Ася

Глава 24 Ты не ушел…

«Доброе утро, жена!» — отсылаю стандартное приветствие в помалкивающий наш с ней чат, в котором больше суток царит просто-таки стоическая тишина. — «Мы потихоньку собираемся к тебе. Скоро будем. Не скучай. Привезем тебе вкусненького и живых развлечений в своем лице. Тимофей ждет не дождется вашей встречи. С утра пораньше на ухо мне гундит о том, что хочет побыть со своей мамочкой. У вас с ним появились секретики? Сын дергает ручонками, сжимая-разжимая кулачки. Он воюет со мной, потому что скучает по тебе. Его взгляд, наполненный вполне себе читаемой укоризной, тяжело, как оказалось, переморгать. Представляешь? Думал, что смогу, но — нет. Ась, ответь, пожалуйста. Не время капризничать. Слышишь? Проехали! Давай мириться?».

Уже в который раз. Она игнорирует, если не ошибаюсь, пятое сообщение за сегодняшнее утро. Так дело не пойдет! Характер решила показать? И наградить безмолвием ребёнка? Дай только время, синеглазка. Уверен, что все встанет на свои места за чересчур короткий срок. Глазом не успеешь дернуть, как результат не заставит себя ждать.

«Он спал со мной. Вернее, на твоем месте. Представляешь? Храпели с ним на два голоса. Сын отстает, конечно же, от своего отца, но не без талантов мелкий. Весьма беспокойный сосед, должен заметить. Ася, твой муж почти смертельно ранен и избит. Барбос отменно постарался, когда размахивал ногами. Видимо, за тобой бежал, вот так пытался мамочку догнать» — что еще сказать? — «Я ведь могу к такому привыкнуть, жена. Сын под боком — чего еще желать? Ася, ау? Это даже невежливо, Цыплёнок. Мы повздорили с тобой, а ты решила отыграться на ребёнке? Как самочувствие?».

Честное слово, лучше бы ей ответить, иначе будет хуже.

«Доброе утро, шеф!» — с большим трудом протискивается сквозь поток моих посланий нескромный Рома Юрьев.

«Привет!».

«Мы всё ещё в городе. Здесь полный штат: я, Фрол и, конечно же, Платоша. Но…» — не успеваю дочитать, потому как раздается раздирающий перепонки и покой настойчивый и неоднократный дверной звонок. Не вовремя и совсем не к месту, но делать нечего. Возможно, что-то важное и неотложное, раз кто-то осмелился припереться в такую рань к нам с Тимошей.

— Привет! — а на пороге — не могу своим глазам поверить — стоит сосредоточенная Ольга Юрьева.

— Доброе утро, — не скрывая удивления, отвечаю. — Чем могу быть полезен? — опершись локтем на полотно, с ехидцей в голосе спрашиваю у нее.

— Юрьев сообщил, что Ася попала в больницу, — не моргая, выдает скороговоркой. — Мне очень жаль, Костя. Как она себя чувствует? Есть новости?

Начбез ведь не соврал!

— Да, — закрыв глаза, все подтверждаю. — Пока нет, нечем хвастать. Ася отдыхает, слишком рано, — не могу же ей сказать, что жена молчит и вообще ничего не сообщает.

— Если тебе нужна помощь, то я могла бы…

Серьезно? Оля вылезла из алкогольно-никотинового угла, в которой себя же загнала? А что ее сподвигло? Ни за что не поверю, что подкосившееся здоровье нашей Аси.

— Мы едем с Тимкой в больницу. Извини, но сейчас не до тебя. Некогда, понимаешь?

— Я хотела бы составить тебе компанию.

— Ты на машине?

— Отпустила только что такси, — вскидывает голову и выставляет подбородок.

Демонстрирует мне вызов или тупо угрожает?

— Машину Юрьев тебе, я так понимаю, по-прежнему не доверяет?

— Будем это обсуждать?

— Возвращайся домой, Оля, и жди там мужа. Он еще в городе, но скоро вернется.

— Здесь кое-что для Аси, — она протягивает мне крафтовый пакет, из которого раздается вкусный запах чего-то свежего и домашнего. — Теплый бульон, пюре, свекольная икра и…

— Спасибо, — но не спешу ее великодушие в руки брать. — Сегодня выходной день. Тебе нечем заняться? Ромка ведь приедет. Проведите этот день вместе. Что вообще творите, а?

