Ася

Глава 3 Рассказывай!

«Что насчет педиатра, Фрол?» — еще раз задаю вопрос в по-прежнему сохраняющий молчание личный чат с дружком. — «Знаю, что не спишь» — Санёк ошалел, видать, от просьбы. — «А ну-ка просыпайся и прояви активность. Я серьезно. Есть нехорошая проблема с очень маленьким ребенком!».

Могу себе представить, что финик там себе сейчас нарисовал.

«Не староват ли ты для детского врача, Котян?» — после очередного грубого смайла наконец-то прилетает мне в ответ.

Рад, что друг в сознании и даже шутит.

«Нормального и грамотного. Цена вопроса, как обычно, неважна. Добротный послужной список и любовь к детям — два условия. Давай-давай! Подключи там Юрьева. Скажи, что босс сказал. Шевелитесь, детки! Безопасность превыше всего. И здоровье тоже. Скоренько! Ать-два, ать-два».

Я хорошо осведомлен о том, что у нашего Фролова довольно много связей имеется не только в городе, но и по области, и даже в целом, по родной стране. Уж больно Сашенька активный и очевидно, что не только в финансово-экономических делах. Фрол в каждом местном доме грязно наследил ботинками на тракторной подошве, когда тестостероново активничал и блядовал курортно.

«Пробей еще, будь добр, гинеколога!» — с издевательской усмешкой добавляю. — «Очень надо. Десять минут, Санёк. Вопрос жизни и смерти. Порадуй лучшего друга».

«Ты что надумал, друг? Пол сменить и ребенка на свет произвести? Нажрался, Красов? Так все достало? Хватаешься за возможность, как за последний шанс? Эти манипуляции с гормонами и вялым членом до добра не доведут. Отговорить смогу или не стоит даже и пытаться? Вроде бы расстались на мажорной ноте. Я, кстати, до сих пор в ярких красках представляю картину твоего постельного фиаско. Итак… Ролевую игру с Ингой замутить решил? И ребеночка родить, и кресло оприходовать? Порнухи пересмотрел? Ты подрочи и все пройдет. Жизнь снова заиграет масляными красками. Чего-то я не то себе представил. Бе-е-е! Сначала ты… Твою мать! Имя только не забудь. А потом… Нет, стоп. Ни хрена не говори!».

«Я не шучу. Нужны адекватные, практикующие и не возрастные. Не хотелось бы отвечать на личные вопросы, замечая брезгливое выражение на их ученых лицах».

«В чем брезгливость? Это их работа» — друг добавляет пожимающий плечами смайл.

«Заплачу за срочность. Мне необходимо попасть к ним на прием как можно раньше. В идеале — завтра! За работу в выходной предполагается двойная такса. Закинь удочку, прошу!» — слежу через зеркало за странной пассажиркой, прижимающей к себе никак не засыпающего ребенка.

Откинув голову на подголовник и разметав по кожаной обивке тугими кольцами струящиеся белые волосы, девица то ли дремлет, то ли медитирует, то ли очередную муть плетет.

— Тебе нездоровится? — понизив голос, задаю вопрос.

— Все хорошо, — изуродовав лицо натянутой улыбкой, спокойно отвечает.

— Он бодрствует? Голодный?

— Уже сонный. Пару раз зевнул.

— Что у тебя болит?

— Ничего, — встречается со мной глазами.

«Есть врачи, шеф! Кидаю явки и пароли, номера и адреса. Я разговаривал. Народ стабильный: и психически, и профессионально. Педиатр — с выездом на дом, а женский доктор…» — сообщение странно обрывается. Похоже, кое-кто стесняется? Не верю, если честно. Таким, как Сашик такие ситуации — пустяки, не требующие прикладывания больших усилий и не вызывающие красных пятен на нахальной жирной роже. — «Это частная клиника. Записал на твою фамилию, старик. Извини. Ты обратился, значит, у тебя проблема. Неужели какая-то девица залетела?».

«Простой осмотр. Нужно подтверждение того, что женщина здорова» — отправляю без эмоций, простая констатация, скупые новости без точки зрения, контекста и разреза. Я просто сообщил, как есть.

«Я могу быть свободен?».

«Спокойной ночи!».

«Какое теперь к чертям спокойствие? Я ведь изведусь, пока не узнаю, что там у Котяна случилось» — прилетает от пришедшего в себя Фролова.

