Ася

Глава 6 Супруги

— Великий день? — прищурив глаз, Сашка затягивает внутрь никотин. — Кортит стать муженьком? Бл, дай выговориться, старичок. Что ты смотришь, как баран на новые ворота?

— А чего ты так нервничаешь? — вальяжно стряхиваю пепел в банку. — Бери, наверное, пример с Юрьева, — который, как обычно, как говорят, «не при делах». Ромка молча курит, изредка бросая взгляд на нас. — Сегодня…

— День «Ч»? — шипит Фролов.

— Или ты завидуешь, или…

— Завидую? — скукоживается, морщит рожу и почти плюется, когда трындит о том, что я, по его особому мнению, «мнительный придурок и однозначный идиот». — Завидовать можно тогда, когда это законно!

— Законно? — тут Ромка оживляется. — Ты что-то знаешь, о чем не в курсе я?

— Даже если и так? — по-бабски огрызается. — Он только, твою мать, развелся. Ничего не смущает? Стянул с бычьей шеи, — рукой с зажатой между пальцев сигаретой бьет себя по загривку, — ох. ительное ярмо. Я даже начал радоваться. Подумал, вот наш дорогой Котян, самый лучший в мире босс, талантливый начальник, великий администратор, душевный человек, задравший ФЭО своими просьбами и подарками — сейчас, естественно, не об этом, — снова стал нормальным мужиком, вдохнул свободу, потому как больше не обременен женским счастьем. Как на тебе! Снова-здорово! Жениться-то зачем?

— Я тебе, что ли, хранить верность обещал?

— Этого еще не хватало! — он выставляет руку, показывая безопасное расстояние, на котором я должен находиться, чтобы невзначай не влезть в его задрипанное личное пространство. — Какая острая необходимость в этом браке?

— Я стал отцом.

— Поздравляю! И что? — вытягивает шею, как жирный и здоровый черт в обличии удава. — Решил по совести поступить? Отсыпь ей монет, раз она за этим влезла к тебе в дом. Вот я…

— Ты не показатель! — отрезает Юрьев.

— А ты? — визжит Фролов.

— Довольно, девочки, истерик. Сегодня встреча в ЗАГСе намечена на тринадцать ноль ноль. Час дня! Устроит? — влезаю в разговор.

— Меня устроит только то, что после этого фарса я отвалю домой пораньше. Отказаться можно? — вставляет в губы сигарету и, двигая зубами, в воздухе горячим кончиком рисует какой-то вычурный узор.

— Два свидетеля! — захлебнувшись дымом, сипит Роман с обильно выступившими слезами на глазах.

— А кто второй? — Фрол бегает глазами, примеряя образ на каждого из нас. — Костя — будущий муж, я свидетель номер один, а…

— Я второй! — Юрьев прокручивает окурок, давит когда-то сигарету, а после потирает руки. — Волнуешься, старичок? — с последним обращается ко мне.

Вообще никак! Ни капли! Спокоен, как слоняра. Хотя и нахожусь в посудной лавке.

— Один день — два дела? — зачем-то еще раз уточняю.

— Да. Все готово. Я видел свидетельство. Красивое…

— Фамилия и отчество — мои? — если честно, только это интересует в том документе.

— Обижаешь, шеф, — ухмыльнувшись, кривит рожу.

— О! О! О! Два чудака на букву «М». Ты хоть бы показал эту девку. Фото есть или…

Боится, что с ней был до сего дня знаком? Кажется, до меня начинает доходить его очешуительная экспрессия и незатыкающаяся болтовня.

— Ты с ней не встречался, писюша! — почти авторитетно заявляю. — Уровень не тот. Ты бы не потянул.

— Куда уж мне! Помни, когда такое ляпаешь, что я запросто могу и отказаться. Обижу в услуге и отвалю в свой патриархальный век.

— Тогда Лилечка пойдет и станет первой, — намекаю на странно притихшего личного секретаря, пускающего украдкой слезки. — Мы разбавим коллектив еще одной красивой женщиной.

Да, неужели? Неужели эта кукла влюблена в меня? Не думал о таком, а вот сегодня случайно получил подтверждение пространным изначально мыслям.

