Ася

Глава 2 Вторая встреча

Простые буквы — ничем не примечательные комбинации. Обыкновенные слова — богатый русский язык. И мое стремительное — что очень странно — отупение.

«Ю»!

«Л»!

И, конечно, «Я!»?

— Подсказку хочешь? Босс, я готов! Намекнуть?

Желает, видимо, мне задницу лизнуть.

— Обойдусь, — рявкаю довольно-таки грубо. — Просто заткнись, Шурик, и не возникай.

— Уста-а-а-л. Фу-у-у! — фыркает противник. — Что там у тебя, что ты так подвис? Итак…

Локтем загораживаю имеющиеся буквенные кости:

— Сейчас получишь в рыло! Не торопи.

— Ой-ой-ой! Посмотрим-посмотрим. Та-а-а-к! Что тут у нас? По вертикали? Значит, вниз. Первая «К». Отложил! — сжав рукою подбородок, почесывает жесткую щетину большим и указательным пальцами. — По горизонтали — «-юля»! Ю-л-я? Хм…Хм… Буквы «Г», «О», «В» и «Н» отсутствуют. Итого… Говнюля не подходит. Здесь только литературное звучание. Извини, Костя, давай самостоятельно. Ничего порядочного не выходит. Кстати, «Ж», «Е», «Б», «Д» тоже не в чести. Что же получается? Шеф?

— «Кастрюля», — выкладываю на игровое поле имеющиеся буквы «А», «С», «Т» и «Р». — Всего, душегуб, восемь очков. Потому что ни одна не повторяется, и я не брал взаймы у «банка». Черт, да я словарный Бог! — кивком указываю на неиспользуемый — пока, естественно — дополнительный алфавит. — Теперь твоя очередь, Санёк! Тебе не терпелось? Вот, пожалуйста. Насладись, старичок.

— Гад ты, Костенька. Но, — финансовый мудила направляет вверх свой палец, — не без выдумки и способностей. Итак, «К» находится по-прежнему на первом месте. У меня есть «У» и «Н». Так-так-так…

— Нукер, если добавишь «Е» и «Р».

— Сейчас! — закатывает глаза. — Разбежался. Привык ты, Красов, командовать. Ты, между прочим, оказываешь на меня давление. Я твой подчиненный, а ты…

— У меня башка трещит от твоего голоса, — сильно морщусь и прикрываю глаза, но не жмурюсь до кровавых искр.

— Мигрень?

— Наверное, на погоду.

Сегодня будет шторм! Я стал больным, разваливающимся стариком. Чувствую любое шевеление природы. Только замаячит какое-нибудь неблагоприятное погодное условие, как я изображаю дергающегося всеми четырьмя конечностями бешеного пса.

— Куни! — Сашка добавляет «И». — Всего 4 очка, зато каких!

— Нет.

— Да.

— Нет такого слова, — злобно ухмыляюсь.

— Красов, ты, что ли, девственник? На тебя, конечно, не похоже.

— Не засчитывается, переигрывай.

— Не буду! — раскидывается здоровым и подтянутым телом в кресле. — Куни, куни, куни, — трепещет пошло языком. — А-а-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а! Играл бы я с Ариной, она бы подтвердила и попросила перерыв, чтобы насладиться. Я еще вот так могу.

«Не сомневаюсь, писюша!» — пристроив свою голову к плечу, слежу за тем, как крупнокалиберный «писюша» — Сашенька Фролов — на секундочку финансовый директор и кандидат экономических наук — рисует языком восьмерки, а после переходит на заглавный алфавит.

— Ты про «О» забыл, — тычу пальцем другу в морду.

— Точно! — он шлепает ладонью по своему лбу. — О! О! О! О! Я, как правило, заканчиваю на «Ж», Красов. Видимо, в этом все дело.

— Быстро!

— Как сказать, как сказать. Девочки на шустрой «Ж» пчёлками жужжат и звонко прыскают.

— От смеха? Ты их щекочешь?

— От удовольствия, болван.

— А-а-а-а! Короче, интимным опытом обмениваться будем позже. А до литературного варианта подобного занятия не хватает еще херовой кучи букв, причем некоторые из них будут повторяться. Не уверен, что ты получишь достаточное количество очков.

— Да я уже привык проигрывать, Красов. На твоем фоне каждый из нас выглядит, как недоразвитый е. лан, неспособный на подвиг или тому подобные стремительные действия. Опять командировки? Тебе на месте, что ли, не сидится? Ты так ФЭО задрал, начальничек, что мы готовы тебя заказать, а если не хватит средств, которые ты растрачиваешь на подобные поездки, то самостоятельно подкараулим за углом и трахнем…

— Трахать будете?

— Кирпичом по голове! Авансовый отчет.

— Что?