— Ты прав. А заняться нечем! — качнув головой, с усмешкой отвечает. — Юрьев — большой и взрослый мальчик. Он сможет себя развлечь и без меня. Я сяду на заднее, Костя. С непристойностями приставать не буду. Не бойся и не беспокойся.

Упрямая натура, да? Скажите-ка, пожалуйста, а с чего такая милость? Не то чтобы мы не друзья, просто некстати проснувшийся интерес к жизни именно у этой женщины заставляет лично меня сомневаться в искренности её намерений.

— О-о-оль… — кривлюсь и подбираю нужные слова, чтобы ей корректно отказать.

— Не доверяешь?

— Доверяю.

— Но только деловые предложения? — она шагает просто на меня и носом утыкается в мой подбородок. — Я крестная мать твоего сына, Красов. Забыл уже? Ты выбрал меня, а сейчас…

Признаться ей, что, в сущности, именно ее кандидатуру я не поддерживал и уж точно не одобрял? Я тупенько топил за её супруга, а вот Ася настаивала на том, чтобы супружеская пара взяла на себя бремя кумовства. Потом, правда, грандиозный план потерпел крушение, и Юрьев пожертвовал местом в пользу Сашки. Так что…

— Думаю, что Асе нужна подруга, Костя. Я хотела бы ею стать.

Забыла, видимо, добавить:

«Если ты не возражаешь!».

— Замужней женщине? И потом, ей или тебе? — выпучив глаза, шепчу. — Подруга, чтобы дискотеки посещать? Наперсница на гульки до упаду? Тебе нужна союзница, которая бы покрывала тебя? Готов предоставить гарантию на то, что Ася — женщина не из твоей песочницы. У вас нет ничего общего. Извини, «подруга», но ты прошла Крым и рым, а Ася загремела в больницу по незнанию, полагаясь на наш глупый и вездесущий авось. Ты старше, опытнее. Не вижу ничего общего. К тому же нет детей и…

— Сто лет замужем?

— Тебе виднее.

— Что с тобой, Костя? В один прекрасный день ты готов меня на руках носить и целовать, благодарить за наглость и несгибаемую позицию. Ты тешишься, хихикаешь и потираешь ручки, когда наблюдаешь, как мы дискутируем с Ингой. А на следующий — ты мой заклятый враг и начинаешь вдруг топить за палача.

— Он не палач! Прекрати его так называть. Иди домой. Я всё сказал.

— Подвези до города, — рычит, но все же предусмотрительно добавляет. — Шеф, пожалуйста.

— Юрьев в курсе, как ты проводишь свободное от работы время?

— Он не возражает, если обратно мы поедем с ним на одной машине. Не лезь к нам.

— И не думал. Я так понимаю, Ромыч всё же опоздал в ЗАГС?

А на языке вертится маленькое, но остренькое уточнение:

«Уже в который раз?».

— Радуешься? — оскалившись, шипит.

— Нечему. Просто интересно, как долго это будет продолжаться. Недостаточно? Какой по счёту эпизод в этом мыле? Над вами, вероятно, все в том заведении смеются. Ты в курсе, что он соврал насчет измены? Зря только по морде получил при двух свидетелях.

— Какая разница. Почему мы говорим о том, что не имеет никакого отношения к делу? Ты повезешь или…

— Наша Ольга показала характер, построила обиженку, надула губки, топнула ногой, щелкнула Марго по носу и отлупила Ромку. Это сколько? — я начинаю загибать пальцы. — Желаешь побороть свой собственный рекорд? Что еще? Мучаешь его зачем?

— Мучаю? — определенно изумляется.

И сама ведь не живет, и Ромке не дает.

