Ася

Глава 17 Раненый партизан

«Привет! Как у тебя дела? Я здесь, в этом городе. Встретиться не хочешь?» — в который раз прочитываю сообщение, полученное поздно вечером, скорее, даже ночью, и еще вчера.

Пожалуй, нет! Решил давно — здесь все без вариантов, но с ответом почему-то не спешу. Видимо, надеюсь, что абонент, устав от ожидания, позвонит и спросит прямо:

«Красов, в чем дело? Что не так? Решил отрезать ленту?».

Все не так и я не преувеличиваю. Отнюдь! Скорее, недооцениваю и на кое-что закрываю глаза, стараюсь думать о подобном, как о чем-то несущественном. Самозабвенно, истово, но все же безуспешно!

Море… Огромный дом… Мужчина… Женщина и маленький ребенок на ее руках! А я, похоже, странным образом осмелился испортить картину названого сына. Дорисовал фигуры черной ручкой, лишил ее лица — изобразил лишь слабый контур, женский силуэт, прижавший грудничка к плечу. Что этим всем хотел сказать?

Подальше отшвырнув «дополненный» листок, скребу пальцами по гладкой поверхности стола в попытках взять свой телефон.

«Ася, как у вас дела?» — откинувшись в рабочем кресле, автоматически печатаю стандартные слова. — «Что делаешь? Чем Тимка занят?» — добавляю неподдельный интерес и, приклеив к сообщению умиляющийся смайл, отправляю салатовую «лужицу» в наш с ней чат.

«Мы у врача. Здесь много посетителей, поэтому вынуждены ждать своей очереди. Тимка дремлет, я ответ пишу» — ни словечка о себе, как будто нет ее: лишь тенью следует за детскими плечами, оберегает, помогает, воспитывает и не рассчитывает на благодарность и внимание.

«Это плановый осмотр?» — не помню, чтобы мы договаривались о встрече с педиатром. — «Тимофей здоров? Ты не сказала, что есть проблемы. Мне подъехать?».

«Ничего страшного. Нужно взвеситься, обмериться и показать складочки, проверить тонус, подтвердить развитие. Это происходит каждый месяц до годика. К тому же, я хочу записать его на массаж. Ты не возражаешь?» — довольно быстро отвечает. Научилась наконец-то пользоваться аппаратом?

«Нет, конечно. Держи меня, пожалуйста, в курсе. А потом домой?» — выдавливаю реплики, стараясь поддерживать с ней виртуальный разговор.

«Я договорилась с клиенткой. Хочу отдать заказ…».

Ненавижу эти встречи с не пойми какими дамами. Ей не хватает средств? Я, что ли, притесняю? Откровенно говоря, за этим не слежу совсем. Передвижения по счету меня вообще не интересуют и не напрягают, разве что Фролов когда-то что-то буркнет, если увидит четырехзначное, но небольшое, скорее, даже смешное по современным ценам, со знаком минуса число, потраченное на что-то, что не имеет определения и точного по назначению адреса. А я ведь знаю, на что идут столь мизерные средства: Ася покупает ткань, иголки, нитки, фурнитуру, совсем немного из канцелярских принадлежностей и обязательные «развивашки» для детей. Не густо! Зачастую дешево! Но некритично и без криминала.

«Когда вернешься?» — отваживаюсь на еще один вопрос.

«Думаю, в половине пятого. А что?».

Хочу все объяснить, чтобы избавить нас от недопонимания. Прошла неделя с той эпохальной встречи в ресторане по случаю моего сорокалетия. Семь дней — всего! По ощущениям пролетела вечность. Не то чтобы мы поругались или отдалились друг от друга, но недосказанность витает в воздухе и тормошит с трудом установившийся баланс в довольно странных отношениях.

«Ничего. Просто поинтересовался. Пойдем потом на пляж?».

— Тук-тук! — некстати, впрочем, как обычно, заваливает в кабинет Фролов.

— Да, — выставляю блокировку и, расположив экраном вверх, укладываю на столешницу свой смартфон.

— Все нормально? — подходит к моему столу, засунув руки в карманы светло-серых брюк.

— Что ты хотел?

— Мы заждались тебя в зале для совещаний. Забыл?

— Я вам, что ли, нужен?

