Ася

Глава 11 Синий лен

Он улыбается? Мне? Или просто что-то в глаз мелкому попало? Прищуренный, как будто все знающий и чуть-чуть одухотворенный, взгляд направлен точно на меня. У парня поднято плечо и наклонена кокетливо головка на бок. Я обвожу смешной овал и стучу ногтем в экран, царапая маленькую пуговку, которую Тимофей смешно поджал.

«Спасибо. Сфотографируйтесь вдвоем, пожалуйста» — голосовым благодарю, добавляю нужный смайл и отправляю в чат, который я назвал «Моя семья». Всплыло из подсознания название — я тут же зацепился разумом, как лодочным багром, и вытащил два слова в интерактивное пространство.

«Хорошо» — отвечает кратко и без лишних сантиментов.

Гонористая кобылка! У жены дрянной характер. Считать ли это комплиментом? Тяжело сказать. Скорее, это флирт и способ зацепить девчонку, которая по-прежнему уверенно и безнадежно не идет на какой-либо контакт. Она не избалована мужским вниманием — это однозначный плюс и неоспоримый факт. Такая миленькая аксиома — утверждение, которому не требуется любого вида доказательство. Ася — девственница, лишившаяся дорогого в свой первый раз со мной. Я был тем, кто открыл ей глаза на взрослый мир, в котором главенствует без обязательств секс, но не любовь. Так проще и спокойнее. Уж кто бы что ни говорил. Аминь? Аминь, аминь, аминь…

У нее мало опыта. Хм? Исправляюсь! Его, как такового, просто нет. Мальвина чересчур покладиста, по большей степени спокойна или кажется такой, слишком мнительна и в той же мере боязлива. Как бы Ася не кричала и не била себя в грудь, что ей любое море по колено, мои глаза и то, что дева вытворяет, когда считает, что находится не под бдительным колпаком, свидетельствуют о том, что её до чертиков пугает открытое и временами безвоздушное пространство.

Не-ис-ку-ше-на?

Не-из-ба-ло-ва-на?

Не-лю-би-ма?

Ничья! И не моя… Пока?

Знакомая обстановка. Настенные часы, диван, огромная подушка, на которой развалился сын и ее головка рядом с ним. Блондинистые локоны распущены и покрывают свободную от маленького тела мягкую поверхность. Я не самодур, но этот белый цвет и огромное количество волос на женской голове заставляют действовать под настроение, а зачастую на инстинктах зверя. Она пищит, когда в порыве страсти я прихватываю их, намотав на пальцы, оттягиваю, заставляя Асю выгибаться и демонстрировать большую грудь. У нее отменное богатство — на это грех кому-то жаловаться. Я не в претензии, конечно. Но все же не привык, что светло-розовые полушария не помещаются у меня в руках.

«Разденься!» — отдаю приказ, отсылая сообщение в чат.

«Что?» — незамедлительно в ответ мне прилетает.

«Зайди в другую комнату, скинь шмотки, обнажись. Устрой мне секс-показ» — оглядываюсь, как дурной пацан, затем хихикнув пошло, нажимаю кнопочку «отправить» и с нетерпением ожидаю с той стороны значка сначала «получить», а после — «прочитать» и… «В обморок бы не упасть!». Последний статус — под соответствующее настроение, если что. Хотя его неплохо было бы в оплачиваемый премиум разработчикам добавить.

«Нет!» — и на закуску выставляет от злобы покрасневший смайл.

Быстро схватывает. Талантливая ученица? Или я способный педагог?

«Ася, не упрямься. У тебя красивое тело, а я вынужденно сижу в дыре, почти на краю света, где, кроме белок, кабанов, косуль, нет ни одной живой души. У меня…» — на несколько мгновений подвисаю, обдумывая корректное определение для того, что происходит у меня в штанах, когда я представляю, как буду ковырять ее сосок, кокетливо подмигивающий мне через сенсорный экран навороченного аппарата.

— Добрый день, Костя! — откуда ни возьмись гундосит женский голос.

Это Инга! Инга Терехова — наш заказчик, важный, платежеспособный и очень денежный клиент.

— Добрый, — поддев пальцами замок, открываю дверь, опираюсь на подножку, а после опускаюсь с невысоких, но родных, небес на грешную и пока еще устойчивую землю.