Дела, как говорят, житейские. Не буду же я в приватном чате сообщать, что:

«Одна девица от меня в подоле три месяца назад живое чудо принесла!».

Хотя последний факт весьма сомнителен. Я ведь дважды был женат. Первый брак можно смело называть почти стерильным, если можно так сказать, а не только бездетным: юная жена трагически погибла на скользкой дороге, когда поздним вечером возвращалась на своей машине к нам домой. А с Юлей, второй супругой, с которой оформлен государственный развод, к счастью, вероятно, не было детей. С этим просто не сложилось. Однако мы с ней в браке были немногим больше двух полноценных лет. По факту я обиженка и разведенка с семейным ПТСР.

— Что он ест? — заново включаюсь в диалог.

— Детское питание.

— Какое?

— То, что порекомендовали в аптеке.

— Название у рекомендации есть? — жутко раздражает то, что из этой Аси важную информацию необходимо вытягивать огромными клещами. Не попытаешь — не узнаешь. — Нам по пути, можем заехать. Выберешь, что посчитаешь нужным.

— У меня еще есть одна пачка…

— Это на какой срок? — мягко притормаживаю на светофоре, глубоко вздохнув, поднимаю брови и через задний мордогляд призываю почти спящую к ответу. — Не засыпай, пожалуйста, — постукиваю открытой ладонью по рулю. — Когда приедем, тогда…

— У меня нет денег.

Не удивила. Мне так и хочется съязвить, добавив:

«Что ты говоришь? Вот это да!».

— Я заплачу, — через зубы предлагаю.

— Я все верну.

Не сомневаюсь!

— Минус двести не забудь, — себе под нос куда-то в сторону с усмешкой добавляю.

— Через два дня я получу деньги и отдам Вам долг.

— Научись для начала говорить мне «ты», богачка.

— Это трудно, — теперь она смеется, что ли?

Ну, просто охренеть!

— А ты постарайся.

— Хорошо, — возится на месте, устраиваясь поудобнее.

— Что? — вскидываюсь, будто за её комфорт переживаю. — Что там случилось?

— Тима, кажется, уснул.

Замечательно! Значит, когда прибудем домой, то сразу пристроим парня в такую себе импровизированную спальню, а с его матерью состоится, очевидно, чрезвычайно сложный разговор.

Меня, например, интересует побудительный момент ее таинственных поступков. Что вообще за половая дикость происходит в этом веке? Как так получается, что секс без обязательств, на одну ночь и по обоюдному согласию, превращается в нечто, что требует от меня, как непосредственного участника той плотской вакханалии, усилий с колоссальным мозговым напряжением в построении логических цепочек с детективной составляющей, когда я просто хотел бы понять суть очевидной — пока лишь только для нее — несложной просьбы:

«Хочу работать… Если Вы не против!».

Имею право требовать инструкцию к таким моментам. Тем более что я-то будто бы не возражаю, но вдруг всплывает еще один неоговоренный фрагмент:

«А дальше что? Если вдруг окажется, что парень мой, то в качестве кого я у себя оставлю эту деву? Мамочка по вызову или гувернантка для маленького барчука? Чего я церемонюсь? Должен, в самом деле? Пусть валит к ебеням!».

Ей-богу, мексиканское мыло с моральными метаниями героев между любовью и привычкой, от которой до хрена проблем.

Дом встречает сонной пустотой и кромешной темнотой, лишь дальний свет автомобильных фонарей озаряет каменный фасад с плетущимся кустарником, чьи сильно выгнутые ветви создают густую тень, когда полуденное солнце нещадно золотит и насквозь прогревает огромное пространство.

«Последняя просьба!» — откинувшись в своем кресле медленно набираю текст, надеюсь очень, что действительно финального послания.

«Говори» — сухой ответ от Фрола через несколько секунд всплывает на экране.

«Просьба Юрьеву. Лично для меня, без шуток и трёпа на курилке. Это не деловой заказ» — уточнение пишу, чтобы специалисты по безопасности четко понимали цель и суть поставленной задачи.

«Интрига разрастается. Красов, я, пожалуй, позвоню?».