— Там девочки сцепились насмерть, Костя. Мегера в ударе, даже Ромыч Оленьку не может удержать. Вернее, он, по-моему, торчит от того, что жёнка вытворяет. Считаешь, подобное поведение допустимо? Еще вчера она дичилась и скакала, как черт от ладана, сидела сиднем дома, вероятно, квасила, посасывая алкогольную бутылочку ноль пять. А сейчас, понимаешь ли, дарование качает права и не высовывается из кабинета. Она там кухню развела, между прочим. Обед разогревает и варит кофе на рабочем месте. Этот нос не обмануть! — придавливает кончик, смешно уродуя лицо. — Короче, ты говорил, что не намерен терпеть такое поведение, а я артачился и пытался протестовать. Так вот, заявляю авторитетно, как на духу: «Пусть валит в свою конуру и не кажет оттуда носа». Юрьев растеряет призовые бонусы, завоеванные его отделом в преодолении жесткой конкуренции. Я, на хрен, всю ту братию лишу квартальных премий и стимулирующих надбавок. И начну с него! Костя, ты здесь или отчалил в мир иной?

— Она ведет проект — я не вмешиваюсь. Всегда был такой расклад, — пожав плечами, отвечаю. — Не трогай их…

Юрьевы разводятся. Их окончательный разрыв — вопрос лишь времени. Если честно, очень жаль!

— Терехова не согласна объективно или придурь разгоняет? — на всякий случай уточняю.

— Я не знаю. Это не моя область, не моя плоскость принятия решений. Ты мог бы вникнуть и помочь, вклинившись между заказчиком и полоумным исполнителем, стукнуть чем-нибудь тяжелым по столу и потребовать общаться друг с другом уважительнее. Дамы не стесняются, если что!

Идет работа — не стану камнем преткновения, тем более что нет никакого, черт возьми, желания встречаться с Ингой, от которой пока больше неприятностей, чем прибыли. С хваткой деловая дама! Еще с изюминкой и, вероятно, очень непростым характером.

— У них там, видимо, личный интерес закрался.

— Ругаются или конструктивно, но в грубой форме, договариваются? — сиплю, не скрывая пренебрежения, при этом поднимаю бровь и выставляю зубы. — Визжат, как шавки, или просто на повышенных тонах вещают?

— А ты пойди и посмотри.

Спасибо! Нет желания. Обойдусь!

«Костя, что приготовить на ужин?» — мельком замечаю сообщение от жены.

«Ничего» — ногтем отстукиваю и тут же отсылаю.

— Все при деле! Абсолютно все, — ворчит Сашок.

— И ты пойди займись тем, за что получаешь зарплату. Что мешает?

— Не знаю. Видимо, атмосфера здесь не та, — разведя по сторонам руки, крутится вокруг своей оси, задрав к потолку башку. — Костя? — остановившись резко, все так же с обращенным к небесам лицом, Фрол шепчет свой вопрос. — Чего ей надо?

— Кому? — повторяю тот же жест. Я пялюсь вверх, рассматриваю швы, считаю несостыковки и уже мечтаю о ремонте, который в скором времени начнется в комнатах, которые я определил для детской Тимки и мастерской для Аси.

— Инге! — прикрыв глаза, он шумно выдыхает.

— Откуда я знаю. Ты влюбился, что ли, Фрол? — отмираю, прекращая созерцание, и, откинувшись в рабочем кресле, кручусь из стороны в сторону.

Он втюрился в эту непростую девку? Не могу поверить, что такой, как он способен на подобный шаг. Фролов не то чтобы неизбирателен в сексуальных связях, скорее, здесь наоборот, но слишком деловая Инга такому, как Сашок, уж точно не по зубам. Вероятно, этим Терехова и привлекает залетевшего на ее свечение здорового, под два метра ростом, мотылька.

— Считаешь, я не способен на такое чувство?

Ух, ты ж, Боже мой! А кое-кто так мило возмущается, весьма смутившись!

— Считаю, что ты ошибся с выбором, Фрол.

Ингу нужно забыть, как страшный сон, и гнать отсюда поганою метлой.

— Надоело играть по правилам, понимаешь?

— Странно. В правилах нет ничего плохого.

— Да уж! Тебе ли не знать. Был с девочкой, сделал ей ребенка и, как честный человек, женился. Правило работает, а сам как? Тянешь лямку, еле ноги волочёшь? В семью играешь? Отцовский ген разгоняешь?

— Окстись, дружочек. Ничего не тяну и все успеваю.