— Желаешь посмотреть на бабский рестлинг? Сейчас подкину еще идейку. Лучше, специфичнее. По-модному — эпи-чнее!

Стращает? Вызывает тошноту и рвоту?

— В качестве развлекательной программы согласен на что-то в этом роде. Но грязи предпочту шоколад, — потому как намерен ночью «облизать» свою жену. — Почему бы и нет, Фролов?

— Она-то, невеста эта, знает, что ты затеял? — с глубоким вздохом заключает.

— Конечно, — уверенно киваю, мельком замечая, как то же делает Ромыч, опирающийся задницей на здоровые перила балкона для курения и громких разговоров по душам.

— На все согласна?

— Конечно, — еще раз отвечаю.

— Вообще не пикала?

— Что конкретно ты хочешь сообщить, Сашок? Давай, наверное, поступим так. Если ты что-то знаешь, то должен вякнуть об этом именно сейчас и не тянуть до часа дня. Итак?

— Голова болит? — насупив брови, рассматривая исподлобья нас, финик утробным голосом задает вопрос, касающийся, как это ни странно, моего здоровья и не имеющий никакого отношения к предстоящему бракосочетанию.

— Иногда.

— Во-о-о-о-т! — и тут же тычет в мою рожу пальчик. — Ты стал инвалидом из-за той аварии и полученной в результате черепно-мозговой травмы. Ты не отдаешь себе отчет. Твои мозги находятся в дурмане. Ты ауру ловишь, а потом стремительно погружаешься в темноту. Она знает, что у тебя проблемы со здоровьем?

— Нет никаких проблем.

А тут я чуточку брешу! Последствия того пренеприятного события периодически заявляют о себе. Громогласно, а временами — очень продолжительно. Бывает невмоготу. Бывает легкой степени. Бывает, что сдохнуть хочется. А бывает, что я ни черта не замечаю вокруг. Но квалифицированный специалист по мозговому кровообращению настырно заверяет, что никаких мин, гранат и бомбочек в мыслительной оболочке у меня не наблюдается. И обследования это однозначно в один голос подтверждают.

— Позволь с тобой не согласиться?

— Валяй! — я разрешаю, а Юрьев громко хмыкает.

— Не лезь в болото, Ромыч, — обратившись к нему лицом, в приказном тоне почти авторитетно заявляет. — Кто несчастлив в браке, тот права голоса здесь и сейчас не имеет.

— Я счастлив! — не моргнув глазом, мгновенно отвечает. — Не лезь в мою семью.

— Твоя супруга на башку больна.

— Это не делает мои отношения несчастными.

— Расскажешь об этом своему психотерапевту на очередном сеансе для тех, кто все двенадцать кругов ада прошел. Хочешь знать мое мнение?

Как мы, черт возьми, так лихо перескочили на ситуацию с семейным статусом Романа?

— Я! Я желаю, — бью кулаком в грудь. — Обо мне не забыл?

— Заткнись, Фролов, — с кривой усмешкой парирует начальник безопасности.

— Ты из-за нее чуть не присел на о-о-о-о-очень долгий срок, придурок. А сейчас вы идеальная пара со стажем в пятнадцать, если не ошибаюсь, лет, но детей у Юрьевых почему-то нет. Но ты живешь с ней. Какой вывод напрашивается? Вот так ты гнешься перед бабой, потому что чувствуешь свою вину. Родители тебя не задолбали жалостливыми просьбами о внуках? Так прояви смекалку, Ромыч, и награди ее ребенком или разойдитесь к ебеням. Бери пример с Котяна. Потрахал, сделал, теперь вот жениться надумал. Тут тоже проблема с головой, но хотя бы физическим увечьем дырочка оправдана. А у тебя что? К тому же, продолжительность — не есть качество. Это как в сексе. Больше трешь — сильнее растираешь, даже рвешь. А я могу… — он выставляет на обозрение нам кончик ярко-розового языка, проводит по губам и трепещет, словно хвост колибри, зависшей над цветком в поисках нектара.

— Не продолжай, пожалуйста, — зачем-то перекрещиваю ноги и отставляю задницу назад. — От такого действа кончить можно на раз-два.

