Ася

Глава 21 Кровь I

Боль… Боль… Боль…

Не могу, как следует, раскрыть глаза, чтобы не зашипеть или не поморщиться, скорчив обезображенную ненавистью морду. Жесткий металлический обод опоясывает верхнюю часть моего черепа, затем кто-то очень сильный вгоняет в здоровые уключины чугунный болт по толщине в два средних пальца и мгновенно начинает затягивать простую до тошноты конструкцию, выдавливая пузырящуюся серую субстанцию из моих ушей и рта.

Мигрень? Давление? Инсульт? Размягчение извилин? Склероз? Альцгеймер? Возможно, долбаный понос?

Невидимый хомут, поскрипывая, крякает, а я терплю все это, вцепившись пальцами в лакированные подлокотники кожаного кресла, в котором торчу уже четвертый час подряд, стачивая от злости крепко сцепленные зубы.

— Костя? — наклонившись, шепчет Юрьев. — Все в порядке?

— Долго еще? — отворачиваюсь, запрокидывая голову назад.

— Тебя что-то беспокоит?

— Ваша несостоятельность и непунктуальность, а также необязательность, расхлябанность, пофигизм и отдельным пунктом — дебильная улыбка Фролова. Платонов, кстати, в норме? Чего он щерится, как будто психически нездоров? — рассматриваю своего юриста. — У Никиты, видимо, проблемы. Твою мать! Что ж так не везет? Ладно, хер с этим. Я всё перечислил, а ты по-прежнему считаешь, что этого недостаточно?

— Не бухти, босс, — самоуверенно заключает. — Еще полчасика и мы будем совершенно свободны. Никитос случайно заплыл в нейтральные воды.

— Чего? — отклеиваюсь от спинки кресла, принимаю идеально вертикальное положение, проглатываю кочергу и выгибаю в пояснице спину. — Он работать сможет?

— С этим проблем не будет. Просто перебрал. Извини, засиделись вчера. Фрол организовал нам преферанс. Расписали пульку и… Платоша не удержался. Ему, между прочим, охрененно в тот момент везло.

«А-а-а-а!» — широко раззявив рот, набираю воздух и проталкиваю внутрь, разгоняя по сосудам кровь. — «Пионерский лагерь, итить!».

Они друг друга зубной пастой случайно не измазали? В качестве выигрыша могли, как возможный вариант, стоя на балконе, что-то прокричать или на худой конец кому-то, случайно проходящему, что-то даже показать.

— Скоро все закончится, — Ромка разговаривает, словно объясняет прописные истины постоянно хнычущему ребенку. — Мы шустренько запрыгнем в машины, устроим «газ в пол» и помчим навстречу ветру и дорожным приключениям. Сделай благожелательнее лицо, пожалуйста. Костя, ты пугаешь докладчицу. Она, бедненькая, и без того сильно заикается.

«Да нет же…» — девица просто не умеет по слогам читать. Думаю, но не говорю. Хочу, но все-таки молчу. Берегу баланс и не порчу имидж.

Вмазать бы Ромашке промеж глаз, да мараться неохота. И потом, надо бы учитывать свое нынешнее состояние, которое, кстати, я терплю уже второй день, пока нахожусь в этом гребаном месте. Вот оно-то и сыграет против меня в самый неподходящий момент. Размахнуться я смогу, однако же вложить всю душу в намерение и непосредственный удар — это вряд ли. Тут, как говорится:

«Тпру-у-у-у!».

— Что с тобой? — подобравшись, продолжает испытывать мое терпение, бомбардируя дебильными вопросами. — Голова?

С чего он взял? Мотаю ею, давлюсь слюной и демонстративно сглатываю, выпуская слезы из покрытых кроваво-мутной пленкой глаз:

— Увы! Орга-а-а-а-зм, — зло сиплю, почти не раскрывая рта. — Сильно забирает, с трудом контролирую процесс. Мокрые трусы и неуменьшающийся в размерах стояк — спутники и свидетели моего позора. Как в детстве, прикинь. Возбудился, а сбросить негде. Мучаюсь, кайфую, дрожу, предчувствую. Вот-вот, но снова промах! Ни черта не удается.