— И каждый вечер этим осознанием утешаешься?

— К чему этот разговор? — оттолкнувшись, поднимаюсь, спокойно обхожу свой стол, обдумывая следующую реплику, подвожу глаза и наклоняю голову. — Что ты хочешь, Фрол?

— Дай мне отпуск, — на всякий случай исправляется, вворачивая вежливую просьбу, — пожалуйста, начальник.

«Добрый вечер, милый друг!» — кого-то тянет козликнуть.

— Решил выставить меня тираном? — повторяю его позу, засовываю руки в карманы брюк и останавливаюсь перед другом, прищурившись, смотрю ему в глаза, пытаясь отыскать незримую лазейку, в которую он лезет, чтобы от прямого ответа увильнуть.

— Устал. Сколько я не отдыхал?

— До сего дня проблема с восполнением физических и психических сил тебя не интересовала. Напомнить тебе, как ты стыдил меня за то, что отказываюсь от заказов, которые выглядят привлекательно, пока в них не увязнешь по самые уши? А сейчас Александр Фролов выставляет нижнюю губу и пытается пустить слезу? Что с тобой?

— Выгорел, Котян. Хочу восполнить утраченный ресурс. И…

— Держи ее на коротком поводке, Сашка, — оскалившись внезапно, рычу, испепеляя взглядом. — Ей-богу, я терплю, но из последних сил, и мой запас прочности с некоторых пор небезграничен. Неоткуда восполнять энергию — ты же понимаешь, — за ним специально ту же фразу повторяю, — а ситуации, в которые попадаю, требуют не абы каких силёнок, словно от гребаного донорства живут.

— Я бы и рад, да только… — пространно начинает, транслируя романтический настрой и какую-то слащавость, которыми Фролов отродясь не обладает.

— Пусть не лезет в мою семью. Это, если кратко! — грубо обрываю. — Слышишь? — теперь шиплю, активно раздувая ноздри.

— Она… — а он действительно не понимает. Достаточно посмотреть на его нехило обалдевший вид и выпученные глаза, стремящиеся выскользнуть из своих орбит.

— Мы не будем больше встречаться. Я с ней напрямую не намерен контактировать от того самого слова совсем. Больше никогда, ни при каких условиях и обстоятельствах! Надеюсь, ясно? Желания нет, да я и не обязан, по большому счету, этого делать. Пока мы выполняем контракт, я представляю ее, ее интересы и удовлетворяю хотелки заносчивого клиента, требующего от нас, как от подрядчиков, строителей, дизайнеров, монтажников и плотников, качественного и своевременного исполнения своих обязанностей. И на этом все! Магазин будет возведен, и мы расходимся по сторонам, подписывая акт-приемки выполненных работ, — ладонью со свистом отсекаю воздух. — Отныне любые просьбы, пожелания или еще что-то в этом роде она будет сообщать только куратору своего заказа, то есть Ольге Юрьевой. Уверен, что девочки быстро найдут общий язык и переведут в ближайшем будущем разговор в нужное рабочее русло…

— Если не поубивают друг друга, — перебивая, Фрол глубоко вздыхает. — Что случилось? Ты на себя сейчас не похож.

— Никаких личных встреч-свиданий со мной. Я не выезжаю на объекты вообще. У меня личные проблемы и я не хотел бы, чтобы моя жизнь хоть каким-то местом соприкасалась с рабочим временем, которое заканчивается в шесть вечера, а после я становлюсь недоступным человеком. Причем для всех без исключений. Меня нет ни для кого!

— Давно пора! — Сашок внезапно выставляет мне на обозрение зубы, ярко улыбается и подмигнув, скрипит вопрос. — Затянуло, да?

— И еще! — не прореагировав на его издевки, направляюсь к рабочему месту, наклонившись, выдвигаю первый ящик письменного стола. — Иди сюда!

Фролов, похоже, замер. Притворяется погибшим, изображает каменного истукана, считает меня тем, кто ни хрена не видит, если жертва будет сохранять неподвижность, при этом не моргать и не хихикать?

— Саша! — рявкаю, исподлобья поглядывая на смешную, черт возьми, картину. — Подойди, пожалуйста, ко мне, — прикрыв глаза, шумно забирая воздух, через зубы повторяю просьбу. — Ты оглох, козлина?