— Извините за опоздание, — приветливо мне улыбается. — Давно ждете?

— Нет.

Вообще-то полчаса! Но кто начнет вдаваться в столь интимные подробности, когда несчастные тридцать минут я с пользою провел, пока рассматривал мальчишку и принуждал его тугую мать к чему-то аморальному и слишком плотскому.

«У меня в штанах большой стояк, жена. Приеду только через два дня. Что прикажешь с этим делать?» — не глядя, почти вслепую набиваю.

«Наверное, стоит обратиться к врачу, Костя. Разве это нормально?».

— Изначально место было другим, — дергаю губами, потому как глупости, которые отсылает мне жена, вероятно, с очень умным видом, заставляют сомневаться в ее адекватности, нежности и сострадании. — Вы решили изменить расположение?

— Есть несколько точек. Моя команда взвесила все «за» и «против», просчитала риски, выяснила предпочтения местной публики и пришла к выводу, что для этого проекта наиболее приемлемыми будут эти координаты. Это проблема?

— План-проект был подготовлен с учетом рельефа первоначальной местности. Придется внести коррективы и заново обосновать расходы. Это будет долго и некомфортно.

— Я прошу прощения. Так, вообще-то, никогда не поступаю, но…

— Мы уже этим занимаемся. Однако на будущее, если Вы решите произвести кардинальные перестановки, рекогносцировки и просто изменения, то, пожалуйста, сообщайте об этом заранее. Хотя бы за две недели до определенного контрактом срока. Фирма не растягивает заказы, превращая их в долгострои. Во-первых, я так не работаю, во-вторых, мы бережем репутацию четких, честных и последовательных исполнителей и, прошу прощения, нехалявщиков, а в-третьих, Александр Фролов будет в числе тех первых, кто закатит грандиозный скандал, когда увидит, что контракты не работают, а его слух не услаждает звон золотых монет, опускающихся на счет компании. Он щепетильный, а я…

— А Вы надежный, Костя. Я все об этом знаю. Именно из-за этих качеств, которые Вы только что мне привели, словно прочитав псалтырь, я и остановила свой выбор на этой фирме. Слава об исполнительности ее главы шагает далеко впереди. Поэтому я еще разочек прошу прощения. С меня обед и, вероятно, ужин. Где Вы остановились?

Это легкий флирт или мне что-то показалось?

— В гостинице, — спокойно отвечаю, засунув руки в карманы своих брюк, раскачиваюсь, переминаясь с пяток на носки.

— У меня есть дом в трех километрах от этого места. Вы могли бы…

— Это вынужденная командировка, Инга. Фирма платит. Бензин, прочие расходы, вменяемые суммы за проживание в комфортабельном номере, трехразовое питание — все, как говорится, включено. Фрол подобьет дебет, расправится и с кредитовой частью, затем сведет баланс и выставит Вам счет с учетом крошечной неустойки.

— За что?

— Вы заставили его босса проехать сорок лишних километров.

— Вы ведь на машине.

— Вы проницательны, — назад киваю. — Карета позади меня.

— Зачем гостиница тогда? Вы можете утопить педаль и быть дома в общей сложности через сорок пять минут.

— Возможно именно так я и поступлю, если мы, как можно скорее, не перейдем к делу. Итак…

«Вот!» — прилетает сообщение от жены, полностью раздевшейся и стоящей перед камерой, изображая при этом жертву сексуального насилия на фотокарточках из коллекции путан неуловимого Джека-Потрошителя.

Меня сейчас стошнит, если белобрысая не перестанет.

«Поласкай себя, сделай видео и вышли. И еще! Ася, мне очень жаль,» — что, между прочим, вряд ли — «но ты вообще не соблазнишь меня. Сделай так, чтобы я захотел тебя, а не сдерживал рвотный рефлекс, рассматривая вымя, которому уже очень много лет. Расправь плечи, например, стань боком, отставив попу, улыбнись и покажи язык. Но…» — чего бы дописать, чтобы не обидеть. Она старалась? Сомневаюсь! Однако догола раздеться все-таки не постеснялась. — «Заставь, заставь, заставь! Прикажи мне хотеть тебя. Не уродуй тело, лишь бы насолить тому, кто эксплуатирует твой недоразвитый талант беспокойного хозяйства. Итак! Даю на все про все минут пятнадцать. Идет?».