— Шутишь, что ли? — Ромка отклоняется, будто бы боится, что моя сперма брызнет точно в глаз.

Если бы! Вчера дрочил в постели, пока смотрел на фотографию жены, потом разминал и дергал яйца, припоминая, как она стонала в наш последний раз, а с утреца спустил немного, пока перебирал по мягкой шкурке в душе, вылизывая собственную руку.

— Боюсь, что долго так не выдержу.

— Ты чего? — у Юрьева на лоб ползут глаза, подкидывая к шевелюре брови.

Не могу быть здесь — домой хочу. И дело, откровенно говоря, не в сексе или в чем-то плотском. Я скучаю за семьей, в особенности, за своим ребенком!

— Все под контролем, Ромыч. Я пока не вышел из себя. Но желание, пиздец, не отпускает…

Я хочу, чтобы Ася полечила мою голову обыкновенным рукоположением и шепотками, которыми она владеет, словно всемогущественная ведунья-ведьма.

— Держи меня, иначе насажу какую-нибудь из этих мерзких чудищ в узких юбках себе на хрен и-и-и-и… — дергаю руками под столом. — Долго, Ромка, больно, но со страстью, — мотаю головой. — Это вещь! А там, глядишь, отпустит.

— Ни хрена себе. Кончил, что ли? — я так и вижу, как сильно округляются его глаза.

— Почти, но приход словил, — хмыкнув, отвечаю. — Мы ведь откажемся от этой хрени, Юрьев. Надеюсь, это понятно? — внезапно становлюсь серьезным и говорю сейчас исключительно по делу. — Это не обсуждается. Ты ведь в курсе про мою принципиальность? Я только вот пять минут назад принял окончательное решение. Пора отчаливать. Пиздец! Так уста-а-а-а-л…

— С чего бы? — постукивает по вылизанной до блеска поверхности стола колпачком, снятым с перьевой брендированной ручки.

— С того, что так дела не ведут, Ромыч. Для них это игра, показательные выступления перед грозным дядей Красовым, а я не привык так работать. Не нужно задабривать нас, накрывая столы, на которых скатерть пачкается соусом ценой в бюджет задрипанного округа. Не стоит заглядывать мне в глаза, достаточно привести документы в порядок и составить грамотно ТЗ. Нас тут трое, Платошу, как обычно, не считаю. Кстати, он мне нужен в главном офисе. Юридическая хрень сама по себе не разгребется, а Фрол хоть и пыжится, что способен на подвиг, но пока все, на что начфин сподобился — поцеловать украдкой Терехову и раструбить об этом в пьяном виде, когда совсем не контролировал себя. А их тут сколько? Никто, сука, не владеет информацией. С ними — все! Я не жадный, мне вполне достаточно пролонгированного соглашения, а этих тварей посылаем на х. й. Они не готовы — неутешительный, зато правдивый финал. А мы еще чего-то ждем? Если речь про обед или чертов ужин, то я определенно сыт и жрать сегодня здесь не намерен. По крайней мере, хочу успеть к столу, накрытому женой. Мне бы сына посмотреть…

— Еще полчасика.

Е. ать! Сначала было пять минут, которые незаметно и довольно плавно растянулись на пятнадцать, потом вдруг организовались двадцать пять, а теперь все тридцать замаячили перед носом, как размахивающий аурой приход.