Я не хочу касаться того, что там сейчас лежит. Намерен от этого избавиться, забыть и больше никогда не вспоминать о том, как получил такой умопомрачительный и дорогой подарок в прошедший день рождения, когда мы поругались с Асей, недосчитавшись женщин, с каждой из которых я близок был.

— Что это? — Фрол глупо пялится на ювелирную шкатулку.

— Это запонки, подарок твоей Инги, который мне не подошел. Не знал, как вернуть дарителю, но вот нечаянно нашелся выход. Я не буржуй, с дырявыми манжетами, в отверстия которых продеваются подобные изделия. Подарок запоминающийся и восхитительный, подобран идеально, вероятно, сделан на заказ, но…

— Ты издеваешься? — Сашка вскидывается и отскакивает от меня.

— Забирай его к херам, Фролов. Если твоя Терехова не догоняет, что ничего не выйдет с этим Костей, и что ей следовало бы обратить внимание на изнывающего от безответности тебя, то думаю, это отрезвит ее и приведет в чувства моего друга. Считаешь, это подходящий подарок для человека, с которым у нее подписан строительный контракт?

— Котян, это невежливо и…

— Бери, сказал! — отхожу подальше от распахнутого ящика. — Передай ей и больше не скули в моем кабинете о том, как сильно тебя бедного корежит от того, что стерва в твою сторону не смотрит.

«Ни с одной из них — ни с Ольгой, ни с Ингой — у меня ничего не было. Наш разговор закончен, Ася» — тогда я прошипел в машине. Семь дней назад я пристыдил жену тем, что она мне не доверяет, зато, растопырив уши и высунув язык, прислушивается к сплетням, транслируемым в женском туалете на фоне двух фирменных толчков, на которых они рассиживаются, когда заняться нечем.

Я не соврал и всё сказал — я ей не изменял. Однако не уверен, что жена поверила моим словам — она косилась и сопела, но ни одного вопроса больше мне не задала. Аська, видимо, смирилась с тем, что более развернутого ответа не получит, поэтому затихла и ушла в себя?

Два дня мы сухо с ней общались: привет-пока, совместное сюсюканье с Тимошкой над его кроваткой и в ванной комнате, и непродолжительные встречи за обязательными трапезами на нашей кухне. Жена оттаяла только лишь на третий день и первая, как это ни странно, вышла на контакт. Разбудила нежным поцелуем, растормошила мои волосы, умостилась на моей груди и прошептала:

«Прости меня, прости».

Похоже, есть тайный смысл в обычном третьем номере.

— Еще раз повторить? — чеканю все слова. — Я доверяю Ольге, Саня. У нее личное горе и колоссальные проблемы, непростой характер Ромки и общественное осуждение — всё при ней. Но, что касается выполнения своих обязанностей, то никаких претензий и нареканий нет. Работая на удаленке, она делала больше, чем каждый, кто здесь просиживал штаны. Меня не устраивал такой график и режим работы, но я терпел эти закидоны из-за ее незаменимости и не хотел гадить другу, увольняя по статье его жену. Я топлю за Юрьевых, если что. И полностью полагаюсь на ее вкус и мнение. Она профессиональна, впрочем, как и ее муж. Каждый в своей области, конечно. Не смей выставлять свою пассию обиженной Ольгой.

Скрывать не стану, я убежден в том, что Юрьева погружалась с головой в работу, чтобы отвлекаться и не зацикливаться на том, что с ней случилось. Ольга знает и любит дело, которым не один день занимается. В конце концов, никто ведь не дает советы Инге по поводу того, что стоит продавать в этом сезоне, а что, наверное, стоит придержать или вовсе не отсвечивать попавшим в немилость каким-нибудь дешево скроенным товаром.

— Я и не говорил, что она непрофессиональна, просто они верещат там, как две идиотки, которые выбирают туфли на грандиозной распродаже. Размер один и скидка полностью удовлетворяет кошелек и тешит глаз, но, к сожалению, обувная пара попала под раздачу, потому что осталась в единственном экземпляре. Поэтому эти дамочки и устроили там дефиле-аутодафе, забыв прихватить коробку спичек. Там такая жара…

Не сомневаюсь! Ольга Терехову дожмет и сделает все исключительно по высшему разряду.

«Костя, я немножко задержусь» — привстав на цыпочки, замечаю всплывающее сообщение, только-только прилетевшее в семейный чат.