— У Вас проблемы? — Терехова замечает мои отлучки в инфокоммуникационное пространство. — Я отвлекаю?

— Жена осталась в первый раз одна. Скучает! — растягиваю гласные в последнем слове, довольно щурюсь и вместе с этим подстраиваюсь под мелкий женский шаг, пока иду с ней рядом.

— Вы женились?

Это точно флирт! Она заигрывает, изображая обстоятельную несознанку. Инга в курсе того, что произошло: как стремительно изменилось мое семейное положение ей, вероятно, по секрету между половым сношением сообщил Фролов. Прекрасно помню, как старичок интересовался, не возражаю я ли против их интимных отношений.

— Месяц назад, — называю кругленькую дату, предпочитая не демонстрировать гнилую въедливость и скрупулезность в незначительных вопросах.

— Это отношения, проверенные временем?

— Оно же и покажет.

— Что?

Насколько правильным было мое решение. Я не спешу с ответом и низко опускаю голову. Уткнувшись взглядом в землю, рассматриваю носки модельных красных туфель, в которые обуты маленькие ступни Инги.

— Тридцать четвертый? — шепчу, посмеиваясь.

— Увы. Тридцать пятый. Костя, Вы ошиблись, — она цепляется за мой локоть и, прислонившись к моему бедру, вешается, как говорят, на шею. — Жутко неудобная обувь. Прошу прощения, но я еле на ногах стою. Жду отпуска, как праздника, который никак не наступает. Побудьте палочкой-выручалочкой — прошу-прошу-прошу — и проводите меня.

— Вы соблазняете меня? — рассматриваю свысока темную макушку, уложенную на мое плечо.

— У меня есть шанс? — внезапно отстранившись, уклончиво мне отвечает.

— Шанс?

— Я на него надеюсь. Вы завидный жених. Перспективный мужчина, к тому же, статный и богатый. Вы тот Костя Красов, который почти подряд два года заставлял нервничать местную богему. На Вас была объявлена охота. Знали об этом? Все сосредоточившиеся на квадратных метрах милые невесты готовы были друг другу вырвать волосы на всех местах, только бы непростой задумчивый мужчина в черном обратил внимание на них. А Ваш развод… Кому же сильно повезло? Она известна?

— Не знал, что попал на первые полосы желтой прессы. В любом случае, Инга, без шансов. Мне очень жаль, но Вы в пролете.

«Я не буду снимать видео» — гундосит сообщением Ася. — «Ты издеваешься надо мной. Устала печатать. Считаю, что такое общение не способствует сближению. Я не кукла, Костя. Хорошего дня. p.s. Ты приедешь через два дня? Не ошиблась?».

«Поговорим позже. Немного занят» — я точно нервничаю, потому что ощущаю, как сильно парусят мои щеки, а верхняя губа стремительно ползет наверх, насильно обнажая десны.

— Совсем-совсем? — Инга жалобно пищит, не теряя, видимо, надежду.

— Не буду добавлять «увы». А на случай неудобной обуви рекомендую брать всегда с собой кроссовки, тем более, когда выезжаете на подобные объекты. Итак…

— Вы грубиян, Костя? — убирает руку, распуская свой захват.

Не отрицаю, но:

— Я женат, — поднимаю правую ладонь, вращаю ею, демонстрируя Инге золотое доказательство. — У меня есть сын и я уверен, что не обязан перед вами извиняться за то, что кому-то из пускающих слюну на то, что странным образом освободилось, перешла дорогу моя жена и мелкий мальчик. Кстати, как наш Александр?

— Наш? Александр? — на ее лице играет красками недоумение, изумление и полный в понимании швах.

— Фролов и Вы? — похоже, мой черед выпучиваться, изображая задохнувшегося от душных выхлопов слепого червяка. — Вы с ним разве не встречаетесь?

— С кем?

Впору закричать:

«Неважно!».

— Перейдем, пожалуй, к делу, — вскидываю руку, чтобы свериться с часами на предмет оставшегося на работу времени. — Санитарные нормы здесь оставляют желать лучшего. Вернее, они полностью отсутствуют. Это первое…

— Все? — она закидывает ладонь себе на лоб.