— Вы самая крепкая пара, Оля. Ваш брак — пример для некоторых. Сколько вместе? Двадцатка есть, наверное? — она мотает головой, мол, обсчитался. — Ладно. Пусть будет девятнадцать. И не вашим, и не нашим. Какая, в сущности, разница, если вы не можете друг без друга? Тихо-тихо, ты ко мне пришла — тебя сюда никто не звал, не приглашал, так дай же высказаться. Пора отпустить прошлое, которое не изменить. Он за всё ответил. Сполна и по всей строгости. Ты круто наказала и его, и себя. Вы чуть не погибли оба. Но, — я выставляю ей под нос свой указательный палец, — в том, что произошло ничьей вины нет. Вы пострадали — это безоговорочно, и никто не ставит под сомнение. Но… Да, блин, я херову кучу лет с вами знаком. Было всё, но то, что вы начали с ним вытворять сейчас… На хрена ты слушаешь людскую молву? Оля, на хрена? Тебе интересно мнение свекрови, полудохлый свекр — тоже, я так полагаю, внезапно стал авторитетом, или у тебя есть муж, с которым ты не один пуд соли съела. Подталкиваешь его к другим сукам? Подбираешь пару? Ты хоть спишь с ним?

Пиздец! Да что со мной? Зачем затеял этот разговор?

— Хватит, Костя, — размахивая, разрезает воздух. — Я поеду с тобой и предусмотрительно заткну на всякий случай ватой уши. Ты, по всей видимости, решил заняться воспитанием бляди, с которой живет твой лучший верноподданный и старый друг? Не дай Бог тебе, Красов, пройти через то, что выпало нам! Молю об этом ежедневно. Никто не должен этого узнать. Не смей! — звонко вскрикивает. — Не смей, не смей, не смей мне делать замечания и совать свой нос туда, куда он вообще не лезет. Заткнись! Заткнись, мудрый босс в третий раз женатый. И…

— Чего-чего?

— Юрьев разве не сказал? — мгновенно изменяет тон и указывает взглядом на мой телефон.

Возможно, что-то и сказал. Да только я, похоже, не расслышал. Наверное, начальник собственной безопасности о чем-то письменно уведомил, забомбардировав рабочий чат, но я, увы, не дочитал полученные сообщения.

«Оля хотела бы проведать Асю, шеф. Уважь ее желание. Сделай еще одно одолжение мне. Я просто не хочу, чтобы она садилась за руль. Не то чтобы я ей не доверяю, но не уверен, что жена не растеряла навык. Босс, пожалуйста, захвати ее. И потом, в дороге втроем будет веселее. Что скажешь, Котян?» — таращусь на послание, от прочтения которого отвлекла меня она, когда позвонила в дверь и вынудила выйти за порог.

— Черт! — задираю руку, чтобы почесать затылок. — Юрьевы, что с вами?

— Я подожду возле машины, босс, — кивком указывает на парковочное место перед домом.

— Пять минут и мы выходим, — не приглашаю Ольгу внутрь. — Передачу возьми с собой, — взгляд направляю на пакет, который, удерживая на вытянутой руке, она по-прежнему мне предлагает. — Мы быстро…

«Ася, буду не один. У тебя, оказывается, есть одна подруга. Юрьева напросилась. Не смог отказать. К тому же она составит Тимке компанию на заднем. Чтобы барбосик не скучал, ей придется его как-то развлекать. Заодно и проверим, какая из нее мать. Мальвина, приём-приём! Я говорю сейчас серьезно. Помню про разницу в возрасте и твой наивный взгляд на вещи, но токсичное молчание — не выход из сложившегося положения. Когда прибуду на место, тебе придется за всё сполна ответить. Готовься! Вопросов много» — чего еще добавить, чтобы хоть как-то заинтересовать и обозначить наконец-то диалог, потому как от монолога я начинаю уставать. — «Буду не с пустыми руками, Цыпа. Нашел твой тайник. Это круто! Но не дальновидно. Деньги под подушкой не хранят, тем более там, где спят с нелюбимым мужем. Развод? Адвокат? Розы? Да? Да? А-С-Я?» — обрываю сообщение и отправляю в надежде на долгожданное прочтение.

Но… Увы!

— Не надо, — отхожу назад, придерживая сына под попу, располагая спиной к своей груди. — Он сядет в автолюльку.

— Спиной по направлению движения? — Ольга опускает руки, которые протягивала к нам в надежде, видимо, взять к себе ребёнка, и пытается выйти из салона.

— Подвинься к окну, пожалуйста, — собою загораживаю путь.

— Я могла бы…

Сразу видно, что у этой женщины нет и не было детей.

