Ася

Глава 19 «Родня»

— Денис, — представляется высокий мужчина лет тридцати, одетый в фирменную футболку, поверх которой болтается надутая жилетка с расстегнутой пластиковой молнией и эмблемой торговой фирмы, пристроченной на левой половине его груди.

— Ася, — слабо пожимаю мужскую правую ладонь с отсутствующим обручальным кольцом на безымянном пальце.

— А ты кто такой? — теперь он тянет ту же руку к неспящему Тимоше, посматривающему широко распахнутыми глазами на обстановку, царящую в торговом зале гигантского по габаритам супермаркета, похожего на подвижный муравейник, в котором каждый занят важным делом.

— Тимофей, — за сына отвечаю и немного отклоняюсь, прикрыв ладонью детский лобик. — Не надо.

— Извините, — Денис выравнивается и располагает свои руки вдоль худого тела. — Вы пришли познакомиться и подать документы?

Хм? Возможно. Скорее, да. По-видимому, в некотором роде. Или однозначно нет?

— Мне позвонили из отдела кадров и сообщили, что я могу приступить к работе. Я подготовила все документы, сделала недостающие копии и прошла медосмотр. Противопоказаний нет, я здорова. Выходить уже завтра?

— Это вряд ли, Ася. Вы все не так поняли. Вас пригласили, скажем, на ознакомительное собеседование, — теперь я настораживаюсь, а он отходит в сторону, освобождая путь. — Пройдемте, наверное, в мой кабинет, — и вытянув струною руку, указывает направление. — Вас возьмут на это место только с испытательным сроком. Это обязательное условие — ничего не поделать. Вы ведь раньше не работали в торговле? — искоса поглядывает, а я в ответ качаю головой — это означает «нет». — Тогда Вам необходимо пройти так называемую стажировку. С этого все начинают.

— Я не понимаю, — не спешу за ним идти и суечусь глазами, разыскивая в этом балагане подвижную Эльмиру, которая меня сюда и привела. — Простите, а где…

— Элька пошла в свой отдел. Не волнуйтесь за подругу. В декрете, видимо, соскучилась за девчонками. Ася, пожалуйста, не бойтесь, — добродушно улыбается. — Это обычное дело. Но…

С чего он взял, что я боюсь? Однако, если честно, выходит очень непонятная история.

— … Вам пока не будут платить, — заканчивает мысль и поднимает брови.

Сокрушается и выражает мне сочувствие?

— Как? — а я неслабо изумляюсь, вытягивая одну-единственную «а».

— Недолго. Всего четырнадцать дней или полных две недели — нормальный адаптационный срок. К сожалению, у Вас нет соответствующего образования, поэтому кадровики рекомендуют исключительно должность кассира. О закрытии вакансии в отделе или на складе, мне очень жаль, речи пока нет. Вы сможете приступить только после того, как получите разрешение, подписанное куратором, закрепленным за Вами. Вот тогда место станет Вашим и на карточку упадет первая зарплата. Расчет в этом месте производится в конце отработанной недели. График будет пять на два — пять рабочих, два выходных, впрочем, как и везде. Только… Вас что-то смущает? — замечает, видимо, мой искривленный удивлением рот и вытаращенные глаза.

— Только кассиром? — повторяю каждое произнесенное этим парнем слово. — И две недели без оплаты? — торможу безумным взглядом аккурат на тех кабинках, в которых за специальным терминалом сидят парни и девчонки. Наверное, желторотые студенты, устроившиеся на подработку для увеличения стипендиальной суммы?

— Вы будете прикреплены к более опытному сотруднику. Не стану вилять — куратором назначили меня.

— Вас? — наконец-то отмираю и на него перевожу свой взгляд.

— Я терпеливый учитель, Ася. Проблем не будет. Мне тридцать два, окончил торговый институт, имею высшее экономическое образование, параллельно прослушал курсы повышения квалификации по направлению «Психология продаж: эффективные способы влияния на покупательную способность клиентов» в объеме семидесяти двух часов. У меня есть опыт работы, и Вы станете не первым стажируемым, которому я предоставлю отличную рекомендацию. Почему я так уверен? Я знаю свое дело и неплохо разбираюсь в людях. Вы целеустремленная и трудолюбивая женщина. У Вас все получится, но при условии, что Вы не будете так смущаться. Смелее!

— Откуда Вы знаете? — на автомате задаю вопрос. — Мы только встретились, а Вы уже даете мне надежду, а вдруг…

— Помимо официальных документов, с которыми я успел ознакомиться, существует незангажированное мнение и сарафанное радио, — в уголках его глаз начинают собираться острые морщинки, а над переносицей прокладывается вертикальная, идеально ровная черта. — Вы поняли, откуда ветер дует?

