в каком-нибудь марафоне. Или соревнуешься с собой, потому что не можешь вообще, в принципе, не соревноваться. У нас большая разница в возрасте, а это охренительный барьер и руководство к действию, которое тебе, уверен, не понравится. Через два месяца, Ася, мне будет сорок лет. Тебе… Напомни, пожалуйста…

— Двадцать шесть.

— Когда?

— В феврале.

— Это непреодолимое препятствие. Ты девочка, случайно вляпавшаяся в дурную ситуацию. Я бы порекомендовал тебе бежать! — он нехорошо хихикает и грозно хмурится. — Бежать быстро! Очень-очень! Без оглядки.

— Зачем? — распахнув глаза, смотрю в обезображенное от таких ужасных слов до этого момента красивое мужское гордое лицо.

— Ничего не выйдет.

— Мне ничего не надо.

— Слышал! Запомнил с первого раза, поэтому не стоит повторять.

— Подруга посоветовала разыскать Вас…

— Вас? — он удивленно выгибает бровь.

— Да. Вас! Я не смогу говорить «ты» человеку, который, — бросаю быстрый взгляд на странно присмиревшего сынишку, — умеет только запугивать и о чем-то предупреждать. Хотите анализ — извольте. Вы хозяева жизни. Господа! У таких, как Вы, Костя, куры денег не клюют. Вы следите за мыслью?

— Злишься? — он снова приближается.

— Я в бешенстве.

— Из-за того, что я сказал?

— Я зла на себя. Зачем? — срываю с головы косынку и отбрасываю накрахмаленную тряпку на накрытый стол. — Мне не стоило приезжать сюда. Сидела бы в городе, сняла бы там квартиру, спряталась…

— Это правда, Ася. Я нехороший человек, как муж. Ты выбрала очень неудачный экземпляр. Настолько плохой, что нарочно не придумаешь. Я гожусь исключительно на отношения без обязательств, хотя самоощущение, если честно, задроченно щебечет об ином. Но мне нельзя привязываться. Границы довольно быстро стираются, исчезают и две половинки сливаются в одно е. учее целое, которое на хрен никому не сралось. Меня потом оттуда, из тех отношений, с мясом выдирают, а я жить хочу. Вернее…

— Мне очень жаль, что… — я резко замолкаю, потому что Костя уже рядом. Слишком близко, вплотную, нос к носу и глаза в глаза. Это ведь оно? То ненавистное ему слияние. Не стоило! Он прав, и я права. За что…

— Хороший рост и вес. Мальчик возрастные граммы набирает, но все же медленно, поэтому я рекомендую докорм. Постепенно, но регулярно. Он будущий мужчина. Они любят есть. Да, пупок?

Пупок? Смешное прозвище и не обидное. Женщина-педиатр, навестившая сегодня нас, чересчур внимательна, хорошо воспитана, культурна и профессионально грамотна. Как я это поняла? Мой Тимка был осмотрен, прослушан, нежно измят и даже защекочен со всех сторон. А те приборы, с помощью которых она провела осмотр, заинтересовали не только меня, но и Тимофея. Он вскрикивал, когда она заглядывала сыну в ушки, попискивал, когда женщина раздвигала и без того распахнутые, как птичьи крылья, ноздри. А когда пришло время обмериться, взвеситься и дать себя послушать, мой мальчик проявил себя, как самый несговорчивый ребенок. Однако для специалиста с хорошим опытом работы провести такие манипуляции не составило большого труда, но все-таки потребовало не абы какой шутливо-развлекательной смекалки. Тимоша пристально следил за худыми пальцами женщины, выказывал изумление, дарил ярчайшую улыбку, даже попу подставлял и, подтягивая к пузу ножки, демонстрировал аккуратное хозяйство, не стесняясь наготы и немного влажного подгузника, и при всем при этом искал внимания отца, который в отличие от него не намерен умиляться и выдавать авансом жалкое внимание.

— Вы хорошо ухаживаете за сыном. В развитии нарушений я не наблюдаю. Чистый ребенок и активный человечек. Да, пупочек?

— Да, я понимаю, — слушаю врача, а краем глаза слежу за Костей, стоящим к нам, троим — к педиатру, ко мне и сыну — спиной, заложив руки в карманы черных брюк.