— Пока нет. Я только начал.

— Извините. Нервы, видимо, шалят. Вообще ни к черту!

Да уж! Нелегко быть бизнес-леди в мире, где гигиена и санитария покупаются, а застройщик просто ждет, когда соответствующие органы выдадут разрешающую всё и вся бумагу.

— Пожарная безопасность хромает, причем на все конечности. Магазин будет расположен почти впритык к имеющимся зданиям. Небольшая этажность не спасет сложившееся положение. Как ни крути, но автолестница, например, не развернет стрелу, если вдруг придется ликвидировать большое возгорание. У Вас не вредное производство, но тем не менее…

— Какой выход, Костя? — не желает слушать, поэтому перебивает.

— Мы пересмотрим заново проект, на это, естественно, понадобятся дополнительное время и средства. Я намерен подключить геодезистов. Заново произведем замеры, посмотрим, что получится в итоге, если вклинимся, — указываю в нужном направлении вытянутой рукой, — между теми, например, громадинами.

— Но…

— Это место тяжело для исполнения, Инга. И у Вас, и у нас могут возникнуть непредвиденные проблемы, причем они будут предсказуемыми и обоснованными — я не оговорился — с точки зрения их одушевления. Пожарные не пропустят то, что мы тут соорудим — это сто процентов. А главный санитарный врач не даст добро. Что касается местных князьков…

— Я с ним поговорю.

С ним? У-у-у, ну-ну, ну-ну! Все ясно и понятно. Эх, Фролов, Фролов! А вот с этого момента, с ее почти признания в том, что у нее есть рычаги влияния и управления несговорчивыми градоначальниками, пошел, по-моему, другой и взрослый, почти мужской, почти на равных, разговор.

— Не стоит, — громко хмыкнув, отвечаю.

— Но Вы сказали…

— Я сказал, что первоначальное место было иным. Вы заказывали все то же самое, но на другом конце города.

— Вы очень деловой человек, Костя, — как будто назидательно качает головой. — И внимательный, но несговорчивый, да?

— Вы меня услышали?

— Да, — быстро отвечает.

— Это Ваш косяк, Инга. А значит… — замедляюсь, наклоняя голову, направляюсь к ней лицом, заставляя что-то там угадывать.

— Да-да?

— Вы будете послушным заказчиком, который не меняет планы по щелчку пальцев или под цвет своего платья, или еще чего.

— А как же две недели?

— Не тот, как оказалось, случай.

— Я где-то прокололась?

— Не стоило цеплять мою семью и упоминать прошлое.

— Прошу прощения.

— Увы-ы-ы! — плечами пожимаю. — Это были косвенные причины, но основной остается только то, что под застройку данная площадка совершенно не годится.

— Вы собаку съели на этом? — остановившись, Инга резко поворачивается, обращаясь ко мне лицом.

Невысокий рост, мелкие и острые черты, бегающие глазки и подрагивающая нижняя губа. Она похожа на мелкого зверька. Хорек, суслик, шиншилла, горностай или бобр, но только в женской шубке, покрытой липкой краской?

— Вам стоит прислушиваться к профессионалам. Я ведь не лезу в Ваш бизнес и не качаю там права, потому что проснулся в неподходящим настроении или с простым желанием охмурить того, кого уже нельзя одной постелью покорить.

— Что?

— Ничего не выйдет, — грубо отрезаю.

Уверен, что с выводами не ошибся!

— Вы назначили мне свидание, а после перенесли.

— Это смертный приговор? По нашему законодательству мне светит вышка с конфискацией имущества? Каторга? Химия? Рудники? Помилуйте, кто виноват в том, что встреча сорвалась. Я сообщил об этом, кажется, заранее.

— Она настолько хороша…

Что перешла дорогу хваткой бабе?

— Я правильно понимаю, что теперь мы с каких-таких делов будем обсуждать мою жену?

— Нет, — она внезапно осекается.