— На то и расчет, мой совестливый босс. А твоя семья, Ромчик, неполноценная, а ты… Ущербный, да еще с клеймом на смазливой роже. Одна половина деревни желает тебе долго здравствовать, а вторая половина вопит: «Распни, распни, урода. Сжечь мусор! Развеять по ветру мудака!».

— Как это связано с моей женитьбой? — дергаю мозгами поехавшего, видимо, от счастья незатыкающегося писюшу за плечо. — Прекрати! — шиплю, изображая взглядом страх и ужас, которые всем нам грозят, если Юрьев выйдет из себя.

— Вам нужно развестись и каждому пойти своей дорогой, Ромка. Она измучила тебя, а ты, — Фрол давится словами, а служитель долбаного правопорядка гоняет желваки по скулам и разминает кулаки, — грызешь себя, что не убил тех тварей.

— Мы и разводимся! — хрипит в ответ. — Доволен?

— Ром? — сжимаю его плечо. — Фролов, заканчивай. Кому сказал, Сашка! Хватит! Не лезь не в свое дело. Разошлись! — становлюсь между друзьями, расставляю руки и, уперевшись ладонями в мужские «грУдки», толкаю каждого из них в свой угол на импровизированном ринге. — Ты обещал, что будешь говорить исключительно обо мне, а вспоминаешь Юрьева. Я ведь могу обидеться и…

— Добро! Все, все, все, — в знак примирения и согласия выставляет руки. — Теперь о тебе, босс. Все еще намного проще. Действуешь исключительно на инстинктах, временами поступаешь по понятиям, натягивая мораль на все, что совершаешь, как сову на глобус или член на жопу. Последнее сравнение привел, чтобы всем присутствующим здесь стало ясно, к чему я подвожу. Костя, ты с трудом отличаешь явь от вымысла. Ты, по-моему, что-то там себе опять придумал? Или болит сердечко за бывшей? Скажи, что я ошибся.

— Да, ты ошибся, — молниеносно выпад отбиваю.

— Этот случай ведь не единичный. Поэтому в нашей стране до хренища матерей-одиночек или брошенных детей. Нам все можно. Засунуть девке в дырку — мозг не нужен, а разгрести последствия — здесь комбинация сложнее. Сделай вид, что ни хрена понял. Скрась ожидание дорогой монетой, поддержи в критический момент, будь рядом только раз в год, когда у твоей проблемы случается чертов день рождения. Нет же! В твоем случае так не работает система. Я ведь прав, старичок? Прав, прав, прав… Поэтому, — подмигнув, намекает на того, кому желает скорейшего развода. Вот же гнида, хитрожопый черт! — Этот дружочек заводится и обещает себе и нам, в том числе, долгожданную свободу, которой никогда не будет. Где вас, отроки, сделали и воспитали? Кто Ваша мать? У нее ядовитое молоко и сдвиг по фазе.

— Писюша, ближе к телу, а то я сейчас усну, — щелкаю языком и мотаю головой, разминая мозг и тело.

— Сейчас-сейчас. Я к этому и подвожу. Ты же предлагаешь ей статус ценой своего счастья. Жить с нелюбимым человеком или с тем, кто ненавидит, потому что мстит или никак не может простить, — на этом предложении он снова пялится на Ромку, — сознательно бичевать себя. Вы, чуваки, караете себя за что-то. Или авансом берете, или без оплаты отгружаете. Или здесь, — формируя пистолетный ствол, приставляет пальцы к своему виску, — дефект с рождения. Девки ведь дают без надежды на благоволение Всевышнего. Ты получил свое, она тоже не в обиде. Так зачем…

— Я хочу видеть, как растет мой сын, — тихо отвечаю.

— Смотри! Да ради Бога! Всего-то делов. Кто ж не дает, милок?

— Он должен быть рядом.