Черная рубашка с закатанными до середины локтя рукавами, хрустящая от чистоты дорогая ткань, узкие и выглаженные брюки, кожаный ремень и начищенные до блеска темно-коричневые туфли. Строго, но в то же время по-домашнему. Наверное, все дело в беспорядке в волосах на гордо выставленной голове. Костя элегантен, но не жеманен и прилизан.

«Идиотка!» — я ведь на эту внешность повелась год назад, а надо было думать о поступках.

— Складочки симметричные, хороший тонус мышц, плюс, — врач наклоняется к Тимошке и прикасается к лобику ребенка своим лбом, сынок пырскает будто недовольство проявляет и тут же отворачивается от нее и обращается лицом к незамечающему его отцу, рассматривающему нечто интересное на улице, — слишком любознательный и коммуникабельный. Споешь, Тимоша? Чудесно! На животик переворачивается хорошо?

— Нет.

— Есть трудности? — она как будто настораживается.

— Пока не удавалось.

— Думаю, что Вы просто не замечали…

На этом слове Костя поворачивает голову и начинает, наконец-таки, прислушиваться.

— Он пытается, но… Утром не вышло.

— Был сонный. Не расходился. Да? — разговаривает с мелким пациентом, а после обращается ко мне. — Хотите простой эксперимент?

— Хочу! — мужчина отвечает за меня.

Кивнув согласием, врач моментально выкладывает Тимку на ровную поверхность, прикрытую пеленкой, а мой сынок с улыбкой на лице и обязательным кряхтением, раздувая щеки и собирая пальцы в кулачки, по-богатырски поднатужившись не то чтобы стремительно, но все же быстро переворачивается через бок на крохотный живот.

— Я… — открываю рот, и тут же клацнув зубами, от радости подпрыгиваю. — Господи! Ура!

— Прятался, да? — присев перед ребенком, женщина заглядывает в сосредоточенное детское лицо, раскачивающееся перед ее носом. — Сила в предплечьях, плечиках… Замечательно!

Замечательно? Да просто нет подходящих слов.

«Что скажешь, папа?» — с вызовом в глазах смотрю на Костю, сосредоточенного сейчас на том, что вытворяет наш с ним сын, и не верю…

Не верю, что этот человек не способен на серьезные отношения. В ту единственную ночь, которую мы провели с ним год назад, я кое-что другое разглядела.

Добрые глаза… Янтарный взгляд… Грустный, мудрый, мягкий взор… Обычное внимание! Когда мне тяжело, что, откровенно говоря, случается довольно часто, я вспоминаю этого мужчину и его лицо, а также ощущение, которое я называю «душевное общение».

Секс, секс, секс… Я в этом не искушена. Ничего не знала и не знаю. В этом направлении с последней нашей встречи не произошло существенных изменений. А с ним… Всего один лишь раз… Тогда…

— Менструации есть? Лактация налажена или под вопросом? Цикл регулярный? — мужчина-гинеколог задает до тошноты банальный вопрос, на который я не могу дать какой-либо ответ, потому как пол врача смущает донельзя. — Ася?

— Нет, — понурив голову и потупив взгляд, отвечаю в пол, прочесывая взглядом кафельный узор.

— Что-то беспокоит?

— Нет.

— Три месяца…

— Я здорова. Проблема с грудным вскармливанием, но педиатр уже дала назначения.

— Вы хотите осмотр?

Я? Я ничего не хочу! Но…

— Я беспокоюсь за нее, — встревает сидящий рядом Костя.

Что больше смущает? То, что женский врач мужского пола? Такой себе гинекологический кавалер! Или то, что посторонний человек, который совсем недавно, даже трех часов не прошло, зарядил о своей жестокости и неспособности к моногамным и серьезным отношениям, сейчас рассиживается в этом кабинете с раскоряченным во все стороны медицинским креслом и спокойно обсуждает с незнакомым нам обоим человеком мое женское здоровье?

— У нее болит низ живота. Она стонет, но боль отрицает.

— Это было отравление, — заискивающим взглядом посматриваю на врача. — Но уже все прошло.

— Мы специально записались на прием сегодня, потому что она боится идти без меня.

Что-что?

— Понимаю, — глубокомысленно заявляет улыбающийся доктор.

Что-что?

— Я выйду, — Костя шепчет мне на ухо. — Давай его сюда.

Его? Неизвестно кого? Передать неизвестно кому?