— Малышня должна находиться в специализированных креслах во время движения, Оля. Тимофею нет еще и полугода, поэтому для него это приспособление заменяется подобием колыбельки, которую я немного модернизировал, — вместе с этим перевожу ручку переноски в подходящее положение и разворачиваю ее таким образом, чтобы помещенный внутрь сын смотрел исключительно в лобовое, а значит, только прямо и вперед, и встречался взглядом со мной, когда я буду подмигивать пареньку, поглядывая в зеркало заднего обзора. — Вот так! — кивком показываю ей, чтобы убрала ремни безопасности и освободила место для маленького пассажира. — Порядок! — располагаю в детско-штурманском кресле сына, защелкнув между ножек карабин и расправив шлейфы, придавливаю напоследок носик. — Не забудь пристегнуться, — обращаюсь к ней. — Безопасность превыше всего, — выдав речь, захлопываю дверь, и последнее, что слышу и вижу, это недовольное бормотание Юрьевой и её борьба с тугим ремнём…

Александр Фролов, Роман Юрьев и Никита Платонов синхронно подпирают задницами капот внедорожника начбеза и таращатся по сторонам, изображая трех баранов. Караулят нас на парковке перед областной клинической больницей. Они следят за передвижением прибывающих пациентов и водят головами, выполняя слышимые только ими странные команды.

— Ася любит розы? — Ольгу, по-видимому, заинтересовал букет на пассажирском кресле рядом со мной, доехавший сюда с большим комфортом.

«Исключительно белые!» — вчера узнал, когда случайно вскрыл тайник Мальвины.

— Угу, — слежу по боковым зеркалам за тем, что происходит справа и слева от моей машины.

— Очень нежный подарок, Костя. Уверена, что ей понравится.

— Угу.

— Как будем действовать?

— В смысле? — я резко скашиваю взгляд и посматриваю на нее, демонстрируя сильно напряженный профиль.

— Я могу подержать Тимофея, а ты войдешь, подаришь ей цветы, вы поговорите и…

— Нет никакого плана и уж тем более стратегии. Если ты помнишь, — потихоньку сдаю назад, просачиваясь между двух автомобилей, — я был против твоей поездки. Но раз твой муженек ждет, считай, что я выступил в роли извозчика и привез тебя. Сейчас передам, как горячий пирожок, в его крепкие руки, и делайте то, что пожелаете нужным, но…

— Козел! — она шипит змеей.

— Будешь выражаться, мама-крестная, вылетишь на полном ходу из моей машины, — на последнем предложении сын странно взбрыкивает и, ударив пару раз ручонками по подлокотникам, что-то нехорошее пищит, встречаясь глазками со мной.

— Ты галантен, как всегда, — перекрестив на груди руки, Юрьева откидывается на подголовник и глубоко вздыхает. — Хам и грубиян, ты, Красов! Бедная девочка — твоя Ася. Чтобы выносить тебя, необходимо иметь просто-таки ангельское терпение. Юля не смогла, потому что…

Потому что никогда не любила меня! Такое тяжело признать, но это правда. Догадывался ли я об этом? Да, да и да! Смирнова не скрывала истину. Она старалась соответствовать, хотела быть покладистой и милой; Люлёк умела ублажать, но ни разу, к сожалению, не была со мною искренней. Наш брак был ложью от самого начала, вероятно, даже от момента детской встречи, и до эпического финала, дешевой и не очень-то искусной игрой, так называемой вынужденной мерой. У Юли был на руках маленький мальчишка от мужчины, которого она самозабвенно и не таясь любила. Ей нужно было жить и выживать. Близкие, родня, да и я в том числе, неустанно ей трубили, что жизнь с потерей любимого козла не заканчивается, а только начинается. Мы настаивали на том, чтобы она очухалась и задумалась о том, как дальше сложится ее судьба, если она вдруг останется одна. Иногда мне кажется, что я вынудил Юлу, заставил выйти замуж, приказал, даже обязал и навязал себя в качестве ненавистного ей мужчины. В том, что с нами произошло, никто не виноват. Мы преследовали с ней разные по величине и значимости цели. За это и поплатились: я — браком, а она — мной, моим надоедливым присутствием в их с сыном жизни.