— Не вижу никаких проблем…

Я, блядь, вижу! Я был в очень неудобном положении, когда играл роль «папки на замену», поскольку основной персонаж отсутствовал чрезвычайно продолжительное время и, по всей видимости, был не в состоянии выучить свой текст, как очередную чепуху. Я получил семью и огреб, как следствие, больших проблем, когда всего лишился только потому, что «главная роль» наконец-таки собралась с мыслями и осознала полноту и гниль своего давнишнего поступка. Хер с этим! Можно, по-моему, пережить, если подготовиться заранее. Я наивно полагал, что полностью к подобному готов. А в действительности оказалось, что я способен только на ругательства и то без жесткого рукоприкладства. Хотя и повод, и желание, и даже чертовы возможности неоднократно были.

— Она не против, Сашка.

— Еще бы! Эта… Как ее? Напомни! — складывает молитвенно ручища и хлопает глазами, как ошалевшая от счастья ребенок-кукла.

— Ася!

— Крепостное право, ей-богу. Что за имя?

— Русское.

— Простое, — подкатив глаза, вопит.

— Ты тоже не Варфоломей, — врезается с замечанием Роман.

— Юрьеву слово не давали! — грозит тому, как в детском садике, острым пальцем.

— Я хочу попробовать, Фрол, — начинаю очень тихо. — Возможно, все получится, а возможно…

— Будет третий, юбилейный и божественный, развод! — откланяется верхней половиной тела назад. — Ты вечный жених, по обстоятельствам — хороший муж, но…

— Я женился по любви, Сашок. В моем случае это ни к чему хорошему не привело ни разу.

— Решил попробовать наобум? А просто сожительство не хотел бы полирнуть? Без обязательств. Предвосхищая твой ответ, дополню. Без обязательств относительно нее. С мальчишкой — не вижу никаких проблем. Как его, кстати?

— Тимофей! — теперь вопим вдвоем.

— О, Боже ты мой! Русь, Русь, широка и ветрена, как наш до жути постоянный Константин. Ладно! Хер с тобой и с тобой, — кивком указывает на Ромку. — Лезете в петлю и не понимаете, как смешно выглядите, когда сучите ножками, пытаясь нащупать стул, который стервы уже выбили из-под ваших ног. Хрипите, тужитесь, боретесь, что-то там пытаетесь доказать, а выя, — обхватывает руками собственную шею, — увы, никак не поддается и не ломается. Так всю жизнь и мучаетесь, как еб. аны-висельники! Чего уж тут… Веди!

Ему бы тоже не мешало всунуть голову в семейную петлю. Уж больно Фрол болтлив, горяч, а временами чересчур строптив. Сегодня, видимо, день такой. День нашей свадьбы с Асей. Прав ли старичок в том, что, как на симпозиуме с трибуны глупеньким привел? Тяжело судить и потом…

Маленький букет невесты соседствует со мной в машине. Аккуратный состав, без излишеств и диковинных растений. Все по случаю и под настроение.

«Возьмите гипсофилу» — так мне порекомендовала девочка-флорист, когда я с необычным пожеланием завернул в цветочный салон сегодня поутру. — «Это актуально, современно и очень модно. Или невеста сообщила Вам о своих индивидуальных предпочтениях?».

«Нет» — уставившись себе под ноги, я суетился только взглядом по носкам начищенных до блеска туфель.

«Тогда не вижу никаких проблем. Вашей женщине понравится. Прошу прощения за бестактность, сколько ей лет?» — я, вероятно, сильно встрепенулся, потому как дева шустро отскочила и перекрещенными руками прикрыла колышущуюся под футболкой грудь. — «Я подберу соответствующую цветовую гамму. Ее платье будет традиционным?» — не уверен, что правильно ответил на поставленный вопрос. — «Итак! Пройдемте за мной…».

И мы пошли туда, где я в очередной раз почувствовал себя чуть-чуть ущербным. Во-первых, я действительно не знаю о предпочтениях девицы в этом деле, а во-вторых, стоит ли обращать внимания на такие мелочи, как букет для молодой жены, для которой я вынужденная мера и круг спасения на случай большой волны из недостатков, разбитых надежд и горьких сожалений.