— Эльмира? — прищурив глаз, предполагаю.

— Все так и есть, — равняется со мной, чтобы взглянуть на смешливую мордашку моего сыночка. — Спокойный мальчик, — благодушно заключает.

— Он немного растерялся, но как только освоится, установит здесь свои порядки, — прижав к груди подбородок и сведя глаза себе на нос, с улыбкой на губах рассматриваю темечко ребенка. — Не стоит недооценивать таланты Тимки. У него сейчас режутся зубки и маленький этим сильно озабочен.

— Понимаю, — Денис хохочет. — Я через подобное уже проскакал, — подводит вверх глаза, — в общей сложности два с половиной года назад. У меня есть сын, Ася. Постарше Вашего, но с теми же проблемами в недалеком прошлом. Маленькие мужички — беспокойные клиенты.

Ах, Боже, как он прав! С ними курсы по «Психологии продаж» не провести. А зря! Вот я бы провела. Какой Тима хотел бы получить бонус от магазина, которым, например, владеет его мать, после того как перестанет нас с мужем по ночам терзать? Думаю, что Красов бы и звезду с неба для барбосика смог достать, только чтобы мелкий прекратил пищать. Хотя и взрослые мальчишки ничем от маленьких не отличаются. Чего уж тут!

«Вот, например, мой Костя» — задумываюсь, но тут же отвлекаюсь на одно мгновение, чтобы заглянуть в свой телефон. Так и есть! Там три пропущенных сообщения и, слав Богу, ни одного неотвеченного звонка.

— Извините, — поднимаю на возможного куратора глаза.

— Да, пожалуйста. Сколько дать времени?

— Я должна написать. Это очень важно, а потом сразу же вернусь к Вам.

Жестом показывает, что не имеет ничего против, и отходит от меня, сделав несколько шагов назад.

«Цыпа, в чем дело?» — прочитываю последнее полученное. По формулировке предложения могу судить о том, что муж находится не в духе. Недоволен тем, что не ответила на предыдущие два? Он меня тиранит, самодурством занимается, считает, что имеет право делать мне замечания и воспитывать потому, что сильнее, старше и богаче? Это ненадолго. Я докажу, и прежде всего самой себе, что все смогу и добьюсь той независимости, о которой мечтаю с детства, с того момента, как в первый раз услышала:

«Жрете, блохи-дармоеды? Доходяги, ущербные ублюдки, жалкие бродяжки. Бастарды! Ха-ха. Отказники! Ваше заведение — вонючая отрыжка благополучного общества, которую никак не уберут с лица земли. Смердящая клоака, а вы клошары, пропахшие канализационным смрадом. Язвы на великолепной голубой планете. Струпья, которые никак не отпадут, зато все время загнивают. Чешетесь, чешетесь, грызете друг у друга задницы, блох выбираете, а потом сосете нашу кровь. Спонсоров ищете, меценатов привлекаете, лебезите и виляете хвостами? Льстите, а надо бы усерднее лизать. Фу-у-у! Заразу распространяете, а потом у нас, видите ли, наблюдается значительный и непрекращающийся рост наркомании и алкоголизма в целом по стране. Вот откуда все идет. Вас надо уничтожать, когда вы еще булькаете в брюхах грязных сучек, находясь в состоянии уродливых зародышей. М-м-м, не могу. Я раздавлю вас. Всех! Всех разгонят, всех, всех. К чертям собачьим! И об этой дыре наконец-таки забудут. Я буду не я, если благополучия не добьюсь. Клянусь — добьюсь. Будьте вы все прокляты. Что смотришь, дрянь? Грязь с рожи убери…».

Вот так неистово визжала богатенькая шваль, которой отказали в усыновлении и без того несчастного ребёнка. Сейчас я понимаю, что принятое решение было совершенно верным, полностью оправданным. У нее, похоже, имелись неразрешимые проблемы с головой, зато с финансами — стабильность, весьма увесистый достаток. Я помню аромат ее парфюма. Помню в мельчайших подробностях абсолютно все. Тонкий цветочный шлейф с неприторными вкраплениями чего-то цитрусового, возможно, сочного апельсина. Расфуфыренная дамочка, в туфлях с безобразно высокими каблуками с кроваво-красной толстой подошвой, одетая в брючный сильно клёшевый костюм, сжимая в руках круглую сумочку, похожую на таблетку аспирина, орала, что было ее сил. Тогда мама Аня в первый раз осмелилась повысить голос на посетительницу, несостоявшуюся родительницу, потерявшую из-за того скандала статус «потенциальная». Она кричала ей о том, что такие, как эта «супермама» уже и так наказаны всевидящим Всевышним, потому как навсегда лишены возможности иметь детей. Какие ей, к черту, малыши, если она не знает даже, как к ним подойти. Этот эпизод врезался навечно в мою память, оставив четкий след внутри. Возможно, в тот момент — мне было десять лет — я перенесла сердечный приступ или это был недиагностируемый инфаркт. Помню, как после того, что случилось, меня, перепуганную насмерть, нашли в кухонной кладовке, скрутившейся в бублик на полке с банками, доверху наполненными медом, зажимающей уши и истошно визжащей о том, что я:

«Я тоже человек. И я хотела бы узнать, кем была моя биологическая мать. И почему она бросила меня? Чем я не подошла ей?».

«Костя, извини, пожалуйста. Я в магазине. Здесь очень шумно и Тимофей не спит. Через часик буду дома. Что-нибудь купить? Вкусненького, например?» — прикрепив пускающий слюнки смайл, отправляю сообщение.

«Я волнуюсь за вас, Ася. Не нужно молчать. Ты была на приёме? Как сегодня прошло? Тимка плакал?».

Я не молчу, просто отвлеклась и не заметила уведомлений. О таком мне тоже написать?

«Купи мороженого, Цыпа. Что с сыном? Я жду ответ» — муж снова оживает.

«Все хорошо. Сегодня лучше. Барбосёнок даже улыбался, пока о зубах не вспоминал, конечно. А какое?» — набиваю и, прежде чем отправить, оглядываюсь по сторонам, как пойманный с поличным неудачливый воришка.

— Что случилось? — Денис растягивает губы, не произнося ни звука, он все же четко формулирует вопрос.

— Ничего. Одну минуту, — поворачиваюсь к нему спиной и выставляю телефон перед носом сына. — Давай-ка сделаем фотографию, Тим. Пусть папа посмотрит на тебя, — пружиню детский носик и сразу щелкаю по красной кнопке. — Вот так, барбос.

«Он передает тебе привет, любимый. И там еще видна моя рука. Заметил?» — зачем-то добавляю о себе.

«Шоколадное с черносливом. Вас забрать?».

Это плохо! Нет, нет, нет.

«Не беспокойся, сумок нет. Только полотенце, его бутылочка и один подгузник. Все остальное у меня на спине, а сыночек висит, смешно расставив ножки, на моей груди» — посылаю и дожидаюсь отметки о прочтении.

«Аська, не забывай фотографироваться. Мне недостаточно смотреть на твои прелести за детской тыковкой. Ты же знаешь, что твои красотки… М-м-м-м!».

Господи! Что он говорит? По-видимому, я краснею, беленею, зеленею и покрываюсь диковинного цвета пятнами.

«Не смущай меня, Костенька» — воздушный поцелуй и смущенная мордашка, которую я все-таки меняю на фиолетового чертика с улыбкой, при виде которой надо бы бежать.

«Жду семью дома. Не забудь мороженое прихватить и… Аська, на подходе, возле ступенек, лифчик сними».

Это еще зачем? Уточнять не буду, а просто соглашусь:

«Без проблем!».

— Извините, Денис, — прячу в задний карман джинсов телефон. — Были срочные дела. Так Вы сказали, что у Вас есть сын?

У мужа странные желания. Снять бюстгальтер? А зачем? Непроизвольно наклоняю голову и смотрю на грудь. Вроде бы и не большая по размеру, но моего мужчину, выражаясь современным языком, от этих «девочек» нехило прёт. Положа руку на сердце мне ведь нравится, когда Костя сжимает властно полушария, когда приподнимает каждое из них, будто взвешивает, обводит контур и, не торопясь, смакуя наслаждение, оглаживает боковую часть; когда он потирает крупные соски, я теряю землю под ногами, а когда прикладывается к ним губами, моментально забываюсь, глохну и абсолютно ничего не соображаю.

— Да, но я не женат. Не сложилось с его матерью, — как будто вдалеке долдонит парень.

Рассказывает о себе? Пытается заслужить доверие и навести мосты?

— Не бойтесь. Убежден, что Вы сможете и справитесь с поставленными задачами. Я читаю по глазам, Ася. В ваших ярко светится настойчивость, дисциплинированность, внимательность, терпение, а еще Эля рассказала о Вашем кредо.

— Кредо?

— Во что бы то ни стало доводить начатое до конца.