— Отлично! Мне подходит. Тогда закончим, пожалуй, на этом. Я все сказал: или мы поступаем так, как предлагаю я, или мы разрываем наше хлипенькое соглашение, при этом Вы объясняетесь с Сашкой, сообщаете ему, что погорячились, и продолжаете соблазнять главу района. Не хочу говорить «окей», но, видимо, другой язык Вам не совсем понятен. Итак?

— Извините меня, — шипит, потупив взгляд.

— Инга, у Вас недостоверная информация обо мне. Мне и лестно, и противно. И все, черт возьми, одновременно.

— Вы чересчур таинственный, Костя, — бухтит, не поднимая глаз. — Что такого? Это современное общество — здесь все равны. Пушкинские времена давно прошли. Признаваться женщине в том, что ей понравился мужчина, больше не стыдно. Да! Вы мне понравились. Я не ждала Вашего развода и отдаю себе отчет в том, что подобное событие — не праздник, не фестиваль и уж, конечно, не повод для скорейшего налаживания новых отношений, но…

— Я семейный человек и придерживаюсь очень жестких принципов в вопросах морали. Я больше несвободен, но и не обременен супругой, от которой можно откреститься, при этом заведя интрижку с деловым партнером, который как будто бы не против. Измены — не про меня, сударыня. И предвосхищая Ваш вопрос скажу, что мой развод произошел по обоюдному согласию. Люди перестали ценить то, что у них было в тот момент, поэтому предпочли расстаться, а не клеить то, что невозможно друг к другу поднести. Я ответил на все интересующие Вас вопрос касательно личной части?

— Костя, я ведь извинилась.

— Строгий домострой!

Тут бы добавить — с недавних пор, но я теперь держусь, помалкиваю и фильтрую выражения, которые могут задеть не только меня, но и ту, которая ни в какую не желает оголяться.

— Я все поняла.

— Замечательно. Значит, поступаем следующим образом. Мы возвращаемся к исходнику, кое-что дорабатываем, обсуждаем окончательные сроки, вносим коррективы или поправки, устраняем, естественно, дефекты, если таковые вдруг по факту нарисуются, а после начинаем разметку и формируем подряды.

— А вот теперь каждое Ваше слово прошло мимо моих ушей, — не стоит утруждаться, все видно по ее лицу, она действительно ни фига сейчас не догоняет.

— Поговорите с Сашей, Инга. Это Вам ясно?

— У нас с ним нет отношений, — настаивает, отрицая.

Бессовестная? Дешевка? Бездарная актриса? Мелочная телка? Продажная? А может, мизерная, но все же стоящая некоторых денег, жалкая подстилка? Или Терехова, акула шмоток, все-таки ошиблась, когда подписала с нами выигрышный для всех контракт?

— Он это понимает? — запустив в карман руку, гоняю телефон, который вибрирует несколько секунд полученным сообщением. Надеюсь, что жена сменила гнев на милость и предоставила компрометирующее видео, которым я мог бы насладиться, пока сегодня вечером буду продавливать гостиничную кровать.

— Надеюсь.

— Александр — деловой и разумный, очень грамотный человек, — хоть и с бешеным темпераментом и язвительным языком — не стану говорить об этом, очки он в состоянии самостоятельно набрать без чьей-либо помощи, — который не заслуживает того, чтобы его водили за нос, ожидая лучшей партии. Это бизнес, Инга, и уж точно ничего личного. Поэтому…

— Поужинайте со мной, Костя. Пожалуйста! Вы ведь должны мне, — грозит, как малому ребенку, пальцем. — Сорванное свидание и Ваш скорый матримониальный союз подорвали мою нервную систему.

— Идите в отпуск, деловая женщина. На сегодня, — поднимаю руку и подношу под женский нос огромные часы, — мой рабочий день закончен. Всего хорошего. Не стоит писать мне в личку двусмысленные послания. Когда все будет готово, а я буду удовлетворен имеющимся результатом, с Вами свяжется мой представитель и…

— Увы, увы, увы…

Стерва улыбается? Ну что ж, дело, как говорят, ее, а мне пора проведать забронированную комнату в местном гостиничном хозяйстве…

Ася кружится, накинув на тело небесно-голубую тонкую, почти прозрачную, материю, выставляет в колене согнутую ножку на носок, аккуратно прогибается в спине, при этом вспучивает грудь, прикрытую легкой тканью. Она опять поет? По крайней мере, я точно слышу тихое и монотонное о чем-то бормотание. У жены распущены волосы, концы которых подпрыгивают на упругой попе, которой она крутит, пока рисуется перед очень качественной камерой.