«Миллион звезд» — так называется это милое цветочное создание, сейчас раскачивающееся в такт движению автомобиля. Нежное, почти воздушное кружево, очень легкое, как будто невесомое, словно облачный и сказочный букет. Я угодил, попал в цель или произвел выстрел в собственную ногу, не подумав о последствиях, которыми, вероятно, по глупости и недоразумению сегодня награжу ее, всучив то, что вызовет лишь отвращение в душе и, как следствие, на женском крохотном лице и, вероятно, податливом и мягком теле…

— Ася, ты где? — топчусь на входе, не решаюсь сделать шаг, чтобы пересечь черту, разделяющую улицу от внутренностей дома.

— Одну минуту, — где-то рядом, как будто бы внизу. — Иди сюда, сынок, — ребенок квакает, а моих ушей касается звук поцелуя в щечку — очень сладкий «чмок», а потом еще один «чмок-чмок».

Она его поцеловала, что ли? Прикоснулась к нежной кожице ребенка? А все-таки куда? Я угадал или ни на йоту не приблизился к ответу? В щечку, в лобик, носик или губы? Переступаю с ноги на ногу, вздыхаю и, прикрыв глаза, сильно, почти до хруста, разминаю шею.

— Ой!

Что там еще? Приоткрываю один глаз. Нет, я все еще один, со мною рядом никого, лишь где-то возле происходит странная возня.

— Вот так, — и снова здравствуй, трескотня. — Давай, сынок. Нужно идти. А-гу, а-гу, тю-тю!

Вот именно! Сказать ей, что мы опаздываем? Или врать нехорошо? Только этого мне не хватало, но наконец-то возле раздается долгожданное:

— Костя, я уже готова…

Свободный крой белоснежного платья, которое стянуто только лишь в одном месте — под пышной женской грудью. Треугольный вырез, греческие бретели, как на древних тогах красавиц, прислуживающих толстым мужикам. Гетеры или как в те времена их называли? Короче, образованные проститутки, женщины для всевозможных развлечений, интеллектуального общения, а иногда для настоящих, но, к сожалению, безответных чувств. Робко, кротко и стыдливо — потому что слегка, чуть-чуть, почти или не слишком — выступающие полушария, приподнятые то ли соответствующим бюстгальтером, то ли, уверен, эксклюзивным фасоном восхитительного платья. Струящаяся ткань, уходящая вниз, до пят. Волны, волны, волны… Блядский водопад прозрачного фатина, ледяного шелка и блестящего шифона.

Как? Как? Как?

Я предлагал ей обратиться в специализированный салон, чтобы облегчить ситуацию с выбором наряда, но получил категорический отказ и удручающее покачивание головой, мол:

«Не нужно тратить деньги, Костя. Я ночь без сна, пожалуй, проведу, но сошью тот туалет, о котором мечтаю с сиротских детских лет».

— Костя? — меня, по-моему, дергают за руку. — Тебе нравится?

Нет слов!

Ее прическа… Как у долбаной верховной богини! Помню, как на самом раннем курсе в высшей школе мы проходили культурологию или подобную этой чуши такую же херню. Так вот! Женские высокие прически, сильно оголяющие шею, выпрыгивающие непослушные локоны, западающие в небольшое углубление, когда она очень низко опускает голову, до сих пор тревожат мой воспаленный ум. А тут сон, похоже, проявился наяву? Виски, слегка прикрытые тонким волосом, накрученным на самый мелкий палец, еще атласная широкая лента, стягивающая женскую головку, как железный обод колеса и отсутствующие сережки в идеальных по форме небольших ушах. Как на первом курсе строительного института? Похоже, она сошла с тех иллюстраций, над которыми я несколько ночей не спал, но не потому, что старался заучить хронологию событий, а потому, что надрачивал оголодавший член без девок, которым был строго-настрого заказан вход в наше общежитие после двадцати трех часов.

— Мы опаздываем, — вместо вежливого комплимента сухо говорю.

— Э-э-э, — она подводит томно глазки.

Ну-ну, ну-ну!

— Давай его сюда, — протягиваю ей букет в обмен на сына, которого девица аккуратно прижимает к левой сиське.

А почему так точно? Да просто я туда же погружен. Вот озабоченная, твою мать, скотина!