«Нет!» — одновременно с этим ставлю на беззвучный. — «Итак! Женщина, 25 лет, Ступина Ася Олеговна. Пусть нароют все, что на эту хиврю есть. Даю карт-бланш и персональное добро на все, что разузнают».

«Вот так обидела? Ты сильно уязвлен? Бесишься? Решил наказать? Как я научил? От всей души, да?».

Такая бы обидеть не смогла, но разубеждать любопытного не стану:

«Дешево оценила. Я в корне не согласен с прейскурантом, пусть заново пересчитает все позиции и предоставит опровержение. Ее назначенный тариф больно ударил по моим акциям на рынке представителей мужского пола и обвалил биржу. Я упал!» — улыбаюсь, добавляя в конец восклицательного предложения катающийся от смеха смайл.

«Озаботился поисками, полагаю? Меняю вопрос. Не обидела, а влезла в душу, босс. Зацепила непосредственностью? Ты хоть фото покажи. Что там эта Ася из себя такого представляет, что у Красова в башке закоротило…».

Ага! Сейчас. Осталось клацнуть лишь затвором и репостнуть в эфир…

— Рассказывай! — уперевшись задницей в край рабочей кухонной столешницы и перекрестив на груди руки, приказываю топчущейся передо мной девчушке.

— Что?

— Как так вышло, что ты сообщаешь мне о якобы трехмесячном сыне через год после нашего знакомства?

— Это Ваш сын! — она, по-моему, настаивает.

— Тест это покажет.

— Тест?

— Да. Я намерен установить отцовство и поймать тебя на лжи.

— Я не обманываю.

— Нет. Ты нагло, но весьма посредственно, врешь!

— Я была только с Вами.

— Мы перешли на «ты», Юля! — ей напоминаю.

— Я Ася! — шипит и раздувает ноздри.

Какая, на хрен, разница, если дамочки одним дерьмом замазаны.

— На что ты рассчитывала, когда заявилась в этот дом сегодня? Погоди-погоди, — выставляю ей под нос запрещающую все на свете правую ладонь с плотно прижатыми друг к другу пальцами. — Год ты меня вообще не знала. Отсюда вывод! Что-то поменялось, видимо, в судьбе? Или ты, блядь, резко поумнела?

— Мальчик твой! — не отвечает на мои вопросы, зато упрямо настаивает на своем, почти выкрикивая утверждение, как чертов лозунг.

— Еще раз повторяю, отцовство установит генетическая экспертиза. Там большой процент вероятности. Если будет девяносто, скажу, что молодец! Ты, дитя природы, могла шустро погулять на стороне, а сюда, как мать-кукушка, решила подложить уже надколотое птенчиком яичко. На что рассчитываешь и что надо? Доступно для понимания или что-то уточнить?

— Я продала квартиру…

— Имеешь право, если ты владелица, — намеренно с замечанием влезаю.

— Да.

— … — пожав плечами, показываю, что это тоже без проблем.

— Чтобы оплатить роды и…

— Господи! И что? Кредит, что ли, взяла?

— Как Вам, — она вдруг осекается, но быстро и беззвучно шлепает губами, я же настораживаюсь и одним ухом подаюсь вперед, — тебе не стыдно? — еле слышно добавляет, внедряя маленькое исправление по обращению ко мне.

— Представь себе, совсем не стыдно! — я гордо возвращаюсь в строго вертикальное положение. — Дальше что?

— Зачем ты забрал нас из гостиницы?

— То есть теперь я отвечаю на поставленный вопрос? Ты не много ли себе позволяешь?

— Мне от тебя ничего не нужно.

— Не складывается, — демонстративно зло хихикаю. — Ты навестила меня, но тут же заявляешь, что ни в чем не нуждаешься…

— Я всего добьюсь. Мне нужно время.

— Двенадцать месяцев, по всей видимости, не хватило?

Девчонка вздрагивает и за парочку стремительных по направлению ко мне шагов оказывается в точности перед моим носом своей определенно злой и агрессивной, источающей гнев, ярость, ненависть фигурой.

— Не хватило! — ощерившись, хрипит.

— План с фактом не совпал?

— Я отработаю все, что ты на сына потратишь, — зубов не расцепляя, дребезжит.

— Спокойно, девочка.

Ведь я спокоен! Хотя мой крепко стиснутый кулак считает, по всей видимости, чуточку иначе.

— Отвлечемся?