«Спасибо» — сглотнув слюну, печатаю сообщение. — «Можешь, когда хочешь. А что ты пела?».

«Не помню» — отвечает быстро. Значит, все-таки пока не спит, но слабо бодрствует.

«Тимофей с тобой?».

«Рядом» — подтверждает снимком сына, чье личико пристроено с правой стороны, у спрятанной под пижамной тканью сиськи. — «Он тебя искал, Костя. Видимо, уже привык, что перед сном ты его ласкаешь. Мне кажется, Тимочка за тобой скучает».

«Заказ доставили?» — зажав двумя пальцами переносицу, громко выдыхаю, пытаюсь снять жуткий спазм, сдавивший не одну артерию в моих мозгах.

«Да» — вдогонку смайл с раболепствующим поклоном.

«Ты расписалась? Все нормально? Проблем не возникло? Грузчики внесли?» — морщусь, прикрывая рот, нацеленный на выброс подступающей обильной рвотной массы.

Возрастная мигрень или последствия черепно-мозговой травмы? Голова болит стабильно два-три раза в месяц, но иногда подобная издевка собственного тела над его хозяином просто-таки невыносима.

«Да. Как твои дела?».

«Все хорошо. Вероятно, приеду раньше. Все решилось и мое присутствие здесь уже не нужно. Сегодня переночую в гостинице, а завтра с утра пораньше отчалю восвояси» — одной рукой расстегиваю пуговицы рубашки, затем отщелкиваю пряжку и вытягиваю из поясных петлиц ремень. — «Не страшно? С сигнализацией разобралась?».

«Да».

«Чем занималась днем?» — сгибаю ноги и двигаюсь на заднице к изголовью гостиничной кровати. — «Шила-кроила, стирала-убирала, рисовал-мечтала, читала-отдыхала, гуляла-спала?».

«Я разобралась с аэрогрилем и микроволновой печью»…

Так много? Стыдно, стыдно, Ася. Облегчить ей участь? Вызвать клининговую службу и организовать доставку, например, из навороченного ресторана, отдать все вещи в прачечную, нанять няню для Тимоши, а замухрышку командировать в салон на ногти и ресницы? Пусть ее там вычешут и постригут, наклеят на промежность восковые полоски и выдерут с корнем то, что отросло после выскабливания безопасной бритвой. Устроить бьюти-процедуры и мозговой детокс, и показать другую жизнь женщины видного, уверенного, надежного и представительного, но уже женатого на ней супергосподина? Сделать ей краш-тест или пусть и дальше так живет?

«Эх, Костя, Костя, что за гребаная мерзость?» — на поставленный вопрос я не успеваю получить ответ, потому как вздрагиваю от осторожного стука в мою дверь, как будто мышь скребется, организуя здесь подкоп.

— Привет! — шампанского бутылка и сладко улыбающаяся Инга стоят в обнимку в коридоре, упершись хрупким плечиком в дверной косяк. — Извинения примешь?

— Нет.

— Тогда только так, — она протягивает мне бутылку. — Очень красивая родинка, так бы и лизнула крошку, затем всосала кожу, а сильно чмокнув, отпустила и соорудила на этом месте непростой фингал. Пометила и заявила на тебя права! — прикасается пальцем к моему родимому пятну, расположенному где-то возле сочленения ключицы, шеи и грудины. — Темно-коричневая, крупная, очень соблазнительная.

Моя рубашка нараспашку, ослабленный же пояс брюк сползает на выступающие бедренные косточки, при этом оголяя мой живот и выставляя на общественное обозрение тонкую дорожку коротких и очень темных волос, сползающих мне в пах к истоку-основанию члена.

— Ты пьяна? — а я уверен, что с последним не ошибся.

— Мне стыдно, — ноет, при этом жалко строит глазки.

— Считаешь, что, залившись алко, стыд будет казаться меньше, возможно глуше, отдалённее?