— Переделать надо.

— Я-то тут при чем?

— Из-за тебя.

— Что мешает отказаться от него? Оплачивай по факту, — хихикая, язвлю.

— Я так и делаю, но бланк, на котором все обоснование держится, один-единственный. Разработчики не подсуетились. Кто ж мог заранее знать, что неугомонный Красов будет колесить по стране, невзирая на последствия своих вояжей.

— В графе «аванс» я по привычке ставлю прочерк, — с удивлением поднимаю брови. — Я тебе мешаю, Фрол? Ты оплачиваешь мои поездки из своего кармана?

— Слава Богу — нет! Но я устал раскидывать бабки на твои хотелки, Котян. На хрена инспекции на объекты, если там работают профессионалы? У тебя штат проверенных специалистов. Все местные и с гражданством по праву рождения. Какого, спрашивается, хрена, ты прешься в те места и просиживаешь там недели?

— Просиживаю? — не скрываясь, изумляюсь. — По-твоему, я там отдыхаю?

— От жизни — да! Ты — босс, а ведешь себя, как нерадивый подмастерье. Николаевич задрался тебя под зад пинать. Он мне звонил, между прочим.

— Ты исповедник Аксёнова?

— Его лучший друг, — перекрещивает на груди оголенные по локоть руки.

— Я думал, что ты мой друг, — насупив брови, недовольно хмыкаю.

— Не ревнуй, малыш.

— Саш, куни в любом случае не засчитывается.

— Плевать на дружбу, Красов?

— Открой словарь и…

— Интимных терминов, — подмигивает и скашивает в сторону глаза. — Куни! — пищит, как маленькая девочка. — Куни-и-и-и. Ничего менять не буду. Четыре очка, а я не гордый.

— Добавь «Ц» и «А» и получится…

— Мой ход, мое желание, мое упрямство. Я сказал… Все! — он опирается на деревянные подлокотники и приподнимает зад. — Инга звонила?

— Звонила, — не подавая заинтересованного вида, отвечаю.

— И?

— Четыре очка, — наклоняюсь, чтобы записать в таблицу цифры, и очень низко опускаю голову, прочесывая носом бумагу, ноздрями задеваю колпачок нашей фирменной ручки.

— И? — я чувствую, как друг вытягивает шею и направляется верхней половиной тела к моей башке. — Ты там уснул, Котян?

— Мой ход! — неожиданно возвращаюсь в исходное положение. — Ты отказался, а я добавлю. Итак, «Куница» — шесть букв и столько же очков, потому что…

— Красов, тук-тук! Что с тобой? От женского внимания отказываешься. Она чистая женщина, если что.

— В каком смысле? — выпучиваюсь на него.

— Не замешана в беспорядочных связях — в этом смысле. Успешная и финансово, и профессионально. Но замужем не была.

Для женщин этот пункт теперь идет с союзом «но»?

— Почему?

— Строила карьеру, Красов. Женщины, прикинь, таким тоже занимаются.

— А сейчас что? — вожу глазами по столу, при этом комбинирую буквы, выстраиваю слова, подсчитываю возможный выигрыш и слушаю дружка.

— Не строй из себя придурка, шеф. Ты, конечно, треснулся головой, но здравый смысл не потерял. Твои проекты по-прежнему великолепны. Ты держишь клиентуру и наращиваешь темпы. То есть ты на пике, брат. Почему бы не встретиться с Ингой, например?

— Зачем?

— Для здоровья, босс.

— Я здоров.

— Я в курсе.

— В курсе? — настораживаюсь ответом непрофессионала в этом деле.

Неужели служба безопасности о чем-то Фролу донесла?

— Это херабора не дает покоя? — кивает в неопределенном направлении, при этом указывая взглядом на растянутую по вертикали фоторамку, стоящую на моем столе, в которой я под стеклом храню один трофей, каким был награжден случайно.

— «Спасибо. Я Ася! АСЯ!». С выдумкой малышка, почти поэт:

«Я Ася! Ася я! Запомни имя, Красов, и прощай!».

Вопросов слишком много, старичок. За что, например, «спасибо»? Это ведь эмоциональность? Я не ошибся? Уж больно сильно женщина давила на носик шариковой ручки, раз чернила проступили. Банк ее забраковал? — молча киваю, подтверждая предположение Саши. — Кто она вообще такая? Год прошел. То есть ты ее и отпел, и смирился, и, вероятно, помянул. Короче, я надеюсь, что ты созрел для разговора.

— Нет.

— Красивая?

— Твой ход.

— Случайная?

— Почти.

— Почти? — укладывает локти на мой стол и, приподнявшись, отрывает зад от сидения посетительского кресла, стоящего перед моим столом. — Расскажи хоть что-нибудь.