Согласна! Не стану с этим спорить. Эльмира — общительная, мудрая женщина, которой моя судьба оказалась небезразлична.

«Жизнь будет улыбаться и благоволить тебе, цыпленок, если ты проявишь упорство, находчивость, увлеченность, при этом не растеряешь доброту, сопереживание, проявишь эмпатию по отношению к другим. Ася, я тебя люблю!» — уже тяжелобольная мама Аня изо всех возможных сил сжимала мою руку, несильно вздергивала кисть, но раскачивала и трясла меня, как тощую марионетку, при этом кривила губы, чтобы не разреветься и не испугать, и заклинала только об одном. — «Доченька моя, будь душевным человечком. Прощай, прощай, прощай людям. Не цепляй на сердце оскорбления — забывай о них, не позволяя им приклеиваться к твоей душе и разуму. Кто бы что ни говорил, ты не такая. Сразу же беги оттуда, где вдруг кто-нибудь на тебя повысит голос, а если ударит, не дай Бог, никогда подобное не терпи».

Простые слова, но ведь верные? А если я вдруг полюблю? Полюблю того человека, который нечаянно меня обидит, ударит, может быть, или прогонит, потому что я в чем-то, например, не оправдаю возложенное им на меня доверие. Должна ли я терпеть или нужно вспомнить маму? Простить — забыть?

— Я не боюсь, Денис. Ничего и никогда. У меня такое воспитание и я люблю учиться, между прочим, — выставляю подбородок. — Кстати, у меня все же имеется образование и диплом, пусть и не торгового института, — мгновенно осекаюсь, вспоминая, что опрометчиво не уточнила, как его по отчеству величать и какое здесь принято корпоративное обращение к вышестоящим лицам, — простите, пожалуйста, а как дальше? Денис и…

— Вы бесстрашная? Отлично, все устраивает. Внутренняя политика этого места предполагает теплые и дружеские отношения. Тем более что мы уже как будто стали ближе и кое-что узнали. Мишка — имя моего сына, ему всего лишь три годика, живем с ним вместе. Мои родители мне помогают. А я Денис, Ася. Просто и без отчества. Будем знакомы? — опять протягивает свою руку.

Он отсудил, отвоевал ребенка? Мать, вероятно, оказалась недостойной? Изменила, что ли? Бросила? Наверное, нашла другого? Кандидатуру пересмотрела, потому что Денис не получил рекомендацию от своего куратора в этом направлении?

— Я не привыкла обращаться к малознакомым людям просто по имени.

— Тогда попробуем так. В этом месте мы не обращаемся друг к другу по именам и отчествам, но цепляем бейджики на форменные жилетки, на которых жирным маркером выведены большие буквы, складывающиеся в наши имена, при этом обращаемся к коллеге исключительно на «Вы» или спокойно произносим то, что прочитываем на карточке, — стучит пальцем по прямоугольной табличке, прицепленной к его одежде. — Идемте со мной. Здесь очень шумно, а в кабинете будет и удобнее, и спокойнее. Ася?

Он меня упрашивает?

Постоянная клиентка, беспокойная и говорливая Эльмира, мама троих малолетних детей, любящая жена Саркиса, который все-таки добился долгожданного мальчишку, выполнила обещание и в некотором роде удовлетворила мою просьбу. Я могу быть принята на хорошо оплачиваемую работу и, как это предусмотрено законом для матери ребенка до трех лет, на неполный день. Стажировка? Денис? Две тяжелые недели, которые нужно перетерпеть, а потом — собственный заработок, финансовая независимость, подобие свободы? У меня есть выбор? Убеждена, что нет!

— Сейчас-сейчас, тише-тише, а-а-а, а-а-а, — переступая с ноги на ногу, укачиваю Тимку, собирающегося открыть свой ротик то ли для зевка, то ли для подачи голоска. — Скажите, пожалуйста, а где у вас продается мороженое?

— Мороженое? — Денис вдруг громко прыскает. — Ася, да Вы большая оригиналка! — теперь, похоже, он хохочет. Открыто, не стесняясь. — Черт! Извините. Вон там! — подмигнув, кивком указывает себе за спину. — Согласны или только после дегустации продукции?

— У меня маленький ребенок, Денис. Я могу…

— Понимаю, — теперь становится чересчур серьезным. — К сожалению, детский садик при магазине не предусмотрен ни правилами, ни санитарными нормами, ни законодательством. Дети не должны находиться на рабочих местах своих родителей, для этого есть специальные учреждения.

— Нет, — отскакиваю, как ужаленная.