— Ты не могла бы не вспоминать мою бывшую при Асе? — глушу мотор и убираю руки с рулевого колеса, при этом почему-то опускаю голову и прикрываю глаза. — Оля, пожалуйста, не стоит вспоминать имя женщины, с которой меня больше ничего не связывает, и уж тем более не стоит этого делать в присутствии новой жены. Тебе не понять, потому как ты у нас однолюбка, прожившая с одним мужчиной целую вечность, а я…

— Извини. Не хотела. Вырвалось. Ты меня достал! — рычит и выставляет скрюченные пальцы. — Не сводничай, Костя.

— Что? — ехидно усмехаюсь.

— Ты понял, о чем я говорю.

— Нет.

— Наш брак, — а я слежу за ней через зеркало, она же в этот непростой момент опускает руки на колени и прижимает подбородок к своей груди, задевая острым пиком основание тонкой шеи, — это пародия на совместную жизнь мужчины и женщины. Мы шуты, но по-другому, видимо, уже не можем. Я хочу его отпустить, да только не могу. Или Ромка не уходит. Тут не уверена. Каков в представленной задачке правильный ответ? Он все ещё проживает тот эпизод, Костя. Всё ещё… Всё ещё… Всё ещё бьет и каждый раз убивает. Юрьев плохо спит по ночам…

Это стопроцентно совесть!

— Спасибо, что помог нам. Ты не пожалеешь.

Никогда о подобном не жалею.

— Ты думаешь, нам нужно развестись? Пусть он живет, да? Без меня? Я ведь не пью, но курю. Много! Никак не могу бросить, понимаешь? — она вдруг добавляет. — Сюда, — обхватив себя за шею двумя руками, медленно сжимает, выдавливая жизнь из себя, — не лезет пойло, зато никотин хорошо идет. Такое не заглушить.

— Ложь! — хриплю. — Смотри, — хочу перевести фокус ее внимания на приближающихся к моей машине трех здоровых лбов, — вон твой муж идет. Улыбается, как идиот. А знаешь, почему?

— … — вскидывается и устремляет на приближающегося Юрьева глаза.

— У него вот тут, — сформировав прежде пародию на пистолетный ствол, я приставляю палец к правому виску, затем шиплю и имитирую выстрел через доморощенный глушитель, — незалатанная рана. Дай же вам шанс…

Второй этаж… Закрытый холл в гинекологическое отделение… Пост медсестер, основательно упакованный в плексиглас… Суетящиеся мужчины-посетители, пришедшие проведать своих женщин, девушек и жен… И наша громкая компания, столпившаяся на пятачке перед почти стерильным входом, за которым нам, по-моему, никто не рад.

— Здравствуйте, — придерживая Тимофея и развернув его лицом к вынужденной обстановке, обращаюсь к той бабе, которая так нелюбезно встретила нас во время стремительного посещения санпропускника и женской обсервации.

— Встречи с пациентами разрешены исключительно с одиннадцати часов, — грубо отвечает.

— Я хочу узнать о состоянии своей жены и одним глазком посмотреть на нее.

— Добрый день, — внезапно вклинивается Ольга. — Моя сестра — жена вот этого мужчины. Нам бы просто поговорить с ней и удостовериться, что у нее все в порядке…

— Фамилия? — бормочет эта баба.

— Красова, — выдавливаю из себя и покачиваю сына.

— Девятая, — сообщает номер палаты, в которую перевели Асю после реанимации. — Пятнадцать минут, а потом дождетесь официально установленного времени. Всем наплевать на распорядок дня в больнице. В конце концов, это не проходной двор, а хирургия и гинекология.

— Спасибо, — я отрываю ногу от земли и переступаю через порог, словно перехожу невидимую черту.

— Халат! — рычит мне вслед «громила».

— Костя, возьми, — Ольга протягивает мне больничное убранство, а потом берет такую же одежду и себе.

Похоже, в этом отделении расположение палат соответствует расстановке домов в городской черте: с правой стороны — четные значения, а с левой — нечетный ряд.

— Здесь, — Оля лучше ориентируется на местности и практически меня ведет. — Давай цветы и сына. Я подержу его. Зайди один, разведай обстановку. Может быть, она не одета или спит. Сколько там женщин? — мы тормозим перед дверью, за которой определенно происходит какая-то грубая возня. — Что там? — Юрьева оглядывается, а затем, приложив ухо к полотну, прислушивается к тому, что происходит за закрытой дверью. — Постучи прежде, чем войти!