— Мы же не прыщавые мальчуки, Фрол. Нечего рассказывать…

Друг не поймет, а я не вру. Одна ночь и вот итог. На моем рабочем месте, на столе в железной рамке находится купюра всего лишь в двести отечественных рублей, на лицевой стороне которой выведена скупая, но весьма циничная благодарность красивым женским почерком и имя той, с кем я тем летним вечером интимчик замутил…

Девушка сбежала — я оказался прав. Утром проснулся в гордом одиночестве, но, что сильно утешает, в собственной постели. Последнее считаю достижением и засчитываю в качестве победы, а девочке:

«Спасибо за успех!».

Не то чтобы я полностью лишился памяти или помню исключительно секундные мгновения, но, откровенно говоря, я хотел бы все еще не один раз повторить, чтобы укрепиться в собственных воспоминаниях и особом мнении:

«У девицы в головке вот така-а-а-а-а-я вава и гребаное невезение!».

Из того, что врезалось мне в разум, могу в подробностях восстановить, например, красивую высокую фигуру, неумелые, как будто даже нервные, ласки, рваные и осторожные, но заискивающие в тоже время движения, несмелые и одновременно с этим влажные дразнящие поцелуи, нежную улыбку и тяжелый со свистом вздох, раздавшийся одновременно с тем, как я грубо протолкнулся внутрь определенно девственного тела, которым после дефлорации нахально обладал всю ночь…

— Я перепутал имя, — слепо пялюсь в панорамное окно, раскачиваюсь амплитудно в рабочем кресле и шлепаю носками туфель по напольному покрытию.

— Что? — краем глаза замечаю, как Сашка наглой рожей подбирается к моему плечу.

— Пе-ре-пу-тал. Не так назвал.

Сейчас вот утешаюсь тем, что:

«Не хотел! Оно — не знаю как — так лихо вышло!».

— Чье? — он переходит на какой-то дикий шепот. — Неужели свое?

— Прекрати! — я сильно вздрагиваю и убираю из-под мужского подбородка плечо. — Девушки, конечно.

— Кость, ну ни хрена не понятно. Извини, шеф, но я по долгу службы-дружбы имею право знать. В конце концов, мы каждую пятницу за этим сраным «Эрудитом» обмениваемся интеллектуальным мнением о разуме друг друга, а как что-то интересненькое — так в час, да по чайной ложке. С девицей, я так понимаю, ты больше не встречаешься. Так что мешает исповедаться сейчас? И я после этого — говорю исключительно для того, чтобы настроить и подбодрить тебя — буду считать Котяна самым крутым мужиком. Аксёнов, конечно же, пойдет непроходимым лесом, а я вдобавок для пущей уверенности, что не будет возврата и отката, отправлю абонента, находящегося пока на скоростном наборе, в глубокий черный список. Так далеко, что его собственные парни не найдут. Итак, я весь внимание, и приготовился послушать, старичок.

— Назвал девушку другим именем, — специально понижаю децибелы, уменьшаю громкость собственного голоса до минимальной линии.

— И избежал расстрела? Ай-яй-яй! — он громко щелкает в неудовольствии тем же языком, которым девок до жужжания доводит.

— Что? — прокручиваюсь вокруг оси и обращаюсь лицом к Фролу.

— Она тебя не придушила и не расстреляла, не повесила и не отравила. Красов, вывод чересчур простой и интересный. Она неискушенная мужской интимной лаской телочка. Опиши образ! Что там по параметрам и чертам? Вдруг я встречу эту… Как ее? — берет в руки «фотографию» и медленно, не торопясь, прищурив взгляд, читает по буквам весьма простое имя. — А… Сь… Йа-а-а-а!

— Она не Юля…

— И что? — он с гулким стуком возвращает вещь на место. — Красов, что? Не Юля! И черт с этим. Скажи, что был пьян, слегка сглупил. Хотя «слегка» здесь не подходит. Это я к тому, что ты вряд ли отмажешься после такого казуса. Ты, что ли, пока долбился, повторял:

«ЮлЯ, ЮлЯ, ЮлЯ!»?

— Очень смешно!

— Да какой там! Тут плакать, если честно, хочется, — отмахивается от меня рукой. — Столько мужиков мечтают оказаться на твоем месте. Горят желанием сбросить оковы долбаного брачия, снять с бычьей шеи спиногрызов, закрыть для пользования общий счет, лишить средства передвижения…

— Это еще зачем?

— У женщин есть небольшой заскок, дружок.

Я бы еще добавил:

«И не один, Сашок!».

— Они, как мыши, хомяки, кроты, сурки, бурундуки и белки, все тянут в норку, обчищая супермаркеты и ПВЗ. Когда осуществляют так называемый адский шопинг вживую и онлайн, девочки превращаются в нечто, что мужчинам в руках невозможно удержать.