— И это понимаю. Однако, есть выход, — почти крадучись наступает. — Рассказать или Вы категорично настроены против? Послушаете или молча к холодильнику проводить?

Мой сын не отправится ни в один из предложенных государством питомников для содержания малышей. Он получит достойное образование, когда пойдет в школу, затем, наверное, поступит в институт — что выберет и как захочет; а до этого момента Тимофей будет получать наши с Костей любовь и бережное внимание, по возрасту начнет общаться со сверстниками, которых встретит во время прогулок на детских площадках. Я не доверяю коллективному и бессознательному воспитанию. Наши дети никому не нужны, кроме нас самих.

— Моя мама — воспитатель детского сада, ясельные группы. Знаете, что это такое?

— Да, — укрыв головку малыша ладонями, сформировав живой раздутый купол, защищаю барбосёнка.

— Она уже на пенсии, Ася. Присматривает за Мишкой и…

— Я Вас не знаю, — мгновенно отсекаю, потому как прекрасно понимаю, к чему он клонит и на что толкает. По-видимому, я вынуждена буду отказаться от любезного и подозрительного предложения.

Они совершенно чужие люди для меня, а значит, и для моего ребёнка. Даже если познакомимся поближе и вступим в отношения стажер-куратор, все та же пропасть будет просто-таки непреодолимой. И меня — увы, наверное — не убедить аттестатом, сертификатом или дипломом о направлении и квалификации, которыми обладает его мать.

— Мы познакомимся в кабинете, если когда-нибудь туда дойдем, — условие как будто шепчет. — Послушайте, Ваш рабочий день будет начинаться с девяти утра и заканчиваться в час дня. Четыре часа! Негусто, да? Вы кормите?

— Нет, — отвечаю, словно прохожу опрос.

— Минус одна проблема. У нее огромный опыт и отменный послужной список, к тому же ей присвоена высшая категория в педобразовании, есть огромное количество медалей, орденов и грамот. В те времена это было очень модно. Моя мама — отличник образования и заслуженный воспитатель. Ее фамилия Яковлева, Алина Семеновна. Может быть, Вы слышали что-нибудь о ней?

Я ослышалась? Не может быть! Он ведь сказал:

«ЯКОВЛЕВА!».

«И отчество такое же» — шепчу безмолвно, не раскрывая рта.

— Простите, — давлюсь, пока пытаюсь проглотить несвоевременно подступившую к горлу желчь.

— Вам плохо?

— Анна Семеновна Яковлева. Вам что-нибудь говорят эти данные? Вы знаете эту женщину?

— Господи! — рванув вперед, Денис оказывается нос к носу передо мной. — У матери есть родная старшая сестра. У них большая разница в возрасте. Если не ошибаюсь, почти десять лет. Но они, к сожалению, не общаются. Так уж сложилось. Близкие и завистливые родственники, понимаете?

Мне почему-то кажется, что мама Аня — его:

«Родная тетя!».

Не могу поверить, ведь воспитательницу никто и никогда не навещал. Она умирала в гордом и осточертевшем ей до чертиков, проклятом одиночестве. Ни одна живая душа не удосужилась поинтересоваться состоянием ее здоровья. Это был опасный и почти всегда смертельный рак… Гадский рак сожрал любимую Анюту. Она держалась до последнего, но так и не произнесла ни единого неблагодарного или злого слова в адрес тех, кто, не стесняясь, поносил и проклинал ее. Наверное, мамочка неистово молилась, когда выгибала спину и корчилась в конвульсиях, переживая новый приступ ужасающей агонии. Ее крик до сих пор стоит у меня в ушах. Как же так? У нее, как оказалась, есть семья. Денис — ее племянник, а его мать — возможно, младшая сестра.

— Мы не общались, Ася. У тёти Ани был непростой характер. Родители, мои дедушка и бабушка по материнской линии, разделили детей при своем разводе. Аля осталась с мамой, потому что была очень маленькой и фактически не имела права голоса, а Аня сознательно выбрала отца. Я… Вы не возражаете, если мы все-таки пройдем в мой кабинет? Пожалуйста.

— Аня умерла, Денис. Анечка умерла восемь лет назад. Господи! — всплеснув руками, закрываю лицо. — Извините меня, пожалуйста. Это очень больно, — пищу куда-то вглубь себя.

— Ася? — он трогает мой локоть.

— Да-да? — поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом.

— Я видел тётю только на фотографиях. Вы думаете…

Я всегда ношу в кошельке маленькую фотокарточку, на которой мы с мамочкой изображены. Присев на корточки и прижавшись своей щекой к моей головке, с выставленной вперед рукой и по-утиному вытянутыми губами Аня указывает на что-то, сосредоточенное вдалеке.