Как в детстве! Мне бы честь отдать и щелкнуть каблуками, а затем воскликнуть:

«Как прикажете или так точно!»,

но язвительность я все-таки предусмотрительно убираю и отдаю букет белоснежных некрупных роз в нераскрывшихся бутонах Ольге, а затем стучу и, не дождавшись разрешения, почти мгновенно захожу…

Стоп! Наверное, я не туда попал. Совсем не узнаю её. Не узнаю свою жену. Этого не может быть. Что это? Как подобное вообще возможно? Кто за это ответственен? И к кому мне предъявлять претензии?

Ведь состояние моей жены тяжело назвать блаженным и умиротворенным. Подлый врач обманул меня, когда заверил, что с ней всё в порядке, а выход из наркоза прошел без неожиданных включений со стороны женской психики? Не верю… Не верю, что такое происходит наяву и я не сплю или тупо грежу, находясь под сильными галлюциногенами. Охренеть, какая с моей стороны беспечность и непонятная наивность, ведь я на всё вдуваемое мне в растопыренные уши повёлся, как зелёненький мальчишка. Как же так? Современный мир, новейшие технологии, пересмотренная вдоль и поперек доктрина, а успокоительные методы непокорных пациентов остались прежними, на уровне каменного века?

Она ведь связана? Её левая рука пристегнута здоровым смирительным наручником к железной штанге изголовья, а правая нога находится в подобном положении, но только в изножье расхристанной кровати. Белье скомкалось под непокорной пациенткой, а подушка завалилась куда-то между стенкой и разобранной постелью.

— Ася! — я вскрикиваю и моментально разворачиваю Тиму к ней спиной. — Тише-тише, детка. Черт! — вылетаю пулей из палаты и сразу натыкаюсь на спину Ольги, которая, похоже, караулит вход. — Подержи его, а лучше выйди отсюда. Побудь там с мужем. Оля…

— Что?

— Пусть Рома позовет главного врача. Пусть поставят на уши больницу. А Никита пусть сочиняет иск. Я… Я…

— Что произошло? — она прижимает детскую головку к своему плечу и переступает с ноги на ногу.

«Они связали ее, как дикое животное. Стреножили, обездвижили, зафиксировали? Эти докторишки Асю изнасиловали?» — мотаю головой и давлюсь слюной.

— Иди к мужу.

— Хорошо…

Она ведь смотрит? Смотрит мне в глаза и безмолвно, тихо плачет. Встав на колени перед кроватью, на которой лежит Мальвина, я дергаю наручник, пытаясь раскрыть захват, предусмотрительно укрытый мягкой тканью.

— Костя? — шепчет Ася и еле слышно всхлипывает.

— Потерпи. Что это такое? — скребу пальцем по замку, который, по всей видимости, без ключа не открывается.

— Она пыталась уйти, — в наш разговор с женой встревает маленькая пациентка лет сорока-сорока пяти, соседка по палате, сидящая на своей кровати и раскачивающая с бешеной амплитудой и такой же скоростью затянутые эластичными бинтами худые ноги. — У нее открылась рана и ее…

Связали, как приготовленную на убой скотину?

— Я думала, что ты бросил меня, — хрипит жена, смеживая веки.

— Ты в своем уме? — скриплю зубами, просовывая палец между манжетой и женской кистью. — Блядь, Ася! — рычу и завожусь. — Куда ты собралась?

— Я думала, что ты… — как будто бы издалека вещает.

— Избавился от тебя? Ты психически здорова?

Да уж! Её бы показать другому специалисту после выписки из этого отделения. По-видимому, процесс восстановления пройдет не по тетрадным записям. А жаль!

— А где Тимофей?

— За дверью. С Юрьевой.

— Ты принес мне цветы? — она заглядывает мне через плечо и пялится на букет, который я положил на тумбочку. — Розочки? — блаженно улыбается. — Беленькие, очень нежные. Пахнут?

— Ты можешь помолчать? — а про себя со злостью добавляю «психопатка чертова».

— Ты не ушел, не ушел, не ушел, — всхлипнув, зажимает свободной рукой себе рот и добавляет шепотом заезженное, — прости, пожалуйста!

— Нужно позвать дежурного врача и… — подсказывает «умная» соседка. — Если бы так легко можно было освободиться, то и я бы помогла ей.