— Что? — стихает буря, а вздернутые плечи опускаются и принимают положение параллельно полу.

— Где твоя семья?

— У меня нет семьи.

— Родители?

— Их нет.

— Умерли?

— Какая разница?

— Стоп-стоп! — смелею и обхватываю женские подрагивающие плечи. — Замерзла?

— Спать хочу, — отворачивает от меня лицо.

— Ася? — слежу за ней, заглядывая ей в глаза. — Не нужно так делать. Ты ведь не права.

— Я знаю, — шепчет, прикрыв глаза.

— Ты не вчера узнала, что находишься в положении. Значит, умышленно молчала. Ладно! Считаешь, что имела на это право? Я согласен. Пусть будет так. Потом ты родила. Опять ни черта не рассказала? Не посчитала нужным. Отлично. Ты обижена, а я опять готов смириться. Сейчас…

— У меня закончились деньги, — шипит, не глядя на меня.

— Я не миллионер, Мальвина. Купюры не рисую. Ты рассчитываешь на наследство?

— Помоги, — шепчет, как будто бы в отчаянии с тяжелым вздохом добавляя, — пожалуйста.

— Мне не нужен ребенок.

А уж тем более чужой!

Обратившись ко мне лицом, девица звонко вскрикивает:

— Он твой, Костя! — и даже заверение грозно добавляет. — Я клянусь.

Не надо…

Не надо…

Ой, не надо…

Живо! Ярко! Помню! Плавал!

До сих пор вот здесь болит…

— Будет экспертиза ДНК, — убираю с женских плеч ладони. — Я хочу увидеть цифры, а потом будем решать, как стоит поступить.

— Я ведь не прошу у тебя взаймы.

— Взаймы дать проще, Ася. Юридически, по правилам. Расписка, деньги, срок, условия.

— Я отработаю.

— Ты слышишь, как это странно со стороны звучит? Я ведь жесткий работодатель. Ты не выдержишь. К тому же я привык иметь дело с мужчинами в рабочих комбинезонах. Какая работа? И потом…

— Господи! — всплеснув руками, закрывает узкими ладонями свое лицо.

— Иди спать. На завтра ты записана на прием к врачу, — последний факт как бы между делом сообщаю.

— Что? — отнимает руки от себя. — Что ты сказал?

— Сюрпризы не люблю, синеглазка, — надменно отвечаю. — Поедем в клинику. Это не обсуждается.

— Сюрпризы? Что это означает? Считаешь, что я на голову больная?

Это тоже не мешало бы проверить.

— Здесь, — перебираю собравшуюся ткань на ее животе. — Здесь могут быть секреты. Шкатулка с музыкальным сопровождением.

— Прекрати! — отскакивает от меня. — Здесь ничего не болит и я не беременна. Хватит с меня!

Лишними ведь не будут предусмотрительность и простая подстраховка. Кроме того, я заметил, что помимо очевидных болевых приступов в груди, она периодически обнимает себя чуть ниже талии, словно что-то прячет или так себя от боли спасает. Уверен, что авторитетный вывод будет как нельзя нам кстати.

— Педиатр приедет с утра, а потом…

— Как, как, как… — захлебывается словами, подбирая нужный грубый, судя по бешеной экспрессии, эпитет.

— Такие сравнения неуместны! — поворачиваюсь к ней спиной. — Спать будешь в комнате вместе с сыном. Все. Иди, пожалуйста.

— Его имя Тимофей.

Да как угодно!

— Спокойной ночи! — без нервов ей желаю.

Обиделась? Считает, что права? Как по мне, невежливо не отвечать на доброжелательные слова…

«Доброй ночи! Прошу прощения за слишком позднее сообщение. Но…» — пока обдумываю, что там дальше после «но», случайно нажимаю «ввод» и отправляю сообщение педиатру, чьи координаты мне любезно сообщил Сашок.

«Доброй ночи! Что у Вас случилось? Как я могу к Вам обращаться?» — на том конце не спят?

«Меня зовут Константин Красов. Ваши контакты мне передал мой друг, Александр Фролов. У меня маленький ребенок, ему всего три месяца. У мамы возникли проблемы с молоком. По ее словам, закончилось» — не знаю, если честно, как описать сложившуюся ситуацию. Ушли харчи? Кран кто-то перекрыл? Или мелкий шалопай отказывается из-за нехорошего послевкусия? Или он наконец-то понял жизнь? Или дамочка попала под каток из мелких санкций? — «У женщины болит грудь, а молоко… Вы меня простите, пожалуйста. Но…».