— Блядь! — хриплю и скалюсь, таращась на девицу, которая с жутким заиканием штудирует пятый пункт возможного соглашения. — Еще разочек, Ромыч. Что нам обещают и почему мы так сосредоточены на чьих-то просьбах? — выставляю указательный палец, предупреждая, что не закончил и меня не стоит перебивать. — Я не буду читать лекцию о важности времени и денег, а также их симбиозе и влиянии на деловые отношения. Скажу просто и доходчиво. Шутки давным-давно закончились. К таким по важности встречам следует готовиться заранее, чтобы при, так сказать, слиянии не испытывать проблем с эрекцией и грамотно, уверенно, я бы еще добавил, своевременно, подвести партнера к тому, что называется наслаждением от близости, а по-простому, от продолжительной е. ли. Они надрачивают нас второй день подряд. У меня уже болит в штанах, а выхлопа… Увы! — развожу руками по сторонам. — Пшик и вялая труба!

Представительница противной стороны — заказчика и, по ощущениям и общему впечатлению, полуграмотного человека, которому только бы на рынке чем-то торговать — зачитывает пункты контракта, в котором все настолько ясно и прозрачно, что подобную бумагу в своих кругах мы называем букварем, а по факту:

— Спасибо, — оттолкнувшись, наклоняюсь над столом и одновременно с этим отодвигаю кресло, елозя металлическими ножками по напольному покрытию. — На сегодня хватит! — распрямившись, перехожу лениво к пуговицам на пиджаке. — Ответ — нет! На этом предлагаю закончить нашу встречу. Сворачиваемся! Всем сердечная благодарность и за теплые слова, и за щедрый прием. Всего доброго.

— Шеф, — шипит Роман и дергает меня за руку, — ты чего?

— Одиннадцать ноль ноль — отличное время, чтобы отбыть домой, — отдергиваю пальцы, при этом ехидно искривляю губы и кивком указываю Фролу, что пора заканчивать этот хренов балаган. — Ты со мной?

— Константин Петрович, — скулит девица, — разрешите закончить?

Я выхожу из-за стола и иду навстречу к ней.

— Мое присутствие здесь необязательно. Главный — Александр Фролов. Я же вынужден откланяться. Много дел и…

— Контракт… — пытается что-то выпытать, нехило так нагнуть, к чему-то нехорошему принудить, — мы ведь можем… Позвольте, я дочитаю?

— Нет! — отрицательно качаю головой. — Но, если Вы хотите еще поговорить, — поднимаю руку, чтобы свериться с часами, — в общей сложности минут пятнадцать… Да? — зачем-то оборачиваюсь. — Роман Игоревич, я не ошибся?

— Нет, — а он сидит, раскинувшись по-царски в кресле.

— Время обозначено. Стало быть, вперед! Только одна просьба. Постарайтесь на задерживать моих партнеров на целый день. Их ждут дела и семьи. И да, — теперь я обращаюсь к помалкивающему до сих пор директору, — не стоит раскармливать гостей на убой. Кто-то, вероятно, облагорожен язвой и подагрой, у кого-то — простое несварение, для одного — большая честь, а для второго — глупость несусветная и прошлый век, а третьему — все нипочем, ему бы набить брюхо мясом краба или криля, или осьминога. Кстати, морепродукты попахивают залежалым дерьмецом. Я бы на Вашем месте пересмотрел предпочтения в меню, которым Вы, видимо, привыкли потчевать сильных мира сего. Кстати, Вы ошиблись. У меня нет власти и никогда не было, я всего лишь проектирую и возвожу дома, но не гонюсь за прибылью или славой. Цены весьма и весьма демократичные, а за это я прошу всего ничего. Райдер зачитать? — а про себя хриплю «не надо, не надо, не надо». Хватит! — Первое и единственное, самое важное и необсуждаемое правило, оно же требование. Неоспоримое! А главное, стабильное. Этому пункту я не изменяю с тех самых пор, как встал на ноги и подписал свой первый контракт. Не терплю, когда меня облизывают, обильно заливая слюной глаза. Не то чтобы я плохо вижу, просто — очень неприятно. Будьте естественны и честны. Искренности в словах не обнаружил. Сплошное клише и сознательно завышенные параметры. А посему вынужден покинуть наше собрание. Прошу понять, простить, смириться, но у меня семья. Я и так слишком задержался. Обещал отсутствие продолжительностью всего один несчастный день, а на самом деле… О-хо-хо! Всего доброго! — не дав им времени, чтобы прийти в себя, хватаюсь за ручку спасительной двери. — Приятно было познакомиться.