— А-а-а-а!

— А так — собственными ножками, зажав в обеих рученьках по пакетику приобретенной ерунды — охота быстро сникнет, и весь запал сойдет на «нет»! Но все же. Ты имя перепутал? Типа стонал не Ася, а как? Погоди-погоди… Неужели я оказался прав?

— Да. Я называл ее именем бывшей, когда…

— Она точно святая! Ты трахал бабу, вспоминая бывшую жену? Тебе бы проколоться, Костя. Извини, старик, но с памятью и речью, по всей видимости, у тебя огромные проблемы.

— Она другая, Сашка. Полная противоположность. Представляешь?

— Сколько можно? Ведешь себя, как брошенка, разведенка с охренительным прицепом травмирующих твою психику воспоминаний — РСОПТПВ. Блядь, я не ошибся в буковках? Две повторяющиеся — и черт с этим. Сколько я за такое слово получу?

— Отвали!

— У тебя лебединая верность, Котян?

— Не замечал, — пожимаю плечами. — А что? — и тут же дурачка включаю. Притом уверен, что весьма бездарно!

— Эта Ася отвалила законно.

— Что?

— Надеюсь, что и себе на чай взяла из твоего дырявого кармана! — указывает подбородком на купюру. — Тебя, стало быть, оценила в двести деревянных? Ты кредитки проверял?

— Прикинь! — откинувшись на спинку кресла, зло шиплю. — Все на месте.

К тому же, она как будто не умеет этим пользоваться.

— Я вот за всю свою половую экспедицию пару раз был удостоен нескольких — количество сейчас не вспомню — укусиков-пощечин, один раз получил удар коленом в пах…

— Это больно. писюша! — сильно морщусь.

— Я дал ей сдачи. Заканчивай называть меня этим дебильным прозвищем, склеротик.

— Пусть будет «склеротик».

Это лучше, чем «зайчик», «котик», «медвежонок» и, конечно же, «писюша». Очередная постельная подруга Сашика называла его ласково этим похотливым именем. Пока он с куколкой встречался и получал с нее сполна, дружбан почти не реагировал на «миленькое прозвище», а после страстного разрыва Фролова словно подменили. Девица канула в небытие, да и Шурик дальше пошагал, а кличка к старичку приклеилась. Как говорится:

«Она исключительно твоя!».

— Фрол, я не ослышался? Ты поднял руку на женщину?

— В своеобразной форме, конечно. Изо всех сил и ото всей души, на совесть и долгую память круто отъе. ал и, не посетив душ, сразу же слинял. Поверь, шеф, наилучшее наказание из всех возможных. Она, бедняжечка, дергала ногами, пока отходила от того, что испытала, когда я напоследок шпилил ей в позе лотоса дыру, я же с небольшой отдышкой, — на этом слове я смеюсь, а Сашка, не обращая на меня внимания, надменно продолжает, — натягивал трусы и трамбовал туда свой член. Тварь такая! «Буравчик» не желал идти баиньки в кровать. Пришлось силком укладывать.

— Бедный!

— Зато стерва навсегда запомнила, что бить мужчину по яйцам — себе дороже выйдет. Она вопила в мою спину, при этом называла «сволочью», «уродом», «тварью распоследней». Однако, когда я поравнялся с дверным проемом, вдруг вскочила с изуродованной нашими метаниями кровати и на коленях пересекала комнату лишь для того, чтобы уткнуться личиком мне в зад. До сих пор помню, как крошечка кусала мои ягодицы, в то время как руками разминала и без того не спящий член. Вот так!

— Герой! — беру ту рамку, поворачиваю к себе задней частью и, подковырнув ногтем держатели, аккуратно снимаю удерживающую планку.

Купюра тут же выпадает. Перышком опускается на мой стол и подпрыгивает, когда Сашка дует на нее.

«Спасибо!»…

«Я Ася!»…

«АСЯ!»…

Все очень просто. И все же спрашивается:

«Что на меня тогда нашло?».

Не могу сказать, что страдаю за женою, но оговорочки случаются. Личного секретаря я тоже называю «Юлей», но, правда, лишь тогда, когда она катастрофически раздражает и доводит своей нерасторопностью до белого каления. И еще… Я называю Лилию — моего ленивого помощника руководителя — бывшим именем не вслух, а исключительно про себя…

По дороге домой заезжаю в единственный в этом южном месте гигантский — не преувеличение, если что — супермаркет. Похоже, это стало своеобразным ритуалом, а кто-то подобное назовет традицией, я же предпочитаю более рациональное определение — обыкновенная необходимость. Заказанной посредством приложения еде я предпочитаю пищу домашнего приготовления. С последним, кстати, нет проблем. Я хорошо готовлю — без лишней скромности, но по вкусу и прочим ощущениям.