Черт! Что еще сказать?

«Вы записаны на выездной прием. Я правильно понимаю?».

«Да-да. Это мы!».

«Я не ставлю диагнозы, не посмотрев на маленького пациента и его мамочку. Поэтому пока давайте поступим следующим образом. Малыш, я так понимаю, сейчас находится на детской смеси. Искусственное кормление. Рекомендую выбрать адаптированные, если нет противопоказаний. Тут только личный вкус у мальчика: что-то маленькому нравится, что-то — категорически и наотрез, что-то — под соответствующее настроение. Непереносимость коровьего белка отрицаете? Аллергический статус? При любом ответе — возможности сейчас безграничны. Если у ребенка в наличии непереносимость казеина, то рекомендую безмолочный состав. Так в аптеке и спросите. Какая у мальчика температура? Он ест то, что ему предлагают. Стул? Какое состояние? Он вяленький? Больше спит, чем бодрствует?».

Вопросов много, а ответов… Вот просто ни хрена! Я ведь ни на один из сформулированных не могу толково ей или ему ответить. Пялюсь идиотом в светящийся синим цветом компьютерный экран, нервно улыбаюсь и дергаю губами, проговаривая про себя то, что не рискую написать в эфир:

«Вот же дрянь! Год назад сбежала. Сбежала! Да! Никто ее, твою мать, взашей не гнал. Напоследок выпендрилась. Специально денежку порисовала. Решила щелкнуть по носу, да только…».

«Мне очень неудобно, но я с трудом понимаю, что Вы написали. Вероятно, я зря потратил Ваше время, к тому же разбудил. Прошу прощения еще раз. Вы подтверждаете свой визит к нам в половине девятого? Вот адрес…» — дрожащими руками набираю координаты местожительства.

«Константин, ничего страшного. Маленькие пациенты, а проблемы большие, просто грандиозные. К тому же родители частенько перестраховываются. Нельзя их в этом обвинять. Вы можете звонить в любое время. Да, конечно. Я подтверждаю назначенное время. Не болейте! До скорой встречи!».

Вежливость творит поистине чудеса. А мне, по-видимому, нужно успокоиться и чего-нибудь «такого» выпить, иначе я сойду с ума.

Чай? Кофе? Виски? Или тот коньяк? Остановлюсь, наверное, на огромной чашке теплого с тягучим медом молока. Пока размешиваю ложкой сладкое дополнение, комбинирую все факты, которыми теперь владею…

Парню три.

Три жалких месяца. Посмеиваюсь, цинично утешаясь тем, что пропустил я по личным ощущениям совсем чуть-чуть, поистине немного, но все-таки определенно больше года.

Он подвижный «сын». Соломенные жиденькие волосы и ямочки на мягких щечках. Длинные ресницы и любопытный карий взгляд. Уверен, что малыш четко выделяет из толпы орущих, оглушенных жизнью взрослых белобрысую худую мать. Достаточно вспомнить его пытливый взгляд с немым укором, которым он одаривал меня после того, как я наглым образом ввалился в гостиничный номер, который необдуманно, но самолично накануне снял.

Сон, похоже, сегодня отменяется. Брожу по кухне, чеканя неширокий шаг. Сопоставляю факты, по памяти воспроизводя события. А в голове настойчиво трубит трубой:

«Я стал отцом! Чертовым отцом! Стал папой! Порадуйся ты, Красов!».

А если нет? Ведь может так случиться, что эта златовласая Мальвина решила по непонятным для меня причинам пристроить свой не слишком пышный зад у тепленького места.

Нет! Херня! Не может быть. Игра по-крупному, а у девочки по внешним признакам маячит не солирующая партия, а дешевый кордебалет, к тому же даже не первая или вторая линия, а где-то на задворках, возле кулис или посеревшего от старости задника…

Ловлю лицом слабый отблеск света, когда прохожу мимо комнаты, в которой временно поселил чудную парочку. Дверь приоткрыта, горит ночник, а мне видна изящная женская фигура, расхаживающая со скрещенными на груди руками из угла в угол. Мечется, мается, планирует, подбирает партии или тупо медитирует. Зябнет, что ли? Девица потирает голые плечи, массируя локтевые косточки, а после плавно переходит на предплечья.