«И нам!» — все, что в ответ услышал, пока выплевывался в коридор.

Боль… Боль… Боль…

Электрический разряд и многократно повторяемая судорога, от которых правая рука почти молниеносно утрачивает силу, соскальзывает с обода руля и со шлепком укладывается на мое бедро.

— Тварь! — смотрю, как сильно дергает верхнюю конечность, как неподдающиеся командам пальцы перебирают воздух, играя хроматическую гамму на темной ткани; как бликует обручальное кольцо, гоняя солнечных зайчат на моем лице, как подскакивает правая нога и вместе с этим — чего уже не мало — ощущаю онемение во рту, от которого теряю напрочь связь разумной составляющей и языка. — Черт! С-с-с-у-ка… А-а-а-а!

«Мы будем еще пять дней в городе, Костя. Не передумал? Как твои дела?» — слежу за сообщением, маячащим на экране бортового «справочника» моего автомобиля.

Да чтоб тебя! Только их мне для полного счастья сейчас не доставало!

«Нет» — быстренько отстукиваю, особо не вникая в суть послания, и резко смахиваю к чертям собачьим чат. — «Иди на хрен!» — сквозь зубы посылаю.

Сняв телефон с магнитного держателя, откидываюсь на подголовник водительского кресла и вслепую набираю сообщение Асе:

«Привет, синий лён! Чем занята? Что ты делаешь, женщина? Ась, понимаю, что задерживаюсь, но не только от меня здесь всё зависит. Если тебе полегчает, то я напоследок приложил кулак о стол и послал всех к чёрту. Теперь отсиживаюсь в машине и стараюсь совладать с собой. Пока не очень выходит. Уж больно звериное выражение лица, Цыпа. Понимаешь? Но я планирую через пару часиков быть дома. Погуляем?».

Прокручиваю сжимающее руль левое запястье, теперь таращусь на часы, сверяясь со стремительно текущим временем. Ха! А ведь только двенадцатый час. Подобие порядка — как будто норма! Почти целый день у нас с ней будет впереди.

Жена помалкивает, чем жутко раздражает, но я, по-моему, уже к такому обращению:

«Привык? Привык. Привык! Привык…».

«Ты со мной не разговариваешь, что ли? В чем дело?» — строчу, как заведенный. — «Вынужденная задержка вызвана независящими от меня причинами. Знаешь, что такое нечистоплотный партнер?».

«Костя, я работаю» — вдруг прилетает мне в ответ. — «Извини, пожалуйста, но сейчас мне неудобно писать. Если что-то срочное, то я перезвоню немного позже. Подрезаю подол платья. Клиентка вертится, да иголки торчат со всех сторон. Не обижайся. Хорошо?».

Замечательно! Она не расположена? А я, стало быть, гуляю и ей надоедаю, пока терзаю смс-ками свой телефон.

«Сын с тобой?» — потирая средним пальцем бровь, набираю свой вопрос.

«Вот!» — Тимошка строит глазки и пускает пузыри, улыбаясь с присланной мне фотографии.

«Спасибо!» — «нежно и спокойно» реагирую, откинув на пассажирское сидение телефон, затем придавливаю кнопку запуска и ложусь на руль, пряча в кнопках и ребрах жесткости лицо. — «Не могу-у-у-у!».

— Шеф! — колотит Фрол в стекло. — Откроешь? Нужно поговорить.

Его руки находятся на поясе, а ноги по-солдатски расставлены на ширине здоровых плеч. Будет драка? Это очень мелко! В особенности, для него.

— Слушаю, — шиплю с опущенным стеклом.