— Свободен! — обхожу раскрытый ящик. — Мне нужно позвонить, — поднимаю трубку и снимаю блокировку. — Это личное. Что-то еще? — поднимаю на него глаза.

— Нет.

Вот и хорошо! Становлюсь к нему спиной и прикладываю трубку к уху.

— Пиздец-ц-ц-ц, — присвистнув, Фрол пулей вылетает в коридор.

Хлопок моей двери и протяжные гудки на мобильной линии — вот все, что остается здесь после него…

— Ася, в чем дело? — влетаю с места сразу же в карьер, не давая времени ей на подготовку.

— Мы записались на массаж, — с глубоким вздохом произносит.

— Сегодня?

— Да.

— И все?

— У Тимки слабенькая правая сторона. Мышечный тонус ослаблен. Я не запомнила, как это по-научному называется, но, когда его положили на животик, чтобы посмотреть, какие навыки в ползании, то…

Блядь! Да я сейчас с ума сойду!

— … сказали, что он изображает раненого партизана, а не передвигается, как следует, по-пластунски. Так не должно быть, понимаешь?

— Это шутка?

— Нет, — она заметно убавляет звук и приглушает голос, лишая тембр ярких красок, шаловливых полутонов и грудного исполнения.

— Дальше! — схватив на своем затылке волосы, грозно отдаю команду. — Ася!

— Ему необходимы физические упражнения и массаж. Я не стала терять времени и…

— Умница, — выкрикнув, мгновенно осекаюсь.

— Первый сеанс сейчас, а потом…

— А потом — домой! Ася, пожалуйста, с клиентами разберешься в другой раз. Оставайся на месте, я заеду за тобой. Адрес скинь, пожалуйста.

— Но я пообещала, — она пытается протестовать, жалобно лепечет и смешно троит. — Костя…

Да я квашня, а не кремень. Я размазня и рохля. И черт, как говорится, с этим!

— Тогда придется покататься вместе. Я подвезу, куда скажешь, а потом домой.

— Спасибо…

Судя по голосу, кое-кто ярко улыбается.

— Это ведь не страшно? — шепчу вопрос.

— Что?

То, что мой Тимошка «ранен»!

— Состояние сына, Цыпа. Звучит ужасно, если честно. Я не замечал, что он как-то не так двигается.

Там и движений-то особо не было. Тимофей шурует по коврику со скоростью уснувшей на дистанции улитки. Он не гоночный болид, зато уверенно держится на согнутых локтях. Я так думал, пока вот не узнал, что мой мальчишка — подстреленный врагами партизан!

— Нет.

— А в остальном?

Рост, вес, эти миленькие складочки?

— В развитии нарушений нет. И да, у него действительно режутся зубки, поэтому он стал плохо спать. Это очень больно, — на этих словах я почему-то морщусь, видимо, представляя в красках, как белая эмаль раскраивает нежную десну и прет наружу, доставляя сыну неудобства, — нужно потерпеть, это временно и только к лучшему.

Если бы! Ее слова, да Богу в уши. Хотя нет! Помолчим, чтобы несчастья в гости в дом не привлекать. Массаж и физические упражнения — отличное назначение, от которого сынишке станет лучше, а значит, станет лучше нам.

«Ты здоров?» — вдогонку к вчерашнему посланию прилетает следующее. Признаться честно, а я ведь ждал.

«Да» — отвечаю и быстро смахиваю чат…

— Привет! — Ася открывает пассажирскую дверь.

— Блин! — откинув телефон на заднее сидение, отстегиваю спешно ремень безопасности. — Зачем ты надрываешься. Переноска, Ася? Серьезно? — последнее бухчу себе под нос, пока выбираюсь из салона.

— Он заснул в ней после прогулки, и я… — она вращается вокруг себя, пытаясь, видимо, понять, откуда я намерен показаться. — Костя! — звонко взвизгивает, когда я мягко вырываю люльку с малышом.

— Ты не умеешь просить? Не знаешь, как отрывать рот? В чем дело? Визит был плановый, а значит, ты знала, что поедешь в больницу, но промолчала. Ты хоть бы такси взяла. В чем дело? Это какой-то митинг в поддержку экологической безопасности?

— Нет. Ты был занят, и я не стала беспокоить. Тем более здесь не очень далеко…

Да уж! Аж целых три квартала.

— Пешком шла?

— Нет.