По общим впечатлениям, которые, между прочим, слабо изменились с нашей прошлой встречи, у нее интересный вкус и чудное представление о жизни. Вот, например…

Я обращаюсь к дверному просвету лицом и упираюсь спиной и задницей в стену, находящуюся напротив.

Она хочет отработать деньги, которые я будто должен ей за это выплатить. Откровенно говоря, я привык платить зарплату, согласно установленной тарифной сетке и разрядности. Как здесь быть, если вдруг, например, она начнет стирать мои рубашки, штопать дырки на носках или наглаживать стрелки на любимых брюках? Как оплатить работу простой домохозяйки, которую невозможно поставить на контракт, не рассмешив и без того регочущую в кулачок честную публику?

Вот опять! Она сжимает свой живот, немного наклоняется и морщится от боли:

«Юля, что с тобой?» — настораживаюсь, отклеиваюсь от стены и подаюсь вперед. Девица шумно выдыхает и жалобно скулит, а я больше убеждаюсь в том, что завтрашний визит к гинекологу не столько прихоть, сколько острая необходимость.

Длинные распущенные волосы раскачиваются в такт ее шагам. Волны пружинят и слегка подскакивают. Густая светлая копна, которой, по всей видимости, ни разу не касалась острая рука стилиста-парикмахера. Стыдно признаться, но я точно помню, чем пахнет эта девка. Карамель! Сладкая, но все-таки с соленной нотой. Это запах маленькой девчонки, играющей исключительно с собой. Не потому, что невкусно, горько и противно, а потому, что уровень не тот, не та компания и уж стопудово не те по цели игры.

«Посмотри на меня» — пристраиваюсь возле двери, заползая носом в помещение.

— Тише-тише, — ночная гостья вздрагивает и обращается к ребенку, который, вытянув ручонки вверх, шустро двигает ногами. — Баю-бай…

«Она поет?» — я прикрываю веки. У нее красивый голос — это правда. Склонившись над ребенком, направив к нему свое лицо и погрузив два указательных пальца в пока еще не сжатые детские кулачки, она, переступая с ноги на ногу, танцует с лежащим на кровати сыном, суфлируя себе с ним детской колыбельной.

— Все будет хорошо, Тимоша. Мама рядом, детка. Да? Да? Ш-ш-ш. Вот так, — последнее произносит настолько тихо, что мне, шпионящим за ними, еле слышно.

Я необдуманно делаю один шаг и, приложившись лбом о деревянное полотно, затаив дыхание мгновенно замираю перед дверью:

«Костя, что с тобой?» — задаю себе простой вопрос.

Похоже, я полностью раскрыт? Девчонка замолкает, убирает руки, выпрямляется и поворачивается, теперь располагаясь в точности напротив меня. Худые руки, такие же по толщине колени, бедра, выступающие ключицы, большая грудь и четко обозначенные кости на грудине.

«Иди сюда!» — безмолвно обращаюсь к ней, рассматривая образ исподлобья. — «Ближе, ближе… Еще. Смелее. Ну?».

Наклонив на бок голову, растягивает рот доброжелательной, почти блаженной улыбкой. Стряхивает оторопь, раскачивая тяжелые локоны, подмигивает, а после прячет взгляд.

«Черт бы тебя подрал!» — отхожу назад, погружаясь в тень, дышу загнанным конем, активно раздувая ноздри, шиплю, разбрызгивая слюни, и чертыхаюсь, по-прежнему не раскрывая глаз.

— Спокойной ночи, Костя, — где-то возле раздается женский голос. — Я громко разговаривала? Помешала или разбудила?

— У тебя болит живот? — спрашиваю с закрытыми глазами. — Ты стонала, я слышал.

— Простое несварение. Некачественная вода. Завтра все будет хорошо.

— Ты разобралась с ванной? — решаюсь все же посмотреть.

— Да.

— Что-нибудь еще?

— Нет.

— Почему ты не сказала? — неожиданно шепчу то, что интересует больше всего. — Почему тогда сбежала? Тебе было плохо? Я обидел?

— Нет.

— Ты не ответила.

— Мне очень жаль.