Пока брожу по длинным полупустым рядам, набиваю почти левой пяткой простое сообщение для Инги с «чистым списком», которым ее старательно наградил Фролов. Назначаю ей свидание? На какое время? Об этом любезно спрашиваю у нее. Она, как это ни странно, почти мгновенно отвечает. Теперь в мозгах курсирует другой вопрос:

«Зачем и на какой по продолжительности срок?»…

— Три тысячи шестьсот пятьдесят четыре рубля. Наличные или…

— Карта, — тараню взглядом экран заткнувшегося телефона и вместе с этим пристраиваю карточку на электронный терминал.

— Одобрено! Спасибо за покупку, — звучит стандартное, почти автоматическое прощание от улыбающегося мальчика-кассира. — Хорошего вечера.

— И Вам!

«Спасибо!»…

Кстати, с этим словом у девицы, видимо, интимные отношения. За каждый чих и азбучную услужливость, которую проявлял, пока ухаживал за ней, я слышал неуверенную благодарность и желание рассчитаться номиналом. Можно считать, что мы с ней квиты. Я взял за все красивым телом и безотказным поведением, а за то, что сделал девицу дамой был оценен в две сотни рваных. То ли был не хорош в постели и непоследователен в движениях, то ли она не знает, что за такое намного больше и дают, и «получают». Незащищенный секс мог привести к ароматному букету охренительных по величине проблем. Первая из которых — какая-нибудь хворь, передающаяся исключительно половым путем, а вторая…

«Что за черт?» — снизив скорость, подкатываюсь к парковочному месту перед домом.

На парапете, сложенном из дикого камня, сидит женская фигура, у которой спереди на верхней половине тела замотан какой-то странный предмет. Такое впечатление, что у девушки огромная опухоль уже очень нехорошего цвета топорщится на молодой груди.

«Блондинка, высокая прическа, толстая коса с началом на макушке… Не нахожу ли я странным это совпадение?» — выжимаю до упора тормоз, сверкнув задними фонарями, как в последний раз.

Не отводя от нее глаз, действую почти вслепую: глушу мотор, вырубаю электронику и снимаю с магнитного держателя мобильный телефон с не отвеченным, но мигающим уведомлением о доставке, сообщением. Инга, видимо, созрела с отповедью на прямой вопрос о продолжительности наших отношений.

«Черт возьми! Да что со мной?» — по-моему, я злобно скалюсь, когда рассматриваю ту, что сейчас сидит передо мной.

«Привет, Юла!» — шикаю и дергаю губами. — «Выгнал твой солдат-задрот? Решила Костянику навестить? Приперлась с оклунками? Считаешь, что можешь здесь жить? Хрен тебе… Че-е-е-е-е-рт!» — выпрыгиваю из салона и сразу «получаю» по ушам.

— Добрый вечер! — щебечет звонко «глупенькая птаха».

— Добрый! — захлопываю дверь и, повернувшись к ней спиной, спокойным шагом следую к багажнику.

— Вы меня не помните? — доносится мне в спину.

Ну-у-у-у-у! Наверное, отнюдь?

— Я Ася. Костя, здравствуйте, — жалобно пищит.

Это имя меня должно, по ее мнению, сильно всколыхнуть?

— Я помню, — сухо отвечаю, прикрыв глаза, поднимаю крышку багажника и, наклонившись, забираюсь внутрь, тянусь за пакетами с продуктами, за которые отвалил почти четыре косаря.

Да уж! Жизнь сильно подорожала. А особенно, в наш денежный сезон!

— Я не знаю, с чего начать.

«Сочувствую!» — шиплю сквозь зубы про себя.

— Я родила мальчика.

«Поздравляю!» — обхватываю одной рукой пакет, а сумку вешаю на запястье другой, а после лбом и носом закрываю багажную дверь.

— Его зовут Тимофей, ему три месяца. Я здесь уже месяц живу. Однако… — я слышу, как резонирует и дрожит ее голос, я чувствую, как сильно она нервничает, как сбивается с намеченного и случайно путает слова, но…

Не плачет! Терпеть не могу, когда девки начинают манипулировать слезами. Дебильный способ, если честно. Лично у меня он вызывает исключительно противоположные чувства. В такие моменты я становлюсь злой и агрессивной сволочью, потом вдруг начинаю вспоминать последнюю встречу с бывшей и случайный толчок в плечо, которым я задел… Его! Урода, который забрал к себе мою жену и названого сына.

— И что? — подхожу к уже поднявшейся с камня девке.

— Это Ваш сын! — крестом укладывает руки на то, что я вначале принял за огромную опухоль — заоблачную мечту хирурга со специальностью онколога. — Извините, пожалуйста, что…

— У меня нет детей. Вы ошиблись!