— Я свободный человек и не хочу этого врача, — теперь шепчу я. — А сын…

— Его зовут Тимофей, — он улыбается, а у меня от изумления раскрывается рот. — Не упрямься, Ступина. Помни, — щекочет губами и дыханием мне ушную раковину, — о том, что я старше, а значит, мудрее и опытнее, к тому же, вторая жена научила посещать такие заведения. Я не возражаю, если этот специалист тебя осмотрит. Мы с парнем пока поищем манипуляционный кабинет.

— Зачем?

— Только «что», «кто» и «зачем». Скучно, Ю… Черт! — он слегка краснеет. — Пресно, Мальвина.

— Ася! Не можешь выговорить?

— Кошачья кличка, златовласка. Встретимся за дверью, — он вытягивает силой Тимофея, затем встает со стула и, покачивая задом, вальяжно, чересчур лениво, идет на выход. — Скажите, пожалуйста, — вполоборота обращается к врачу, — в клинике делают тесты на отцовство?

— Да, конечно.

— Не подскажете номер кабинета?

— Тридцать второй.

— По записи?

— Нет. Живая очередь.

Что-что?

— Сейчас это возможно сделать? — мне слышится усмешка в голосе и отвратительная издевка, вкупе с бравадой и цинизмом.

«Не смей!» — цежу сквозь зубы, затылком ощущая жесткий взгляд.

— Конечно.

— А по срокам не сориентируете? — теперь подходит и останавливается за моей спиной, согбенной под тяжестью обид и разочарований.

— В нашей лаборатории доступны для исследований материалы, полученные при проведении двух типов тестов: экспресс-тест и обычный. В первом случае — до трех дней, а во втором — от восьми до четырнадцати, но при желании и возможностях этот срок можно сократить до четырех.

— Спасибо. Тридцать второй? — он дышит мне в затылок.

Издевается? Наказывает? Дурой выставляет?

— Да, — доктор отвечает.

— Я буду там, Ася. Договорились?

Господи, как же сильно я сглупила, когда послушала Валерку, что нужно поступить по правилам и рассказать этому мужчине про ребенка. Этот тест, как по мне, слишком унизительное мероприятие. Уверен, что я обманываю, строю козни, имею какие-то виды, выгадываю, бронирую отличное место? Господа! Господа! Господа! Я вошь рядом с ним. К тому же, молодая и неопытная! Убеждена, что этим будет понукать, пока…

— У Вас есть патологическое новообразование на правом яичнике, Ася, — выложив по-школьному руки на свой стол, врач вчитывается в заключение сонолога. — Небольшое, но очевидное.

— Это рак? — таращусь сквозь него.

— Нет. Вы, — он отрывается от записей и поднимает на меня лицо, а потом глаза, — сильно преувеличиваете, но приятного все же мало.

— Что это значит?

— Мы будем наблюдать за Вами. Пока так.

— Что это значит? — я не сдаюсь и продолжаю. — У меня трехмесячный сын, а у него…

«Никого!» — оглядываюсь за спину: дверь в кабинет врача закрыта, а Костя, вероятно, уже получает результат генетической экспертизы. Почему так рано? Потому, что он чертов господин с большим кошельком и апломбом!

— Киста — это, чаще всего, подвижное образование на ножке. Такая внутренняя папиллома, с жидким, немного вязким содержимым. Сама по себе киста не страшна, когда она, — вижу, как старается, как фильтрует и тщательно подбирает подходящие для меня слова, — стабильна, если можно так сказать. А вот осложнения нас пугают. Существует вероятность разрыва капсулы и разлития содержимого в брюшную полость. Иногда разрывы кист принимают за перитонит, острый живот. Симптомы идентичны, Ася. Но…

— В остальном я здорова?

— Вы нездоровы, — опасно понижает голос. — Это патология.

— Других, — мотаю головой, показывая доктору, что я все понимаю, но меня интересует кое-что иное, — проблем у меня нет?

— Послеродовой период прошел. Цикл нерегулярный. Шанс заработать беременность при незащищенном половом акте почти стопроцентный. Я не преувеличиваю. Кормление грудью не спасает от живых опасностей. Поэтому для Вас сейчас подходит только барьерный метод контрацепции. Рекомендую презерватив. Муж не возражает?