— Все еще злишься на меня? — распахиваю заднюю, проталкиваю внутрь переноску, фиксирую ее ремнями, аккуратно хлопаю по носику сынишку и наклоняюсь, чтобы поцеловать в лобик Тимофея. — Как все прошло? Что-то он сильно возбужден! — сын лупит кулаками воздух.

— Пищал! — качает головой. — У массажиста такие сильные руки, он хорошо его размял. Потом была небольшая растяжка, да и я научилась некоторым упражнениям.

Это еще что должно означать?

— Мужчина?

— Не поняла? — лепечет где-то рядом за моей спиной.

— Тот, у кого сильные руки, мужского пола? Он хорошо размял сынишку, потом тебя чему-то научил. Вы тянулись к свету…

Видимо, за счастьем? Что со мной? Я завожусь?

— Да, мужчина.

— Молодой?

Зачем спросил? Намерен познакомиться поближе, наверное, дружбу завести, чтобы освоить навыки лечебного массажа, или для того, чтобы обозначить территорию, куда ему не следует ни при каком раскладе заходить, чтобы не влететь на непреодолимую преграду в моем лице?

— Скорее, опытный.

Издевается, мерзавка?

— Возраст какой? — захлопнув дверь, поворачиваюсь к ней лицом.

— Не знаю. Я не спрашивала. Это важно?

Она дитя? Не рубит, да? Сильные руки, мужчина, массажист… И одухотворенный голос женщины, которая совсем недавно обвиняла меня чуть ли не в супружеской неверности. Желает отомстить? Подыскивает жертву? Наметился прорыв? Забыла про угрозу? Или у меня адреналиновый выхлоп в текущую неспешно кровь?

— Ася? — приближаюсь к ней, не тороплюсь, подкрадываюсь, готовлю ей захват с несанкционированным приближением.

— Да? — она мгновенно настораживается. Наконец-таки что-то нехорошее почувствовала? Великолепно — мне того и надо.

— Поужинаем на пляже?

— На пляже? Когда?

— Сейчас приедем домой…

— У меня клиенты, — пытается протестовать. — Пожалуйста, я должна с ними встретиться.

— Их много?

— Одна женщина!

— Обойдется. Наберешь дамочку и перенесешь визит на поздний срок по независящим от тебя причинам. Скажем, неожиданно заболела голова или просто в лом переться в какое-нибудь гетто, чтобы сплавить парочку костюмов. Предлагаю открыть свое дело, Цыпа! Пора заканчивать с подпольем и выходить из тени. Налоговая потом замучает, когда заинтересуется историей твоих успехов. Я у этих органов, между прочим, под колпаком, а у тебя со мной одна фамилия, то есть… Это сговор, с целью получения прибыли!

Коррупция и отмывание необозначенных декларативно средств — неполный список того, что нам с ней могут предъявить, а если еще вспомнить недавний серфинг по порносайтам, то… Да уж! Да по нам с ней тюряга уже горько плачет. И все бы хорошо, если вдруг темницу нам выделят одну, да без свидетелей и вертухаев. По расписанию встали, затем поели, потрудились — связали партию носков, лаптей, мочалок, а ночь… А ночи будут только на двоих!

— Это некрасиво и бьет по моей репутации. Я так не могу.

Итить! У нее уже и репутация в этом «бизнесе» имеется?

— Десять минут тебе хватит?

— Думаю, да.

— Не будем терять время, — подмигнув, обхватываю ее затянутые в трикотаж плечики, осторожно встряхиваю и, как любимую игрушку, подтягиваю наконец-таки к себе. — Надо поговорить, Цыпа. Мне не понравилось, как мы пообщались в прошлый раз.

— Извини, пожалуйста, — она ласкает теплым воздухом щеку и висок. — Мне больно, отпусти, — ее голова безжизненно висит, а выступающая грудь таранит мои ребра, задевая сердечную мышцу, протыкает насквозь миокард.

А я, как загнанный, дышу. Дышу, дышу, дышу!

— Аська, я не привык оправдываться…

— Я понимаю. Я соплячка, от который ты не хочешь выслушивать нотации, но…

— Я не обманываю тебя.