— Ему три месяца, Костя.

— И что?

— Вы были со мной год назад. Я Ася!

«Пошла в дом!» — я вздергиваю верхнюю губу и демонстрирую этой суке зубы.

— Костя, привет! — неожиданно горланит мне сосед.

— Привет! — качнув в ту сторону головой, отвечаю лишнему свидетелю.

— Помогите, пожалуйста, — тихо просит, посматривая исподлобья.

— Я не благотворительная служба!

— Он Ваш сын!

— У меня таких сыновей по всей стране, что семечек в подсолнухе.

— Не верю! — вскидывает гордо подбородок.

— Зря!

— Вы были моим первым и единственным мужчиной, я отдалась Вам.

— На обман, что ли, намекаешь? Типа поматросил и бросил? И что?

— Нет, — мотает сильно головой. — Я так не думаю.

— К тому же, где гарантия, что ты не украла малыша? Если я правильно помню, то у тебя не в себе дома. Ты малохольная?

— Я девять месяцев носила под сердцем Вашего ребенка…

— Заплатить, что ли? — прищуриваюсь злобно.

— Кость, а если по пивку сегодня? У меня тарань припасена, — не затыкается сосед, который от любопытства уже, по-моему, выпрыгивает из своих штанов, а не только из-за невысокого забора.

— Что тебе нужно? — прикрыв глаза, хриплю.

— Я умею всё.

— Как и все.

— Мне нужны деньги. Я думала…

— Они всем нужны. Иди работай.

— Мне не с кем оставить Тиму. У меня месяц назад закрылся больничный лист.

— Государственная программа по уходу за младенцем. Некоторые несознательные специально «залетают», чтобы получить карточку и персональный счет с детскими…

— У него нет свидетельства о рождении.

— В три месяца? — распахиваю глаза.

— Я не успела, — потупив взгляд, трындит.

— Ты ошиблась! Я с идиотками не сплю, — обхожу ее, случайно задевая женское плечо своим.

Девица отшатывается, а из кокона раздается недовольное ворчание. Исключительно из любопытства заглядываю внутрь…

Темный детский глаз бешено вращается и, как маленький прожектор, прочесывает световым лучом окружающее пространство. Непроизвольно растягиваю губы в улыбке и застываю возле девки, которая тупым бессмысленным взглядом смотрит исключительно вперед, поглаживая монотонными движениями спинку выгибающегося и кряхтящего ребенка.

— У меня пропало молоко, — еле двигает губами. — Уже неделю, как там пусто. Грудь болит, а он… Мой сын ест какую-то бурду… Тима голодает! Я буду работать у Вас. Пожалуйста, послушайте…

— … — подмигиваю парню и намеренно не слушаю его дурную мать.

— У Вас большой дом, Вам наверняка нужна прислуга. Вы видный мужчина, я буду стирать и гладить Ваши вещи. Я хорошо готовлю. Все умею. Буду убирать и делать то, что Вы скажете.

— Нет, — резко обрываю.

— Кость, а это кто? — любопытный сосед пристроил рожу на сложенные друг на друга руки. — Добрый вечер, милая незнакомка! А как Вас все-таки зовут? Вы так и не представились, а я ведь несколько раз спрашивал.

— Я Ася, — еле слышно шепчет, не поворачивая головы. — Ася Олеговна Ступина. Я здорова, но у меня… Мастит, наверное? Я прикладывала капустный лист. Немного отпустило, но… Мне все равно, Костя. Это не жалоба. Плевать! Но очень страшно, что нечем кормить его! — скулит, сохраняя мнимое спокойствие.

— Иди в дом! — рычу ей, а неугомонному интересанту в сторону кричу. — Сегодня вряд ли выйдет, Колян. Много дел! — поднимаю руку. — Хорошего вечера, не напивайся. А где, кстати, Майя? Почему ты один?

Девица стоит, как вкопанная, и никуда не двигается. Вероятно, белобрысая оглохла. Жуткий, просто-таки раздражающий белый цвет, который действует на мою сетчатку, как красная тряпка на быка! Крашеная лярва, завлекающая местных мужиков, а после строящая из себя провинциальную дурочку.

— Иди в дом, я сказал! — еще разок довольно глухо.

— Спасибо, — эта Ася парализованно раздвигает губы.

— Укатила к родакам, — орет Николай.

— А сын? — я становлюсь спиной и прикрываю телом тяжело вздыхающую куклу.

— Он к ней привязан, — сосед двигает губами, имитируя сосательные движения, при этом намекая, что его грудной сынок молочной нитью опутан с собственной матерью. — А это кто? — переходит на таинственный тон и кивает в сторону, по ощущениям, никуда не двигающейся девки.

— Старая знакомая!