— Не везет, понимаешь? — подмигивает криво, несуразно, уродует аккуратное лицо и стремительно теряет те очки, которыми когда-то наградил ее Фролов, когда ангажировал Ингусю на выгодное всем клиентство. — Время уходит, часики, черт побери, тикают, а деньги прибывают на мой счет. А кому они нужны?

— Я занят, Инга. Пожалуйста, иди домой. Могу вызвать такси.

— Можно я войду?

Плохая идея! Как ей вежливо сказать об этом, чтобы случайно не обидеть и не вызвать спонтанную прострацию с истерическим либретто, вместо зажигательного танца?

— Я не один.

— А с кем? — теперь встает на цыпочки, раскачиваясь и хихикая, заглядывает мне через плечо, пытаясь рассмотреть невидимого ей соседа.

— У меня разговор с женой. Ты появилась не вовремя.

— Она брюнетка или блондинка? — заваливается на меня, но оттолкнувшись от моей груди, в исходное положение тут же возвращается.

— Какая разница? — насупив брови, глухо говорю.

— Это мне на будущее, чтобы знать, какие женщины нравятся успешным мужикам. А сына как зовут? — по-глупому хихикает, смеется старческой каргой.

— … — помалкиваю и стараюсь не вникать в суть последнего, не хочу запоминать то, что она с большим трудом лепечет, проталкивая через зубы свой язык.

— Терпеть не можешь пьяных женщин, да? — внезапно отстраняется и, сделав четкий шаг назад, спиной выходит наконец-то в коридор. — Раздражает? Запах, например? Внешний вид?

— … — по-прежнему молчу и не отвожу от нее глаза.

— Я красивая, Костя?

— Да.

— Так что же вам, козлинам, надо? У меня есть деньги — и на еду, и, как говорят, на развлечения; внешность вроде ничего — ты только что вот подтвердил; живу любимым делом, развиваюсь, расширяюсь… Господи! Ты ведь тоже в курсе. Так что? Что вам, сволочи, еще?

— Все хорошо.

— Хорошо? — Инга наклоняется, потом вдруг как подкошенная, плюхается на задницу и, широко расставив ноги, демонстрирует тонкую полоску красивого белья. — Ой! И-к, и-к, и-к, — икает и тут же чем-то давится. — С-с-с-ука…

Вот это, твою мать, командировка! Грех жаловаться и кого-то обвинять. Тем более что кое-кто меня предупреждал.

«Саша, я возвращаюсь!» — пока кручу баранку, набиваю сообщение Фролову. — «В гостинице живут клопы и квартирует контингент, мягко говоря, не конструктивный и не подходящий. Не с кем даже козла забить. Всё маргиналы, да отщепенцы с социальной низкой ответственностью. Короче, радуйся! Все расходы только за мой счет. Встретимся в конторе послезавтра».

«Ты сбежал?» — хихикает пятеркой жирных желтых смайлов мой лучший друг.

«Иди на хер! Говорю, что это был мой последний раз. Не поездка, а бег с препятствиями. Короче, теперь пару слов скажу по договору. Мы возвращаемся на исходную позицию, клиент чинить препятствия не будет» — я резко бью по тормозам, почти влетаю лбом в стекло и обращаю взгляд на светлый ряд палаток, в которых цветет и пахнет то, что каждая, надеюсь, обожает. — «Всё! Сеанс закончен. У меня дела!».

«В полночь?» — большие круглые глаза и светло-желтый хрен с улыбкой идиота.

Не буду реагировать. Пусть катится к чертям и обойдется, избавлю болезного от объяснений.

— Эй! — хлопаю ладонью по толстому стеклу. — Откройте, пожалуйста.

— Что Вы хотите? — откуда-то из подземелья отвечает до безобразия накрашенная толстая девица.

— Розы! — воплю, при этом тычу пальцем, указывая продавщице на урну с крупными одноименными головками. — Все! Главное, чтобы нечетное число. Пожалуйста, милая. У меня есть деньги, — теперь я лезу за портмоне в задний карман своих брюк, вытягиваю и кручу ей перед носом, которым флористка упирается в стекло с той стороны цветочного киоска.

— Мы уже закрыты! — бормочет, открывая дверь. — Какие? — вопит мне в спину.

— Эти! — равняюсь с тем, что выбрал, разглядывая ассортимент через огромную витрину.

— Все, что ли?