— Очень красиво, — ныряет мордочкой в букет, шурует носом между белых пуговок, натирает щеки и щекочет кожу, когда ласкается о «звезды», которые я спустил с космических небес на землю. — Спасибо. Мой первый букет. Мне ведь никогда не дарили цветы. Должна сказать, что это чересчур приятно. Твое внимание — очень мило. Оно ведь искренно…

— Я рад, — недослушав, отворачиваюсь и, перешагнув порог, почти вприпрыжку направляюсь к открытой задней двери, уже стоящей под парами, но немного заскучавшей в ожидании пассажиров на холостом ходу, машины.

Пока устраиваю с небольшим комфортом чему-то улыбающегося пацана, ощущаю задней половиной тела определенное жжение, а затем покалывание и нытье в районе зудящего затылка, лопаток и даже дрожащей от чего-то задницы.

— Все! Порядок, — защелкиваю карабин последнего страхующего ремешка на детском тельце, укутанном в белый выходной костюм. Еще один жених, пока что, слава Богу, в очень мелкой миниатюре. — Та-а-ак! — не поворачиваясь, стремительно шагаю назад и странным образом натыкаюсь на что-то живое и очень звонкое.

— А-а-ай! — вопит она.

— Извини, — резко оборачиваюсь и незамедлительно ловлю в охапку нацелившийся на жесткое падение хрупкий женский экземпляр. — Зачем стояла за спиной? — перехватываю удобнее, прижимаю теснее, сливаюсь нижней половиной и тараню ей живот тем, что трудно удержать в интеллигентных рамках, когда рядом появляется красивое, соответствующего пола, Божье, твою мать, творение.

— Спасибо…

— Что поймал? — подмигнув, заканчиваю за нее.

— Да, — краснеет, смущается и прячет взгляд. — Уже всё. Я нащупала землю и на ногах стою уверенно. Мы ведь торопимся?

— Тебе туда, — напираю на нее, подталкиваю пахом и не разгибаю тело, на которое всей массой налегаю.

— Костя, привет! — орет, как резаный, сосед. — У вас, что ли, праздник намечается?

— Иван Купала*, идиот, — рычу куда-то в пол, затем подмигиваю по-прежнему с большим трудом парящей над землей девице, а внезапному свидетелю всю правду говорю. — У нас сегодня свадьба, Колян!

— Отпусти, пожалуйста, — шепчет Ася. — Я могу самостоятельно идти…

— Твое место рядом с водителем, синеглазка, — спокойно сообщаю ей.

— Зачем? — еле-еле раздвигает губы.

— Купала, говоришь? Может кАстрик организуем, пусть девочки попрыгают, а? Что скажешь? — хихикая, кричит нам Николай.

— Как ты на это смотришь? Прыгать будем, Мальвина? — не глядя, цепляю рычажок замка двери, распахиваю полотно и разворачиваю нас таким образом, что почти вношу молодую в очень замкнутое пространство. — Осторожнее, — как навесом, ладонью прикрываю ей лицо, и закидываю тело полностью внутрь накалившегося автомобиля. — Теперь ремень…

— Костя? — прохладная дрожащая рука касается моей щеки. — Все хорошо?

Лучше и не придумаешь! А я ловлю, похоже, не один приход, пока нас к ЗАГСу неспешным ходом доставляю…

— Фролов, — протягивает руку поплывший от чего-то Сашка. — Александр, можно Саша или Алекс! — скалит зубы, раздувает щеки и распушивает перья.

Иди ты! Серьезно? Даже так? Алекс? Проклятый иностранец! Да ты… Ты… Ты гамбургский петух, Сашок! Напыщенный, разряженный, с обилием украшений жалкий старичок!

— Очень приятно. Я Ася.

— Это Роман. Юрьев, — фамилию зачем-то добавляю.

— Здравствуйте! — неспеша перекладывает ладонь в соответствующую руку, приседает, изображая книксен, а затем посматривает на мальчишку, вылупившегося на этих обормотов и воркующего о чем-то о своем в комфортной переноске, которую я на весу держу.

— Она красавица, шеф, — сильно заикаясь, на ухо мне шипит Фролов. — Блядь, ты где ее нашел?

— Уймись! — дергаю плечом и отстраняюсь. — Ты хоть чуть-чуть контролируй мысли. Она моя будущая жена, а у тебя мозги уже уплыли в семенные каналы.