— Она тебя целый день ждет, — подмигивает мне. — Стран-ная! — по слогам, артикулируя сильно, произносит.

— Есть немного, — таким же образом отвечаю ему. — Пока! — добавляю звука. — Иди домой…

Женщина неуверенно оглядывается в холле, внимательно рассматривает не поменявшуюся с прошлого её посещения этого места обстановку, но к себе на близкое расстояние не подпускает. Она пытается затолкнуть обратно случайно высунувшуюся детскую ручку, которая активно демонстрирует хватательный рефлекс, сжимая-разжимая пальцы.

— Когда он родился? — кивком указываю на ребенка.

— Пятого апреля.

Удивленно поднимаю бровь и куда-то вверх направляю взгляд:

— Документы! — стараясь сохранять хладнокровие, спрашиваю, вообще не повышая голос.

— У меня есть только медицинское свидетельство о рождении и мой паспорт.

Сойдет! Хочу удостовериться, что она не спионерила мальчишку у какой-нибудь блаженной, находящейся под послеродовым шоком, мамочкой.

— На хрена мне твой паспорт? — через зубы, почти не раскрывая рта, сиплю.

Чтобы заглянуть в графу «Семейное положение» и «Место жительства»? По-прежнему считаю, что она:

«Хитра!».

— Там указаны мои данные и данные Тимоши.

— Где?

— В свидетельстве, которое мне выдали при выписке.

Она точно идиотка!

Развернувшись к ней спиной, вполоборота негромко гаркаю:

— Что ты хочешь?

— Мне нужна работа.

— Я пока не увидел документов, — упираюсь ладонями в край комода и запрокидываю назад голову. — Сюда их предоставь, — придавливаю, а после, как буром, ввинчиваюсь подушечкой указательного пальца в деревянную поверхность.

Определенно слышу за своей спиной женскую возню и детское кряхтение.

— Тише, сыночек. Сейчас-сейчас.

— Что там? Юля? Документы, черт тебя возьми! Как долго мне их ждать?

— Вот…

Теперь я вижу внизу, у себя под носом темно-бордовую обложку паспорта и изрядно потрепанный, по всем параметрам альбомный, лист, свернутый в несколько раз, сейчас подмигивающий из разворота документа этой несознательной гражданки:

«Ася Олеговна Ступина, 25 лет… Поступила… Родила… Мальчик… Тимофей… Вес четыре килограмма, рост пятьдесят шесть сантиметров… При выписке здоровы оба… Грудное вскармливание… Лактация налажена…».

«Не может быть!» — откидываю то, что только вот прочел и закрываю ладонями лицо, натираю кожу, добывая статическое электричество, надавливаю на глазные яблоки, вызывая приступ головной боли, а после, наверняка ее пугая, истерически хихикаю.

— Ни хера у тебя не выйдет, Ася Олеговна Ступина.

— Мне ничего не надо! — я просто-таки вижу, как именно сейчас, когда я четко назвал это простое, почти кошачье, ничем таким не примечательное имя, у нее гордо вскидывается голова, а кончик носа цепляет кучевые облака.

— А ничего и не будет! — засовываю руку в брючный карман, из которого вытаскиваю телефон. — Денег хочется?

— Нет.

— Молоко я ему вряд ли дам. Так что…

— Я хочу работать.

— Ищи по объявлениям. Раздел «Вакансии». Интернет-ресурс…

— Я не пользуюсь.

Я помню! Таким явлениям природы чужда набирающая обороты цивилизация. У них нет ни стыда, ни совести, зато манда на месте и полное отсутствие мозговой субстанции в черепной коробке.

— Ты наглая! — ухмыльнувшись, по-прежнему спиной ей говорю.

— Нет.

— Бессовестная, бесстыжая… Думаешь, раз мордой и одним местом вышла, так…

— Вы правы, Костя!

— … — я тут же затыкаюсь и выставляю ухо для лучшей и качественной записи той чуши, которую она сейчас произнесет.

— У меня нет стыда, нет совести, нет мозгов. Чего уж там? Ничего во мне примечательного нет. Но…

— ПОшло, Юля! Было! Наверное, зарядишь про неземное чувство?

— Но у меня есть маленький сынок. И это счастье! Его зовут Тимоша…

— Назвала под стать себе? — нервно дергая губами, цинично, зло язвлю.

— Я подниму его. Чего бы это мне ни стоило?

— Намекаешь на панель? Станешь содержанкой? Пойдешь к местному толстосуму драить днем сортир, а ночью греть ему кровать?