— Проблема?

— Нечем перевязать. Я… — она оглядывается по сторонам, затем вдруг начинает вокруг себя вращаться, при этом дергая плечами, будто ни черта из сущего не понимая.

— Упаковка не нужна. Веревка есть?

— Найду, — она все-таки сменила гнев на милость. — Где же Вы так начудили, молодой человек? — подмигивает и наконец-таки подходит к нам с пластиковой тарой, в которой зевают полуоткрытыми бутонами гордые цветы с шипами и толстыми стволами по ширине в мой средний палец.

— Хочу порадовать одного хорошего человека.

— Розами? — таращится рыбьими глазами.

— Жена любит цветы.

— Это все жене?

— Да.

— Повезло, — гундосит, покачивая головой. — Концы подрезать?

— Сделайте все по протоколу. Я заплачу, — растаскиваю свой лопатник, демонстрируя девице огромную платежеспособность очень-очень запоздалого клиента…

Один…

Девять…

Восемь…

И опять… Один!

Год чьего-то, видимо, рождения?

Без ошибок набираю код и отключаю сигнализацию, с которой Ася, как это ни странно, с недавних пор на твердую пятерочку справляется. Растет жена и продвигается.

Огромный букет, который я несу в руках, цепляется цветочными стволами за штанины, оттягивает ткань и затрудняет, если честно, мое стремительное передвижение.

Ночник? Что за… Твою мать! Звезды, звезды, звезды… Млечный путь и бесконечная Вселенная! Маленькие точки кружат на потолке в нашей спальне. Жена лежит на боку, подложив под щеку молитвой сложенные ладони. По-прежнему невинность изображает? А дышит, дышит как? Почти как ангелок. Сажусь на корточки, устраивая и себя, и розовый букет перед ее лицом.

— Жена? Ш-ш-ш-ш, — зову и выдыхаю в нос теплый мягкий воздух.

Крепко спит или все же притворяется?

— Приве-е-е-е-т, — шепчу, почти выкрикивая.

Я замечал неоднократно, чем тише я стараюсь говорить — шиплю или цежу сквозь зубы, — тем громче я звучу и зачастую, между прочим, всегда бываю услышанным каждым из присутствующих.

— Ася-я-я-я? — направляю в нос букет. — Смотри, что я привез?

Витые лепестки щекочут кожу, а жена отмахивается от живой помехи узенькой ладонью.

— Просыпайся, синеглазка, — вожу туда-сюда.

— М-м-м, — ворочается и носом утыкается в подушку.

— Ах, так! — убираю от ее лица цветы, и зарываюсь рядом с ней в ту же мягкую подушку, щекой еложу по женскому виску, губами задевая распущенные волосы.

— Ходят волны на просторе, то ли поле, то ли море, — теперь, посмеиваясь, напеваю песню, которую услыхал давным-давно, еще в безоблачном, зеленом детстве.

Не помню — где, не помню — кто, не помню — как!

— Синий лён! Тихим шорохом прибоя обручил меня с тобою, — на одну секунду замираю, жена раскачивается, немного ерзает, а затем… Чихает, фыркает, смущается! Но все-таки прислушивается? Затихает, наслаждаясь!

— Синий лён! Горит, как пламя, синий лён, и, если я в тебя влюблён, твои глаза сияют добрым светом. Виноват, наверно, в этом, — ресницами трепещет, моргает неохотно, корчит рожицу и наконец-то просыпается. — Синий лён!*

— Костя? — жена пытается подняться. — Ты? Я… Что происходит? — скашивает взгляд, рассматривая звёздное небо, которое раскинулось на потолке этой спальни. — Это сон? Что со мной? Ты… — водит перед мои лицом ладонью, затем касается лба, бровей и носа, спускается на губы, но останавливается на слегка заросшем подбородке. — Привет! — мягко улыбается.

А я целую эти губы, пока в башке звучит заезженная старостью пластинка:

«Ведь он волшебник, синий лён, нам снова сказки дарит он, и наяву весь мир наполнен снами, может, просто шутит с нами, синий лён? Твой синий лён, в который я влюблён».

*Синий лён — песня на музыку Р. Паулса, стихи А. Курклиса, исполняла Лариса Мондрус.