Что сейчас мне эта жалость? Возможно, все могло сложиться не так. Что за отношения между нами? Какие перспективы? Где разойдемся, в чем совпадем… А если этот мелкий действительно мой сынок?

Отец, Петр Красов, не отдал меня матери, когда она решила от него уйти. Я совсем не помню эту женщину, потому как рано лишился дорогого сердцу человека, с кем должен был быть до гробовой доски. Смогу ли точно так же поступить с этой…

— Ася?

— Да?

Она напряжена? Приготовилась внимательно послушать? Следит за мной, чутко считывая настроение. Она заискивает, пытается мне угодить, а затем понравиться? Ей-богу, поведение ребенка, жаждущего одобрения от взрослых. Как будто я оцениваю ее ответы по пятибалльной шкале, а после сообщаю результат и заношу в табель успеваемости оценку, согласно которой ей предстоит влачить тугую лямку всю оставшуюся жизнь. Напоминает встречу брошенных детей с потенциальными родителями, приехавшими на смотрины в приютский дом. Малышня крутится под ногами и заглядывает большому дяде и красивой тетеньке в глаза, рассчитывая на успех в тяжелом предприятии.

— У него есть аллергия или непереносимость коровьего белка? — выпаливаю, вообще не заикаясь.

— Нет.

Я громко выдыхаю и довольно улыбаюсь, но тут же мрачнею и грубо добавляю то, что собирался вместо предыдущей ереси сказать:

— Ты не имела права за всех решать!

— Я ничего не решала.

— Не имела и не должна была. Почему не сказала? Я так и не услышал.

Как донести ей, что теперь я предоставляю ей исключительную возможность для получения премии за пока еще невыполненную работу?

— Было неудобно, — такой простой ответ.

— Неудобно драть бабу на потолке, Юля. Хорошо подумай. Одна попытка.

— Я…

— Ася! — несколько раз моргаю, как будто от наваждения избавляюсь. — Я помню. Просто оговорился. Не исправляй. Я ведь задал один вопрос! Тянешь с ответом? Нечего сказать? Что мне теперь от твоего оправдания, мол:

«Да, Красов, я была охренительно не права!»?

— Ты называл меня этим именем, — она тушуется и замолкает. Обхватив себя руками, делает шаг назад. — Тогда… — отводит взгляд. — Когда…

— Я перепутал! И что? Это типа наказание? Пару раз не так сказал, и ты, естественно, позволила себе принять судьбоносное решение за трех людей?

— Кто она?

— Манипуляции, манипуляции… — подкатываю глаза. — И намеренное уклонение от ответа, между прочим. Трудно сформулировать? Не подготовилась?

— Да! — теперь, похоже, ее черед таращиться исподлобья. — Не готовилась, потому что не привыкла врать.

— Ой ли?

— Мне неприятно, когда путают имя. Ты невнимателен…

Чего-чего?

— … или здесь что-то иное.

— Сеанс психоанализа? — прищуриваюсь и, затолкнув язык поглубже, к ней щекой тянусь.

— Ты спросил, я ответила.

Снова морщится от боли. Да! Я прав! Слабенькие попытки надурить прожженного мужика. Но надо бы отдать ей должное, она охренительно старается.

— Когда получим результат…

— Я и без твоих процентов знаю, — гордо вскидывает подбородок.

А вот «я снова ожила»?

— Когда получим те проценты, о которых ты с таким вызовом заявляешь, тогда обговорим условия твоего пребывания рядом с сыном.

— Что?

Повернувшись к ней спиной, грубо отрезаю:

— Что слышала! Педиатр будет здесь в половину девятого утра. Не проспи…

«Ася Ступина, 25 лет, город и страна» — вбиваю в нужную строку в социальной сети и нажимаю кнопку, запуская активный поиск.

Ответ приходит очень быстро:

«По Вашему запросу ничего не найдено. Попробуйте расширить параметры поиска или попробуйте иное написание запрашиваемой информации».

Подсказывать железо будет? Сейчас расширю. За мной не заржавеет. Закрываю бесполезное окно и ту же информацию задаю всемирному разуму без привязки к конкретному сайту.

Тишина и однозначно нулевой результат. По-видимому, завтра будет запрос иной и пользователь, заточенный на получение информации любой ценой:

«Юрьев, как дела? Хотелось бы переговорить с тобой!».