— Это она? — развернув свой кошелек, показываю наш с ней один-единственный уцелевший снимок.

— Да, — Денис краснеет и отводит в сторону глаза. — Ася, я хочу поговорить.

— Я не дочь, — отрицательно мотаю головой. — Не подумайте, пожалуйста. Я никто Вашей тёте. Яковлева воспитала меня и вывела в люди, но не смогла удочерить. Закон никогда не был на ее стороне. Я как будто дочь, но только лишь по Аниному желанию. Ни на что не претендую, не стану подличать и строить козни. Мне ничего не надо…

— У Вас всё получится! Я настаиваю на том предложении, которое Вам делает наш торговый дом. Это замечательный опыт, поддержка, отличное начало и вдобавок превосходный коллектив, между прочим, молодой, дружный и очень постоянный. Вы должны согласиться! Мама будет только рада.

Странно! Странно, что парень с легкостью расписывается за мать.

— Итак, мороженое или?

Пожалуй, «или», тем более что я все-таки сюда самостоятельно пришла. Никто ведь не настаивал на моем трудоустройстве, это была полностью моя инициатива и почти заветное желание. За время вынужденного простоя, связанного с таким себе декретным отпуском, я соскучилась по трудовым будням. Возможно, кому-то это покажется странным или неоднозначным, но коротание ночей и дней с крошечным ребенком изматывает гораздо сильнее, чем дисциплинированное посещение рабочего места, на котором, между прочим, происходит общение и случается настоящая жизнь. Я люблю работать. Вероятно, это тоже мамина заслуга и ее «вина»…

— Вы сладкоежка, Ася? — Денис следит за тем, как тщательно я осматриваю содержимое холодильника.

— Можно и так сказать.

Но вообще-то муж обожает сладкое больше меня. У Кости просто-таки непреодолимая тяга к мёду и варенью. Хотя последнюю позицию стоит все-таки убрать. Из обожаемого стоит вспомнить черный-черный кофе и, конечно, воздушный белый хлеб, чей гигантский ломоть обязан быть намазан толстым слоем сливочного масла, поверх которого он, высунув язык, старательно и неторопливо выкладывает медовые лепестки, сформированные десертной ложкой. Как оказалось, до моего появления муж вообще не завтракал и не обедал дома, однако все это получал на рабочем месте после того, как сообщал о своих предпочтениях личному секретарю. Его Лилечка — услужливая молодая женщина, старающаяся абсолютно во всем угодить своему боссу.

«Ася, Лиля просто любит меня. Она верна мне, а я за эту безответную любовь вознаграждаю ее отличной премией. Так мы сохраняем наш баланс и не собачимся на рабочем месте» — когда об этом говорит, обязательно зажмуривается и смехом заливается. — «У нас с ней сильное и проверенное временем большое чувство!» — провоцируя, просто-таки доводит меня до бешеной трясучки. — «Ревнуешь, Цыпа?»

Хочу ударить больно-больно и, разрывая связки, что есть мочи, заорать:

«Дура-а-а-а-к!».

Интересно, как смотрела его ненаглядная Юлечка на такие отношения и бесцеремонные слова?

«Мальчики ценят внимание, и даже больше, чем девочки» — часто повторяла мама Аня. — «Улыбнись же, цыплёнок. Покажи ему, что заинтересована, позволь ему поухаживать, побудь нежным солнышком, но никогда не унижайся, детка. Ты нуждаешься в нем, но не обесцениваешь себя. Ты важна! Твои желания, твои чувства — приоритет для мужчины, которому ты отдаешь себя. Понимаешь, Ася?».

Да — я понимаю, и все же нет — я не хочу, чтобы он любил меня в ответ лишь потому, что стыдно или так надо, так принято, так должно быть, или на худой конец — из жалости или унизительного чувства благодарности. Я ведь люблю его просто так. Честное слово, я с большим трудом воспринимала все, что она об этом говорила.

— Что Вы ищете? — расставив руки и упершись ладонями в край витрины, Денис заглядывает через мое плечо, почти наваливаясь на меня.

— Шоколадное с черносливом. Семейный вариант, — прекрасно понимаю, что маленькая порция для Красова — это ни о чем, пустяк, нестоящая ерунда.

— Вот, — вытягивает килограммовый пластиковый судок, на крышке которого рукописными с вензелями буквами выведено оригинальное название, подтверждающее компоненты разыскиваемого десерта.