— Если он оплатит мои услуги…

«Блядь!» — сцепив зубы, набираю номер местной навороченной гостиницы, а после того, как нажав кнопку «вызов», получаю с той стороны ответ, в трубку задушенно хриплю:

— Я хочу забронировать одноместный, — после подтверждения наличия свободных мест, неторопливо добавляю, — стандарт, с детской кроватью. На фамилию Ступина Ася Олеговна. Оплата картой, — на секунду замолкаю, внезапно вспоминая слова этой чокнутой девицы о том, что она, видишь ли, не умеет «этим» пользоваться, и пластиковые карты, к тому же, обезличивают людей, превращая их в бездушные машины, поэтому елейно извиняюсь и исправляю форму. — Оплата наличными…

«У меня их нет!» — ворчит пустая баба.

— Скатертью дорога, Ступина Ася Олеговна! — выставляю руку, указывая ей на выход. — Такси прибудет через три минуты.

— Спасибо, — с трудом проглатывая каждую букву, тихо говорит.

Пошла она!

Пошла она!

Сука бешеная…

Тварь дурная…

Мечусь раненым львом по собственному дому, как по клетке, уже который час. Прикладываюсь бедрами о выступающие углы, счесываю кожу на плечах и барабаню кулаками в стены. Стучу в камень. Настойчиво и агрессивно, да только мне никто не отвечает.

Как она могла?

Смылась, ускользнула, сдрыснула…

А через год воскресла, как птица-феникс! Отрастила птаха перья и прилетела к ястребу искать теплое гнездо, в котором будет греть свой зад и крылья распушать?

Ужин, к чертям, испорчен, потому как продукты в бумажных пакетах по-прежнему стоят на кухонном столе. Я так и не удосужился их разобрать. Сначала не было желания, потом вдруг времени не стало, а сейчас мне адски не хватает кислорода. Я не могу дышать. Зато, как перед кончиной, постоянно вижу, довольно-таки отчетливо, детские глазенки, которыми он вращал, пока осматривал обстановку.

Не может быть? Я стал отцом? У меня есть сын или…

Через пять лет, например, припрется дебелая тварина, которая заявит на него права и скажет, что белобрысая курица ошиблась с адресатом, под двери которого подкинула их общего сынишку.

«Никого!» — распахнув входную дверь, таращусь в темное пространство.

Ночь! Подходящее время для грандиозных свершений? Почему бы и да? Схватив ключи от дома и машины, выскакиваю, погружаясь в непроглядную бездну. Забираюсь в салон и повторяю те же действия, что и накануне, только в обратном порядке: я устанавливаю на держатель мобильный телефон, запускаю электронику — машина радостно мне отвечает, подмигивая небесно голубым искусственным свечением, и наконец, придавливаю кнопку запуска двигателя и, сверившись с зеркалом заднего вида, быстренько сдаю назад…

— Доброй ночи!

— Доброй ночи, — с улыбкой отвечает гостиничный администратор.

— Номер 412. Ступина Ася и мальчик, Тимофей?

— Одну минутку, — женщина стучит по клавишам, вбивая в поисковую строку сказанные мною данные. — Совершенно верно! Что-то передать?

— Я могу…

— Вы гость?

— Муж! — выпаливаю чушь и нагло вру.

— Паспорт?

— Вот, пожалуйста, — хлопаю дерматиновой обложкой по высокой стойке.

— Вы…

— В графе «семейное положение» ошибка, перелистните, пожалуйста, лист, там…

Один косарь, который безотказно служит вездесущим пропуском в святая святых.

— На лифте будет быстрее, — она кричит мне в спину.

Обойдусь!

Четвертый этаж, а нужная мне дверь находится в конце коридора. Черт подери! Так ведь уже было? Точно так же я метался по периметру гостиницы, в которой искал бывшую жену, устроившую нам интимный вечер.

«Открывай же!» — нервно, но осторожно и очень тихо, барабаню в полотно. Зачем-то прикладываю ухо, вслушиваюсь в то, что происходит с той стороны. — «Открывай, иначе я вышибу к чертям эту дверь! Люлек!».

Замок глухо щелкает и единственное препятствие наконец-таки устранено. Тонкая, будто изможденная, фигура, с распущенными волосами и в простом халате до колен, удерживает на руках по-прежнему не спящего ребенка и что-то даже говорит.

— Собирайся, мы уезжаем, — не размыкая губ и на нее не глядя, шиплю. — Где твои вещи? — напираю телом, почти улегшись на обалдевшую девицу, проталкиваю себя внутрь. — Собирайся, я сказал. Юля, что ты стоишь? Слышишь?

— Я не хочу. Уже поздно. Я собралась спать…

— Извинений хочешь? — подхожу вплотную и возвышаюсь над ставшим почему-то очень мелким женским телом.

— Я ведь их не дождусь? Да? — покачивая ребенка, запрокинув голову, и уставившись в мои глаза, надменно отвечает.

Она права!

— Их никогда не будет.

«Стерва! Да чтоб тебя…».