— По-твоему, поведение, которое ты там продемонстрировал, является образцом для этих нелюдей? Мол, смотрите, как нужно, господа? Мастер-класс от Кости Красова? Что с тобой?

— Воу-воу-воу! — выставляю под нос начфину левую ладонь. — А ты считаешь, что эта суета, от которой у меня, пиздец как, трещит башка, состоятельный подход к проблеме? Уверен, что именно так ведут дела? Ты, видимо, недоел, недопил, недоспал. А вот я затрахался, Сашок. Вот здесь их крабовая взятка колом встала, — ребром ладони бью по кадыку. — Отдает лихими временами. Приехала холеная братва, которой нужно отстегнуть в карман и подлизать их возбужденные «начала». Пф! Во-первых, все было чересчур затянуто, во-вторых, не к месту и через зад, а в-третьих, им просто не повезло, что у меня очередной мигренозный приступ. Последнее, как ты понимаешь, от их действий не зависит, но от этого никому не легче. Скукотища и малая скорость. Все! Пока!

— Ну, извини, мой дорогой, что только кошки быстро родятся. Отличное, между прочим, предложение. Да, согласен, что представление было так себе, и это, если мягко говоря, но суть все-таки ясна, да и прогнозируемый выхлоп многообещающий. Никита подредактирует то, что так сильно задело твою нервную систему, его ребята тщательно всё вычитают, а мы вобьем по факту колья на предложенной местности. Не стоит разбрасываться идеями и предложениями. Забыл, что мы переопыляем клиентов?

Да как я мог? Увы!

— Ты, Саша, топишь за еще один лоточный ряд? В доле или просто, чтобы всем завидно было? Назло боссу, например? С меня твоей Инги хватило. Предлагаю новый план: один календарный год — один магазин. И потом, не кажется ли тебе, что на такой не очень-то крупный город подобное количество торговых лавок просто нерентабельно, что возможно приведет к финансовому коллапсу и нас возьмут за яйца. Скажем, нами заинтересуется антимонопольный комитет. У? Хотя, пожалуй, уберу дебильное «возможно». Стопудово будет взрыв! Знаешь, когда покупательная способность падает, а количество предложений, сыплющихся на головы клиентов, уже не продуцирующих тот нужный спрос, просто-таки растет по экспоненте. К чему это все приводит?

— К чему?

— К вопросу: «А кто покупать-то это будет?». И потом…

— Мы подумаем, Костя! — расставив руки, писюша напирает неконтролируемой массой мне на дверь. — Отказаться — проще простого. Провести работу над ошибками, пересмотреть условия, определиться со стратегией, обозначить тактику — всегда сложнее. Что с тобой?

Сказал уже:

— Мигрень, — прищурившись, шиплю.

Как девка ною и скулю! А ведь я его почти не вижу. Вернее, на месте друга просматривается крупное, в божественном свечении по вертикали вытянутое пятно.

— Мне очень жаль. Сочувствую, но…

— Отпусти меня, — укладываю ладони на его растопыренные пальцы. — Я вам тут не нужен. Справитесь, а потом обсудим. Идет? Сашка, правда, хочу домой.

— Замечательно! А какого черта ноздри там раздувал?

— Она так нудно читала, что мне стало невмоготу. Люди грамотные. Все способны изучить документ самостоятельно. В нужных местах сделать пометки, выставить акценты, обозначить цезуры, что-то добавить, что-то убрать, что-то еще…

— Красов, я тебя не узнаю! Прибил бы, если бы не твое единоличное право подписи на особо важных документах. Пора с этим кончать!

— Ничем не могу помочь, — отклеиваю его пальцы. — Без меня прекрасно справитесь и разберетесь. Меня Тимка ждет.

— Одно радует… — Фролов ехидно скалит зубы.

И? Чего еще?

