Бывший. Ворвусь в твою жизнь

Глава 9. Есть идеи?

Честно, я не знаю, чем руководствовался, когда решил явиться в скромную двухкомнатную квартиру к Миле. Во мне взыграло, упрямство и злость. Она меня обманула, скрыла ребенка, которого я до этого самого момента представлял абстрактно. И вот он деловито проходит мимо, шлепая босыми ногами, взбирается на Милу, обнимает ее и зевает. Он реален. Это не фотография с милой моськой.

У меня есть сын. Сонный и в смешной пижаме. И Мила — мать. Она уже не девочка, не студентка, а молодая мама.

— Кто это?

Понимаю, что я для маленького Вани чужой и незнакомый дядька, и на меня опять накатывает злость вместе с разочарованием. Он уже говорит, осознает реальность, и даже в футбол играет. И это я должен был учить его, как пинать мяч на заднем дворе дома, а не какой-то Лёша.

— Я твой папа, — говорю я.

Мила поджимает губы, а Ирина, ее мама, откладывает вилку. Ваня водит крохотным пальчиком по остаткам пюре в тарелке и заявляет:

— Нет, — облизывает палец и роняет голову на грудь молчаливой и испуганной Милы.

Ваня смотрит на меня своими большими глазами и вздыхает:

— Мой папа — космонавт, — и лицо такое невозмутимое и спокойное, что я теряюсь на несколько секунд. — Он на луне.

— Вань, — начинает Ирина, а он поднимает лицо на Милу и шепчет, — спать.

— Ванюш… — она слабо улыбается.

— Спать, — повторяет Ваня и неуклюже сползает с ее колен.

— Ваня, — говорю я, и Ирина качает головой.

Замолкаю, потому что в ее глазах вижу предостережение. Лучше молчать. Я ни разу не чувствовал себя таким беспомощным и растерянным. В моих фантазиях этот упрямый мальчуган должен был просиять улыбкой, кинуться на шею, а он меня игнорирует и тянет Ирину за рукав:

— Спать, ба.

— Идем, мой хороший, — она встает и следует за Ваней, который, насупившись, кидает на меня недоверчивый взгляд, а потом фыркает.

Фыркает так, как это делает его мать. Один в один. И это меня тоже обескураживает. Сдерживаю в себе порыв схватить его, прижать к себе и убедить, что я тот самый космонавт. Я. Но подозреваю, что это не окончится смехом, улыбками и ласковым шепотом “папа”.

Ирина закрывает дверь, а Мила прячет лицо в руках, облокотившись о стол. Делает вдох и выдох.

И так несколько раз, а затем шипит, как разъяренная кобра:

— Чтоб тебе пусто было.

А затем опять следует глубокий вдох и выдох. Убирает руки с лица, в тихой ярости всматривается в глаза и встает, подхватив тарелку. Наверное, разобьет о мою голову, но нет. Она шагает к раковине. Моет тарелку, вытирает ее полотенцем, а затем лезет в духовку и через пару минут сидит передо мной с куском шарлотки.

А мне бы разбить кулаки в кровь о стену, как тогда пять лет назад. Даже не до крови, а до голых костяшек и раскрошенного бетона.

— Ты серьезно? — спрашиваю я, когда она отправляет большой кусок яблочного пирога в рот.

Жует, уничижительно глядя мне в глаза и прихлебывает из кружки чая.

— Я твой папа, — ухмыляется она, повторяя мои слова, и оставляет кружку. — И чего ты ждал?

— Не будь стервой, — хочу разнести кухню, как зверь, которому прищемили хвост.

Она не имела никакого права скрывать от меня моего сына. Дрянь. С каждой секундой я теряю над собой самообладание. И во мне сейчас нет теплых воспоминаний, только клокочущая злоба.

— Я бы убил тебя, честное слово.

— Мать своего ребенка? — вскидывает бровь.

— Заткнись.

— Ты в моем доме, — отламывает вилкой новый кусочек шарлотки, — и надо сказать, что у меня те же чувства. Убить бы тебя, Адам, да с выдумкой, чтобы ты понял, что творил и творишь откровенную дичь.

— Почему ты смолчала?

— Ты ждал, что я начну убеждать сына, что большой и злой дядька за столом его папа? — откладывает вилку и вздыхает. — Мне было нечего сказать, Адам. Это в последующие дни мне придется разбираться с “я твой папа”. И я без понятия, как вести себя в подобных ситуациях, когда бывший внезапно хочет поиграть в папу.

— Это ты тут играешь в гордую мать-одиночку, — поддаюсь в ее сторону. — Ты же у нас так любишь преодолевать трудности.

Молча возвращается к шарлотке, но я замечаю, что она сильно стискивает вилку и слышу, как поскрипывает зубами.

— Ну какая же ты все-таки сволочь, — отбрасывает вилку, вытирает губы салфеткой и встает, — Трудности люблю? И не мать-одиночка. У меня есть мама, которая была с нами все это время.

— А где твой отец? — неожиданно спрашиваю я.

— А тебе какое дело?

— Если у тебя нет отца, то это многое объясняет, — едко отвечаю я.

— Да ты что, — на кухне вплывает Ирина, садится за стол и рассматривает какой-то листок. — Безотцовщина порождает безотцовщину? Это так работает?

— Я же тебе говорила, что он козел…

— Наш папа слился после пяти лет Милы, — Ирина кладет листок на стол передо мной. — Ушел к другой женщине, у которой были дети от прошлого брака. До сих пор вместе. Делаю вывод, что это была любовь. Алименты, встречи по выходным были, но это никак ему не помогло сохранить хорошие отношения со своей дочерью, хотя я всячески старалась этому поспособствовать.

— Мам, — шепчет Мила. — Ему это все необязательно знать.

Передо мной лежит рисунок космонавта в скафандре среди желтых звезд. Лица нет, только круглый шлем. Рядом ракета. Явно не четырехлетка рисовал.

— Наша ложь далеко зашла, — Ирина вздыхает и откидывается на спинку стула. — И я без понятия как все это расхлебывать, — переводит взгляд на меня. — Есть идеи?