— Костя, мне тяжело дышать. Ты выбиваешь из меня дух. Что-то случилось…

Терехова сообщила ей про родинки, о которых могут знать только близкие интимно люди или те, кто видел меня без рубашки, например. Она не солгала ей, когда назвала их точное количество и такое же расположение, о чем стыдливым шепотом во время непростого разговора по возвращении домой сумбурно стрекотала Ася. Я не был с Тереховой физически. Однако она видела меня раздетым только лишь наполовину, потому что:

— Я просто ей помог. Она упала на пол, Цыпа. Бормотала глупости и шаталась, как осина на ветру. Я не решился оставить ее в таком положении, тем более что Инга не собиралась уходить. Но…

— Господи! — жена всплескивает руками, закрывает рот и скашивает сильно взгляд, присматриваясь к картинке на экране видеоняни.

— С ним все хорошо, — отвлекаюсь на одно мгновение, чтобы отрегулировать звук и придвинуть ближе следящее за непоседливым Тимошей навороченное устройство. — Не волнуйся.

— Он в доме, а мы на пляже.

— Эта территория принадлежит нам, Ася. Участок закреплен за мной. Небольшое место на берегу, поэтому я и не стал здесь возводить забор. Никто ведь не ходит, да и я, откровенно говоря, не возражаю, если Колька с Майей, например, погреют на песочке кости. Море не купленное, да и свежий воздух общий, без установленных тарифов и ограничений на потребление. Смотри, как спит смешно, раскинув ручки. Похож на морскую звездочку. Вот мелкий барбосёнок! — добродушно ухмыляюсь, наслаждаясь собственным творением. — Красивого сына сделал? Что скажешь?

— Сделал? — Ася прыскает, прикрыв глаза ладонью.

— Нет, блин, кто-то самостоятельно опылился. Не придирайся к словам.

— Хорошо. Подтверждаю — сын великолепен. А что такое барбосёнок?

— Так меня отец в детстве называл. Не нравится?

— Просто необычно, — пожимает плечами. — А дальше, что было? — но с цели не сбивается.

— Я взял ее на руки, потому что Инга начала скулить, ныть и причитать, что в кровь разбила задницу, когда неудачно приложилась о ковер в той задрипанной гостинице. Она чего-то набралась и, видимо, с непривычки ее сильно развезло. Уверен, что утром ей было стыдно, но об этом мне неизвестно ничего, я ведь…

— Мне понравились те цветы, Костя, — внезапно исподлобья смотрит. — Ты их купил потому, что…

Нет, только не это! Пусть замолчит и ни хера не произносит, транслируя предположения, от которых я сейчас свихнусь.

— Мне захотелось подарить их тебе. Никакого тайного умысла или глубочайших извинений от гулёны-мужа, согрешившего с другой во время их совместной командировки. В день свадьбы ты разразилась признанием, что впервые получила букет. Я посчитал…

— Ты чувствовал свою вину? — она смеется в кулачок.

— Не было вины, — задираю голову и бодаю воздух подбородком. — Я не буду оправдываться и доказывать, — хотя, по-моему, именно этим я как раз и занимаюсь. — Ты будешь жареный зефир, Цыпленок? — выставляю ей под нос шампур с нанизанным на нем изрядно подрумянившимся квадратиком сильно тянущегося лакомства. — Только осторожно, очень горячо! Смотри, пар идет.

— Спасибо, — принюхивается по-собачьи, довольно щурится и облизывает губы. — Ночные посиделки на пляже?

— Угу, — подношу еще одну порцию, приговоренных к щадящему сожжению, с целью приобретения специфического аромата и такой же консистенции. — Не трогай, обожжешься! — предостерегаю Асю, которая тянет руку, чтобы поправить зефирную подушку, нанизанную кое-как на второй шампур. — Там все хорошо. Ешь и наслаждайся. Смотри на лунную дорожку и мечтай.

Костер по-прежнему горит, а языки оранжевого пламени отражаются на ее лице и в светлых волосах.

— А после того, как ты внес Ингу в комнату… Положил ведь на кровать?

— Ты любопытная! — цокая языком, покачиваю головой. — Но ты совершенно права. Потом я наконец-таки разделся и воспользовался беспомощностью очень пьяной женщины и овладел ее телом несколько раз. Что еще интересует?

— Почему только сейчас? — Ася давится тягучей массой, кашляет в свой кулак и отклоняется, пытаясь избежать помощи, которую я ей предлагаю. — Не надо, — отмахивается, — сейчас все пройдет. Почему в тот день ты злился и агрессивно реагировал на мои вопросы?