— … Я слышу, как бряцает мой крупный выигрыш в потайном кармане. Юрьев так на бабки встрял. М-м-м! Неописуемое чувство, Котян. Тянет победой. В воздухе моя вИктори жужжит. Улавливаешь локаторами этот визг?

Нет!

— Не забудь налог на прибыль заплатить… Пи-сю-ша! — издевательство напоследок свистом выдаю и трогаюсь, мягко придавив педаль газа…

Здоровый магазин, огромное пространство, нескончаемый человеческий поток, шныряющий между торговыми рядами, солидный ассортимент и бешеные очереди в кассы, коих здесь несметное количество — вот такой наш местный супермаркет в комфортные скидочные часы. Да уж, цивилизация и необходимая для жизни вкусная еда, а по факту — накрытый железяками слегка облагороженный базар, настроенный на самообслуживание в праздничные дни. Я двигаюсь неспешным шагом, подталкивая забитую тележку каблуком. Мясо, мясо, мясо… Солидная вырезка, домашняя куриная тушка, говяжий язык, рыбное филе и две бутылки вина — красное и белое — под настроение и соответствующее основное блюдо.

«Аська, могу забрать. Я уже в городе. Что скажешь, синеглазка?» — пока простаиваю в медленно ползущей очереди, проталкиваю пальцем предложение. — «Хлеба купить?».

«Было бы неплохо. Ничего не надо, все есть» — прилетает тот же час.

«Отлично! Куда подъехать?» — и тишина, отсутствующий сигнал мобильной сети и четкая отметка о непрочтении. Жена в туннель, наверное, зашла?

— Пакет? — до меня доносится мужской спокойный голос. — Оплата карточкой? Наличными? Какие сигареты? Эти?

— Да, — отвечает покупатель, стоящий впереди меня. — С фильтром, — и называет ходовую марку.

Женская рука прикасается к тетрапаку, проносит коробку через сканер и, никуда не торопясь, откладывает в сторону проведенный товар. Мягкие движения, приятный голос и белая коса, раскачивающаяся у меня перед глазами. Какой-то здоровяк склоняется над неопытным кассиром, что-то говорит, тычет пальцем в экран компьютера, затем вставляет ключ и открывает счет:

— Удаляем лишнее. Вот так…

«АСЯ» — прочитываю имя, указанное на белоснежном бейджике, прицепленном на левой стороне груди, и застываю ошалелым взглядом на испуганном лице той, чье имя я запомнил, блядь, с большим трудом.

— Тысяча семьсот двадцать, — парень сообщает сумму покупателю, залезшему рукой в карман за пластиковой картой. — По терминалу? Бесконтактно? Отлично. Вводи сумму, Ася. Ася? Ася, что с тобой?

Увидела? Узнала? Поняла? Всё… Всё… Всё прочитала?

Не дождавшись ответа, более опытный торгаш заканчивает с обслуживанием клиента, уже задравшегося нерасторопной бабой, и, пожелав хорошего дня, со стандартной фразой обращается ко мне.

— Пакет? — он смотрит мне в глаза, а ладонь укладывает на ее плечо. — Все хорошо? — шепчет Асе в ухо. — Не волнуйся. У тебя выходит. Сегодня намного лучше.

Вот же дрянь!

— Да, — сглотнув, она как будто отмирает от парализующей ее системы спячки. — Добрый день, — здоровается и тут же опускает голову.

Она перебирает весь товар, со мной не контактируя взглядом. Не смотрит, потому что стыдно? Не говорит, потому что нечего сказать? Не слышит, потому что тугоуха? Не догоняет, потому что…

Моя жена — тупая сука!

— Четыре тысячи пятнадцать рублей. Карта или наличные? — долдонит хрен, чьи пальцы по-прежнему сжимают хрупкое плечо.

Кольцо? А где ее кольцо? Не обращаю внимания на слова урода, зато таращусь на безымянный правый палец, на котором нет того, что я ей дал два с лишним месяца назад.

— Карта, — хриплю и смаргиваю. — Пять минут! Я жду в машине.