Я не замужем! Нет, никогда…

— Оральные контрацептивы пока Вам не назначаю. Нужно наблюдать. Гормоны — естественные дрожжи. Понимаете? К тому же тромбы. Вы молодая женщина, недавно ставшая мамой. Нужно поберечься.

— Да, — сглатываю и прикрываю веки.

— К тому же, вероятно, после сцеживания и принудительного прикладывания к груди возможна релактация. И…

— Вы сказали барьерные способы?

— Да.

— А кроме…

— Полное отсутствие половой жизни. Молодые пары на такое не соглашаются. Даже при наличии очень маленьких детей люди хотят близости. Муж не хочет презерватив?

Я не знаю! И потом:

— А киста?

— Иногда подобные новообразования вызывает гормональный дисбаланс, вызванный родами и послеродовым состоянием. А вдруг…

Он пошутил? Этот доктор — шарлатан?

— Я всё! — останавливаюсь перед сидящим Костей, на груди которого развалился как будто в гамаке снующий глазками Тимошка.

— И мы всё! — он поднимается и расправляется, удобнее устраивая на себе ребенка. — Четыре дня, Ступина, — лукаво мне подмигивает.

— Что?

— Ты поняла меня. А как твои дела? Что там доктор написал?

Теперь он будет читать корявые записи, написанные мужской рукой? Нет уж, дудки!

— Все хорошо.

— Отлично! Какие планы?

Что-что?

— Справку смотреть не будешь?

— Я в понедельник сюда заеду, синеглазка, и все узнаю из первых рук. Доктор понравился? — он опять моргает?

Вот же…

— Нет, не понравился. Кстати! — резко торможу, останавливая всех нас. — Тебе назначили рекомендацию.

— Мне? — прижимает подбородок к основанию шеи, показывая на себя.

Сейчас я, вероятно, огорошу!

— Секс может быть только с презервативом.

— Это я давно знаю. Уроки полового воспитания даром не прошли. К тому же, я был дважды женат. Уже забыла, Ступина?

— У меня есть имя, — топочу ногами, выдавая гнев и злость.

— То, что ты зарядила про резиновое назначения, означает, что помимо подай-убери, помой-покорми, возможна ситуация «сунь-вынь-потереби»? На себя намекаешь? Ты предоставишь полный спектр услуг?

Черт!

— Нет.

— Я так и знал. Без проблем. А что насчет кафе, Ася Олеговна? — ногой легко приоткрывает дверь, а спиной придерживает и ждет, пока я просочусь в предложенный для этого живой зазор. — Завтрак был не очень!

Как он это понял, если напрочь отказался! Он выпил лишь чашку черного кофе с треугольным тостом, на который сверху навалил ложку светлого и жидкого меда. А вот я была вынуждена доедать все то, что приготовила за утреннее время, пока ждала его.

— Не хочется.

— А придется.

— Я не могу, — тянусь за сыном. — Отдай, пожалуйста.

— Сегодня суббота, Юля. Выходной день — для семьи! Как у нас дела? Юла?

«Юла»… «Юля»… «Семья»… Все это — он утром лично и довольно громко сказал — не для меня!

— Ты снова ошибся.

— Буду платить тебе за каждую оговорку. Идет? Так ты быстрее заработаешь, а я привыкну…

Звучит, как будто он в этом не уверен.

— Я не зарабатываю. Но разубеждать не хочу.

— Как угодно, Мальвина. Итак! Лето, июль, курортный городок, море, пляж. Пообедаем на маяке?

— Это уже было.

— Тебе там понравилось? — передает мне сына. — Ну, в прошлый раз?

— Нет, — обнимаю свое сокровище и поворачиваюсь к мужчине спиной.

— Ась?

— Что?

— Не отворачивайся, пожалуйста. Ведь если сын мой, то ты не сможешь уйти с ним. Он будет со своим отцом, то есть со мной. Что скажешь?

«У меня киста!» — наверное?

Возможно: «Я больна!».

«Я умираю!» — на самый крайний случай.

«Ты только не бросай его! Не отдавай в казенный дом. Не избавляйся от моего ребенка. Пусть я не эта Юля, но сын у меня единственный и неповторимый. Он достоин лучшей участи, чем умершая от разрыва прыщика на желтом теле мать. Не сдавай его, потому что он не понравился или у тебя с его матерью что-то не срослось. В конце концов, я по-прежнему не верю, что ты „такой“!».

— Что скажешь?

— Ничего.