— Ничего такого. Вообще не претендую. Это, безусловно, твой личный крест. И все же? — не унимается дружок.

— Она познакомилась со мной. Просто подошла и попросила о любезном одолжении. Я не искал ее.

Я не искал жену. А вышло, что случайно на местном пляже повстречал семью?

— С-с-с-сука! Почему одним везет, а другим за что-то достается жалкое «писюша» и визжащие истерики в очень скользком дУше?

— Не смотри на мою жену. Отвернись, — сначала прыскаю в кулак, а затем, не таясь, смеюсь. — Фрол, не смей!

— Еще полчаса, Котя. Я ведь могу соблазнить ее и отбить малышку у мужика, который…

— Нам пора, — Юрьев кивком вдруг подзывает нас.

— Ася? — пропускаю озабоченного плотским образом дружка, а сам задерживаюсь и не двигаюсь, как будто бы кого-то или чего-то жду. — Пожалуйста, подойди сюда.

Мне кажется или это правда. Галлюцинация или картинка о ближайшем будущем. Она плывет и ни к чему не прикасается? Это левитация, хождение без помощи ног, над этой блядской твердью? Плавные и мягкие, слегка замедленные движения, очень легкий шаг и нежная, чрезвычайно благодушная улыбка на лице, а также яркий блеск голубых, сегодня слишком влажных глаз.

— Не отходи от нас, — киваю на маленького парня, поющего про что-то важное и непостижимое в этой странной жизни.

И не забудь сказать мне в подходящий по регламенту момент:

«Да! Я на все согласна, мой господин! От меня тебе вечная любовь, внимание, нежность и еще, конечно, долбанная ласка!».

— Мне очень нравится твое платье, — все-таки решаюсь похвалить и вкус, и выбор, и фасон, и работу, которую нам придется после обсудить, когда наступит нужное мне время.

— Спасибо.

— Задерживаться не будем. Быстренько распишемся, пару часиков посидим за столом и поедем домой. Поняла?

— Да.

— Что с его едой? — приподнимаю сына.

— Я взяла, — повернувшись, рукой указывает на машину. — Там, в детской сумке, все есть.

— Хорошо.

Я нарезаю ей задачи, раскидываю поручения, и специально понижаю до предупреждений тон?

— Держись возле меня.

— Я…

— Сашка — местный ловелас. Он не заинтересован в серьезных отношениях, а Роман давно женат.

— Я…

— У тебя через несколько минут будет на этом пальце, — обхватываю правую кисть и безошибочно цепляю нужную фалангу, — обручальное кольцо и клятва служить своей семье и быть покорной, любящей и терпеливой с мужем.

— С тобой?

Пошутила? Ну-ну!

— Ты здесь, — обвожу рукой пространство, — еще кого-то видишь? Предложения сыплются на тебя, как из рога изобилия? Не успеваешь отбиваться? Что за…

— Нет, — убирает томную улыбку с ярких пухлых губ.

Вот и хорошо!

Ничем не примечательная церемония, стандартный протокол, обычная история. Это, на секундочку, мой третий к ним сюда заход. Странно, что я еще не получил по случаю торжественного события какую-нибудь поощряющую на новые начинания-свершения суперскидку. Государственный регистратор произносит важным тоном торжественную, затертую до дыр, немного пафосную речь, затем, естественно, обращается к нам, просит каждого ответить на вопрос о добровольном желании вступить в непростой союз и создать новую семью. Без лишнего кокетства на все согласием отвечаем. А вот когда дело доходит до традиционного поцелуя уже «обвенчанных» законом молодых супругов, я почему-то застываю ледяным болваном перед улыбающимся мне простым лицом и не решаюсь запечатать алый и манящий рот сочным и очень жадным поцелуем.

— Горько! — шипит откуда-то Фролов. — Красов, ты чего?

— Можно? — провожу костяшками по покрасневшей женской щечке. Кольцо блестит и обжигает кожу. Ася вздрагивает, но не отстраняется. — Ты согласна?