— Костя…

— Э-э-э, — недоумевает наглый член. — Прошу прощения. Все нормально?

— Пять минут, — повторяю, прикладывая карту к терминалу. — Сына не забудь…

«Чего бабам в жизни не хватает?» — откинувшись на подголовник водительского кресла, слепо пялюсь в потолок, потроша зубами фильтр незакуренной сигареты. Любви? На хрен надо. Что толку от бесконечного обмана, лести и подлизывания в районе ануса у какого-нибудь еб. ана? Денег? Мало, что ли, дал? Внимания? Задрал отлучками и бесконечными командировками? Чего ей надо, а?

Она стоит на выходе и не торопится идти к машине. Боится? Не решается? Мне, что ли, подбежать? Даю сигнал и смаргиваю фарами. Теперь вдруг закрывает рот и давится слезами, которые никак не удается выпустить из наглых синих глаз.

— Ну же! — прикладываю пальцы о торпеду. — Где Тимофей? — не вижу малыша: ни на груди, ни в переноске. — Где мой сын, сука? — запускаю двигатель, мягко трогаюсь с места и качусь неторопливо к ней, гребу почти ползком.

Специально заблокировав все двери, я терпеливо жду, когда она к ним подойдет. Не поднимая головы, дрянь дергает рычаг на ручке и вынужденно отступает.

«Костя, пожалуйста» — вижу, как двигаются ее губы и суетятся пальцы.

— Где сын? — рычу, рассматривая сжатую фигуру возле пассажирской двери. — Иди назад, — глухо заклинаю, чтобы отошла. — Не догоняешь, дрянь? — все-таки снимаю блокировку и отворачиваюсь, не желая видеть то, что она намерена теперь мне показать.

Она распахивает дверь, громко дышит, но молчит, испепеляя мой затылок наглым взглядом.

— Скажи, что это ошибка, Юля! Просто сон! — шепчу в стекло водительской двери. — Убеди, заверь и поклянись, что это мне привиделось. Типа я нажрался и не смог отличить реальность от бредятины, в которой ты сидишь на кассе супермаркета в обнимку с мудаком, у которого на тебя стоит крюком. Юля-я-я-я!

— Костя…

— В машину! Сколько можно ждать? Работница, блядь. Где Тимофей?

Опять воняет страхом. Все тело бздит и источает мерзкий запах.

— Видимо, с Галиной больше нет проблем? Угу? Когда тебе необходимо и удобно, то чужая тётя вполне способна присмотреть за маленьким ребёнком. Юля! — прикрыв глаза, шиплю. — Начинай оправдываться, ибо самое время. Ты меня слышишь? — обращаю к ней свое лицо, искореженное яростью и диким гневом.

— Да, — она глотает слюни, вжимаясь в угол двери.

— Чего тебе не достает? Давай-ка проясним один момент раз и навсегда. Итак, что тебе для счастья надо? Чего ты хочешь? Что вообще не так, что стоит, видимо, пересмотреть, о чем забыть, на что настроиться, что дать, где бросить, как поднакопить? Денег хочешь больше? Ха! Кассирша, да? Ты с трудом владеешь карточкой, ни хрена не шаришь в технике, а твоя зачумленность нечёсанной девки поистине способна довести уродов до греха. Это кто? — указываю на козла, мечущегося на выходе из супермаркета.

— Денис, — еле слышно отвечает.

— Насрать на имя! Кто он?

— Мой куратор.

Торгаш с безжизненными рыбьими глазами?

— Ремень! — кивком указываю на свое подрагивающее левое плечо. — Время отвечать. Начинай, иначе…

Иначе я за себя не ручаюсь! Сегодня, по всей видимости, никому не повезло…

Что это вообще за место? Сколько здесь живу, но подобного гетто не припомню: типовые бетонные коробки, играющие в растущие, как на дрожжах, панельные новостройки; пластиковые детские площадки, лавки, забитые задницами местных бабок, и надоедливый народ, шныряющий туда-сюда, будто от безделья мается.