— Почему тебя связали? — упершись лбом ей в переносицу, огромным наглым буром ввинчиваюсь в женскую коробку. — Пиздец, Цыпа! Что ты вытворяешь?

Я двигаю ресницами и, вероятно, щекочу ее, потому как Ася прыскает и отклоняется.

— Куда ты хотела уйти? Почему позволила с собой такое обращение? Это же… Это было против воли?

Твою мать! Какие глупые вопросы я задаю ей, хотя прекрасно знаю на них подходящие ответы.

— У меня, наверное, — я отклоняюсь и слежу за тем, как она по-детски мило подкатывает глазки и пытается растянуть на обескровленных — до такой степени они белые с заметным синим оттенком — губах, — произошло помутнение, Костенька. А Тима…

— Он здесь, здесь, здесь! Ася, приди в себя.

— Это седативные, — подсказывает мне соседка. — Они ей вкололи приличное количество подобной химии. А что было делать? Ваша Ася не давала ночью спать. Дежурные не любят, когда пациенты буянят и пытаются после сложной операции на своих двоих убраться в неизвестном направлении. Не страшно, скоро все пройдет. Она даже замолчала на, правда, не слишком продолжительное время. Горько плакала и в бреду, когда со сном боролась, звала маму. Вы бы привезли ее родительницу или…

У нее никого нет! Только я и сын. Еще, вероятно, набивающаяся в подруги Ольга, да мои ребята, если, конечно, не будет других поползновений.

— Не трогайте ее. Просто посидите рядом, побудьте с ней, — рекомендует женщина. — Пусть она отдохнет. Сейчас хоть чуть-чуть затихла, а то ревела белугой и билась мелкой птичкой.

Я все-таки стаскиваю наручник, удерживающий подрагивающую кисть и, забросив ее себе за шею, почти впечатываюсь лицом в основание женской шеи и грудины.

— Аська, ты бешеная цыпа! Курица ты, глупенькая.

— Да-а-а, — она на всё согласна.

— Иди сюда, — подтягиваю ближе, пропустив свои руки ей под мышки. — Вот так!

Жена, свесившись с кровати, лежит верхней половиной тела на моих плечах и тихо причитает:

— Я думала, что ты оставил меня, Костенька. Забрал Тимошу и забыл, вычеркнул, перелистнул страницу. Кто я, в сущности, такая, да? Молодая Цыпа? Но…

— Ты замолчишь?

— Но хорошо, что обманулась, — нет, не догоняет.

— Я нашел все твои заначки, Цыпа.

— Все? — а это еще что должно значить? — Что? — я так и вижу, как она сладко улыбается.

— Денежки на черный день приготовила? Подсуетилась, накопила, решила от меня слинять? Это, мол, для сына, еще чуть-чуть на ателье и даже поднакопила на адвоката и развод. Тебе не стыдно?

— Не-е-е-т, — пырснув, теперь жена задушенно смеется.

— Да-а-а-а, — а я ее копирую. — Только знай, предусмотрительная ты, женщина, я не намерен разводиться третий раз.

— А как быть? — толкается в попытке отклониться. — Костя, отпусти.

— Будем жить, как умеем, Красова. Подстроимся друг под друга. Найдем что-то общее, перезапустим отношения, но для начала ты должна поправиться. Я, кстати, переведу тебя в отдельную палату.

— Куда?

Да какая, на хрен, разница! Лишь бы подальше и с глаз долой, прочь от любопытных пациентов. А нас, похоже, кто-то обсуждает, потому как у меня горят уши и чешутся ладони, которыми я непрерывно глажу жарко-влажную обнаженную спинку. У жены раскрылась больничная одежда. М-м-м, как интересненько!

— Ты голенькая там? — шепчу ей в ухо, пока играю пальцами по нежной коже.

— Наверное, — Ася пожимает плечами, сдергивая больничную рубашку. — Костенька?

— Да?

— Ты не ушел?

— Нет.

— Не оставил?

— Нет, конечно.

— Теперь и умереть спокойно можно, — ластится, потираясь щекой по моей шее. — А Тимошка…

Он здесь, здесь, здесь. Все здесь!

Умереть хочет? Аж туда намылилась убраться?

Что за бешеная женщина!