— Спасибо, — благодарю, а Тимка недовольно крякает и выставляет ручки, как будто бы оберегая меня от слишком близкого расположения постороннего мужчины, которому сынок не доверяет.

— Прости, парень, — Денис хмыкает и сразу отступает. — Ася?

— Да? — отвожу глаза.

— Мы договорились?

— Да, — быстро отвечаю.

— Первый день уже завтра. Девять часов, Вы помните?

Я помню! Еще бы! От этого зависит моя заветная мечта.

— Я приеду в восемь. Не возражаете, будет удобно?

— Прекрасно. Мама обрадуется и Вам, и этому красавчику.

— Можно задать всего один вопрос? — прищуриваю правый глаз, обдумывая подходящую формулировку, закусываю уголок нижней губы, при этом выдвигаю подбородок, уродуя злым выражением свое лицо.

— Да, конечно.

— Почему после смерти родителей сёстры не воссоединились или просто не позвонили друг другу, чтобы, например, узнать, как дела, что нового и что тогда вообще случилось? — устремляю на него глаза. — Они ведь знали, что не одни в этом мире. Разница в десять лет не может оправдать того, что…

— Не осуждайте мою маму, пожалуйста, — прикрыв глаза, он аккуратно прикасается к моему локтю. — Просто приезжайте, хорошо?

— Хорошо, — кивнув, еще раз подтверждаю.

Тем более что теперь у меня на будущем рабочем месте появились некоторые родственные связи, которые я не хотела бы потерять, да и условия, озвученные Денисом, полностью устраивают, а вариант с неполным днем — отличное предложение, от которого отказываться — делать только хуже. И при всем том исключительно себе…

Болит живот, болит спина, гудят колени и щиколотки наливаются как будто бы свинцом. Нет, не пойду пешком, хотя погода к прогулке однозначно благоволит и располагает.

«Красова, ты не забыла про меня?» — Костя снова бомбардирует наш семейный чат. — «Я ведь изнываю, Цыпа. А-а-а-а-а!» — где только такой ужасный смайл откопал? Желтый шар с каплей пота на безобразной роже жутко скалится и, согнув спичечные ручонки, имитирует движения, которые совершает мужчина, когда занимается любовью с женщиной.

Господи! Такая дикость меня вгоняет в краску. И этот Красов, между прочим, стыдил меня за посещение порносайтов. А ведь у меня было оправдание — полное отсутствие опыта и его издевки, которые на самом деле оказались стандартными оборотами, каких я от него наслышалась в достаточном объеме, чтобы считать себя почти профурой. Вот так, понимаешь ли, муж заводится и высказывает свои эмоции, когда получает то, что хочет. Чудны твои дела, великий Боже! Однако я бы предпочла иные фразы и поощряющие выражения, а иногда мне крайне необходимо, чтобы Костя просто промолчал.

«Я уже в такси» — почти не глядя, набиваю текст, но все-таки осматриваюсь по сторонам, слежу внимательно за дорогой и сохраняю бдительность, наличие которой никогда не помешает.

Сынок раскачивается на моих руках и тоже водит круглыми глазенками, знакомясь с новой территорией и водителем, с которым Тимка пока не установил любимый зрительный контакт. В Костиной машине он расслаблен и умиротворен, агукая, посматривает на отца, сверяясь с ним в узком зеркале острым взглядом, а здесь витает незнакомый запах, чужой мужчина не обращает на него внимания, а я, вцепившись мертвой хваткой, сжимаю пузико, затянутое широкой эластичной лентой слинга.

— Охраняешь мамочку, карапуз, — таксист все же отмирает. — Немного осталось. Мальчик? — с вопросом обращается ко мне, встречаясь взглядом в зеркале, через которое, как правило, общается мой Костя с Тимофеем.

— Да. Сын.

— Не волнуйся, заяц. Еще минуты три и будешь на месте. Сколько ему?

— Пять месяцев, шестой пошел.

— Щёки, как ёлочные шары. А глазища…

Папины! Глубокий карий цвет — очень теплый, лукавый, но вместе с этим благородный. Мой малыш — вылитый его отец.

Водитель сбавляет скорость и поворачивает за угол. Я вижу знакомый парапет и замечаю фигуру мужа, стоящего на нем с широко расставленными ногами.

— Уже встречают?

Какой же он красивый и высокий! Костя улыбается и, подняв руку, размахивает, приветствуя нас.

— Сколько с меня?

— Сто пятьдесят.

— Наличными возьмете? — не отводя глаза от приближающейся к нам мужской фигуры, рукой шурую в сумке, разыскивая кошелек.

— Конечно.