Еще и это должен объяснять? В сорок лет я каюсь перед мелкой курицей, у которой на гузке раскачивается нежный молодой пушок? Не много ли Цыпленку чести? Пожалуй, хватит на сегодня откровений. Обдумав ситуацию и взвесив все имеющиеся данные, я делаю один стремительный бросок, накидываюсь зверем на нее и подминаю под себя, сжав тонкие запястья, раскладываю и торможу атаку, но ожидаю встречного движения.

— Я не привык оправдываться, — придавливаю и обездвиживаю пока еще сопротивляющееся тело. — Будешь дергаться, сила будет троекратно увеличена. Тебе не выпутаться!

— Что ты делаешь? — упершись ладонями, она пытается оттолкнуть меня. — Мы сидели, а потом…

— На меня нашло, Цыпа. Мы неделю постимся, потому что… — пытаюсь ей на что-то намекнуть и про что-то важное напомнить.

— Я не беременна, Костя, — громко выдыхает. — Врач подтвердил.

— Потому что поругались! — исправляю на правильный ответ. — Время помириться, раненый боец.

— Раненый боец? — теперь ее ладони гладят мои щеки.

— Или как? Как это, кстати, у барбоса происходит? Вот так, — вожусь на ней, активно действуя коленями, раздвигаю Асе ноги, — или вот так? — наклонившись, касаюсь губами ушка и облизываю мочку. — Больше ничего не было, жена, — шепчу в висок, прихватывая кончиком языка колышущийся на свежем воздухе ковыльный локон. — Я не из тех, кто гуляет. Мне достаточно одной женщины. Не верь про полигамию у мужиков. Это не соответствует истине, зато выступает великолепной отмазкой на случай, когда кобель с поличным пойман. Я…

— Почему же ты считаешь, что я смогу изменить?

— Я этого не говорил.

— Прямо — нет, но с какой-то целью все-таки меня предупредил.

— Я проходил через подобное, ты же знаешь.

— Не верь тому, что говорят про женщин, Костенька, — прикрыв глаза, жена целует мои губы, бережно пощипывает слизистую, пытается пробиться внутрь, подключает зубы и водит по половинкам языком.

— Как думаешь, сколько у нас есть времени?

— Времени? — Ася отстраняется и прекращает поцелуй.

— Пока Тимофей спит, мы ведь успеем? — подмигнув, направляюсь к ней лицом, раскрывав как можно шире рот, обхватываю слегка подрагивающие губы и целую, подключая сразу же язык, проникаю глубже.

Настаивал на честности? Просил об откровенности? И первым же споткнулся на простом до тошноты случае. Зачем рычал, брыкался и отнекивался, если сразу можно было сделать так?

— Я буду осторожен, — оторвавшись на одно мгновение, перехожу на щеки, лаская кожу языком. — Защита тоже есть, — не стану уточнять на всякий случай, что изначально все к этому и вел. — Что скажешь?

— М-м-м… — она постанывает и сильнее обнимает.

— Хм. Я так и знал, что возражать не будешь.

— Костя! — откуда ни возьмись горланит Колька.

Сука, твою мать! Какого хрена?

Ася пытается взвизгнуть, а я предусмотрительно ладонью закрываю женский рот.

— Он сейчас уйдет, — шепчу, рассматривая сильно выпученные глаза, которые от очевидного испуга забыли, как моргать. — Тшш! Тшш, все хорошо.

— Чего ты кричишь? — к соседу присоединяется его жена. — Идем, ты обознался.

— Костя, добрый вечер, — сосед, не обладающий чувством такта и ни хрена не знающий о правилах приличия, не унимается и, по ощущениям, направляется аккурат сюда.

— Продолжим позже, Цыпа? — на всякий случай уточняю. — Поговорим с соседями, обсудим цены на газ, накормим их зефиром и выпроводим восвояси. Идет?

Она кивает головой, на всякий случай, видимо, подтверждает свой ответ взмахом ресниц, вертится и наконец-таки освобождается.

— Добрый вечер, — встаю и распрямляюсь. — Какими судьбами? — обращаюсь к ним, но руку предлагаю Асе. — Давай, Цыпленок.

— О! Ася и Вы здесь? — а Коленька играет в дурачка. — Зефир, кофе, море и костер? Мы помешали? У вас пикник, ребята?

Был…

Был пикник…

Был охренительный пикник до этого момента!