Четвертый… Пятый… Шестой… Седьмой… Восьмой… Девятый! Она выходит из кабины лифта, а я за ней иду. Обитые дерматином двери и древние звонки, на один из которых она надавливает пальцем, погружая кнопку внутрь, в пластиковую глубину, а после делает несколько шагов назад, отходя подальше, освобождая пространство для полотна, которое в противоречие всем законам жанра открывается в общий коридор, едва не задевая женский нос.

— Добрый день, Алина Семеновна, — гундосит, приветствуя невысокую каргу, держащую в руках Тимошку.

— Ася?

Ася? Не ЮлА? Ну да, ну да…

— Ты сегодня рано. Что-то случилось? — теперь эта баба смотрит на меня. — А Вы…

Мне надо, видимо, представится? Ха! Без проблем.

— Константин, — глухо шикаю, протягивая руки, отодвигаю Асю, почти отталкиваю и в упор не замечаю цокающую стерву. — Разрешите?

Малыш идет ко мне и улыбается.

— Прощайся, — шиплю через плечо и направляюсь к лифтовой кабине…

Ей нечего сказать. Она молчит и дергает свой сарафан, по сторонам растягивая вздыбленный подол. Мальчишка сыт и весел, мой сын раскачивается в шезлонге, поглядывая искоса на нас. Я сижу на диване, она стоит передо мной с опущенной головой.

За что? Какой же в этом смысл? И что за надобность, в конце концов?

— Иди к себе, — взмахнув рукой, указываю ей на выход из общей комнаты.

— У тебя кровь. Вот здесь, — показывает на себе. — Костя, пожалуйста.

— Поздравляю с последним рабочим днем. Оставь! — отворачиваюсь и, откинув голову назад, сильно выгибаю шею. — Блядь!

— Что? — она мгновенно вскидывается и наконец-то направляет на меня свой взгляд.

— Ты не будешь работать в том заведении: на кассе, в кладовой, в вино-водочном отделе или еще где. Вопросы? Что-то не устраивает? С какой-либо работой навсегда покончено. Довольно этих шатаний по непонятным клиентам, найденным хрен знает как, закончим с этим никому ненужным шитьем, бесконечными нитками, долбаными примерками, глажками и просиживанием по ночам. Займись ребенком и собой. У меня все! Ты свободна.

— Я…

— Тебя уволят по щадящей статье. Об этом позабочусь лично. И закончим на этом. Без всяких просьб и гребаных условий. У меня раскалывается голова. Дай мне тишину, исчезни, пропади.

— Я стажер. Зачем ты так? Костя? — двумя руками обнимает свой живот, сгибается, наклоняется вперед и морщится от боли. — Пожалуйста, послушай.

— Тем будет проще, — втянув носом воздух, промокаю слизистую выступившей сукровицей. — Оставь нас.

— Прости, пожалуйста.

Ей не надоело? Что не разговор, то пресмыкание, что не объяснение, то обязательное извинение?

— Ложись спать.

— Но…

— Голова болит…

Потолок вращается с бешеной скоростью, складывается впечатление, что я нахожусь на разогнавшейся карусели, с которой спрыгнуть не получится, как я ни стараюсь. Торможу пятками, высекая искры, истошно визжу, потому как барабанные перепонки разрывает дикий свист пространства, которое пронзаю, щедро наплевав на законы постоянно расширяющейся Вселенной.

Это зал? Диван? Настенные часы с люминесцирующими числами и такими же стрелками? Шезлонг, в котором дремлет сын? И слабый женский стон, который я определенно слышу.

— Ася? — открыв дверь в спальню, вхожу и застываю на пороге.

Здесь ведь никого? Разобранная постель? Ночник, гуляющие звезды на потолке? Свет в ванной комнате? Что за на хрен?

— Ты где?