Такси подкатывается впритык к забору, почти касаясь бампером каменной кладки, а капотом — ног мужа.

— Ждет! — посмеиваясь, таксист берет купюры и открывает свою дверь.

— Добрый вечер! — слышу, как здоровается с ним Костя.

— Добрый.

— Спасибо, что подвезли.

— Не за что. Смешной парень.

— Это мой сын! — Красов задирает нос, но краем глаза следит за тем, как я, не торопясь, выбираюсь из салона. — Привет, Тимофей Константинович.

— Так он Тимофей?

— Ага, — муж спрыгивает с парапета и подскоками подбирается ко мне. — Привет, Цыплёнок. Привет, барбосёнок, — тянется губами к маленькому лобику. — Жена, ты мороженое купила? — а он почти канючит?

Это что за новости?

— Ты голоден? — отступив, немного отклоняюсь верхней половиной тела.

— Тшш! Не бойся. Я немного выпил, Аська, — моргает поочередно каждым глазом. — Совсем чуть-чуть, но этого хватило. Был повод. Это ничего?

Вообще-то не очень! У нас в доме маленький ребёнок. Но он хозяин, а значит — без проблем, всё можно.

— Не дыши на Тиму, — легко отталкиваю, выставив ладонь.

— Лифчик, Цыпа. Ты обещала! — жалобно скулит и губами лезет в ухо. — Женщина, сынок, мороженое, последний августовский вечер. Блин! — муж подпрыгивает на месте. — Крестины послезавтра, — внезапно голосит, как ненормальный.

Сын переводит на него глаза и, мне кажется, что мелкий почти крутит пальцем у виска!

— Потише, пожалуйста, — пытаюсь усмирить подвыпившего мужика, но до меня наконец доходит смысл предложения, которое он громким голосом сказал. — А? — теперь мои глаза выскакивают, а я теряю речь. — Что? Ты? Это очень быстро. Мы не успеем.

— Успеем-успеем. Понимаешь, какое дело. У беспокойных Юрьевых через неделю ЗАГС намечен, так что нужно все сделать до важной подписи и Ромкиной свободы. Пусть останутся родителями нашему сыночку, а потом валят, — он резко убавляет тон и добавляет, хрипя и заикаясь, — к е-б-е-н-я-м! Он меня не услышал? — водит пальцем по бровке Тимофея.

— То есть? — обхожу его фигуру и направляюсь к приоткрытой входной двери. — Всего доброго, — прощаюсь с таксистом, уже забравшимся в салон машины и машущего нам рукой.

— До свидания, — курлычет Костя, а после обращается ко мне. — Окончательный развод, Цыплёнок. Ромка согрешил, а Оленька дала ему при всех по морде. Юрьев — гордый парень, но так-о-о-о-й придурок. Я его, между прочим, предостерегал. Нет же полез за членом и, прикинь, из мошны его достал. И всем так сразу стало жаль, что мы немного выпили с ребятами — от радости за Ромыча и в знак солидарности с Олей, которая, конечно же, права. Но…

Я резко торможу, почти заваливаюсь назад, потому как Костя хватает застежку моего бюстгальтера и, натянув резинку, удерживает как будто бы в стреноженном положении.

— Отпусти! — дергаю плечами.

— Я помогу? — муж шепчет мне в макушку. — Не злись, пожалуйста. Я дурачусь, но все прекрасно понимаю. Пахнет алкоголем, да?

Все равно ведь снимет. Пусть берет!

— Мне все равно.

— Ась, ничего не будет, но, — запустив под ткань горячую ладонь, расстегивает крючки и опускает половинки спинки, — дай, я хоть полапаю тебя. Мои малышечки, — Костя мягко накрывает одну грудь, бережно толкая в затылок сына. — Прости, Тимоша, но это что-то невообразимое. Вырастешь, барбос, — узнаешь!

А у меня, похоже, намечается дилемма? Сказать или не сказать ему о том, чем я намерена заняться с завтрашнего дня: четко сформулировать причины, представить имеющиеся варианты, обозначить будущие возможные выгоды и постараться убедить его, что это важно, важно для меня, потому как я отчаянно хочу встать на ноги и добиться пресловутой независимости, к которой всю жизнь шла; стать достойной, соответствовать новому статусу, а главное, сбросить вросшие корнями клички, которыми нас, сиротских беспризорников, наградила золотая шлюха, когда вопила с пеной у размалеванного рта:

«Дармоеды, жалкие бродяжки, доходяги, ущербные ублюдки, бастарды, отказники… Что ты смотришь, белобрысая девка? А ну, пошла!»