— Да, — взмахом ресниц все подтверждает…

«Объявляю вас мужем и женой» — засело прочно на подкорке. Простое предложение я целый вечер на повторе в голове гоняю и кручу. Теперь нас трое: я, она и маленький сынишка. Последний, между прочим, очень плодотворно провел этот праздник: успел поесть, потом естественно опорожнить и мочевой пузырь, и маленький кишечник, затем погулить и попеть, степенно рассказать парням о том, что видел, вцепиться Ромке в воротник рубашки и засандалить пяткой во Фроловский бок…

— Уснул? — сейчас смотрю на высокую фигуру в коротеньком белом шелковом халате, стоящую перед вытянутым по вертикали зеркалом возле моей кровати. — Ася? — обращаюсь к той, кто не считает нужным мне ответить. — Ты как? Всё хорошо?

— Угу.

Она вдруг низко опускает голову и, подцепив дрожащими пальцами запАх, опускает лиф домашнего платья, обнажая спрятанную в просвечивающий лифчик налитую, большую грудь.

Приглашает? Хочет? Или желание неумело изображает?

— Не надо!

Подхожу вплотную к ней и останавливаюсь в точности перед женским носом.

— Не надо, слышишь? — возвращаю на то же место тряпку.

— Я… Что-то не так? — хрипит в мое плечо.

— Я сам! — сглотнув, от неприятного осадка сильно морщусь. — Давай чуть-чуть помедленнее.

— Хорошо, — шумно, словно обреченно или безнадежно, выдыхает.

— Если тебе неприятно, то это необязательно. Будет тогда, когда почувствуешь, что готова.

— Уже жалеешь, да? — вскидывает голову, задирая высоко свое лицо. — Я хочу, хочу, хочу, — выставляет подбородок и кривит губы, боится, видимо, случайно расцепить сведенные крепко зубы, чтобы случайно не пропустить удар, которого с огромным нетерпением ожидает.

— Идем в кровать, — целую в основание прохладной и покрывшейся роем маленьких пупырышек тонкой шеи, мягко разворачиваю ее и уверенно приложив ладонь к упругой заднице, подталкиваю к уже разобранной постели. — Выбирай сторону, — хочу добавить «Юля», но мгновенно осекаюсь и, захлебнувшись именем, закашливаюсь и хриплю, — ж-ж-ж-жена!

Это перепутье? Трудный выбор, сверхважная дилемма? Сложное условие и разветвляющийся итог, полученный в результате громоздкого решения? Пока она мнется и крутит головой, подбирая край, я, стоя за ее спиной, нервными и рваными движениями стаскиваю с плеч рубашку, откидываю в сторону и прикасаюсь пальцами к ремню.

Поторопился? Напугал? Сглупил? Или резко что-то снял? Девчонка поворачивается ко мне лицом и опускает взгляд, при этом точно попадает в то сволочное место, которое определенным образом голосит о том, как сильно:

«Я тебя хочу!».

— Ты сказал, что брак не будет фиктивным и предупредил, что намерен спать со мной…

Мне бы поправить то простое предложение на что-то из разряда:

«Я любить тебя хочу!».

— … когда захочешь. Это значит, что я…

— Ничего не значит. Настроение тогда было не очень. Грубо высказался. Не каждый день мне сообщают приятную новость о том, что я стал папой.

— Но потом ты сообщил, что хотел бы узнавать меня. Однако все это возможно и произойдет исключительно после росписи. Я тут подумала и…

— И? — сощуриваюсь и внимательно за ней слежу.

— Мне нечего рассказать о себе.

— Но ты все-таки начнешь, — зачем-то зажимаю между пальцев мочку с дырочкой и отсутствующей там сережкой, придавливаю мякоть и, потирая медленно мягкий хрящ, направляю к ней свое лицо, — а я продолжу. Идет? — кончиком языка пробую на вкус розовое ушко и сразу же дурею от того, что делаю.

— Идет, — поджимает плечико, задушенно и чуть-чуть кокетливо смеется. — Щекотно.

Наверное, это означает, что ей со мною хорошо? Надеюсь, что с последним не ошибся, иначе рискованное наше предприятие на незамедлительный провал с самого начала обречено.

*Иван Купала (7 июля) — народный праздник восточных славян.