Бывший. Ворвусь в твою жизнь

Глава 18. Злая мартышка

— Ой, хочу спать, — падаю на кровать и накрываюсь одеялом.

Ваня заглядывает в комнату, хмурится и жует губы, а затем орет:

— Папа! Иди будить маму! Меня она не слушается!

Уходит, недовольно и громко шлепая босыми ногами, и бурчит:

— Не слушается.

— Сейчас разберемся.

Адам заплывает в комнату, и я сажусь, злобной змеей прошипев:

— Дверь закрой.

— Даже так? — вскидывает бровь, ухмыляется и закрывает дверь с тихим щелчком делает шаг. — Только нам нельзя шуметь.

От него веет сладкой ванилью.

— Ты какого черта тут устроил? — встаю я, игнорируя его улыбку.

— Завтрак, — щурится. — Сытный сладкий завтрак.

— Переезд? — сжимаю кулаки. — Все-то ты в одно рыло тут решил…

— Район так себе, квартира маленькая…

— Хороший район, — цежу сквозь зубы я. — И квартиры нам этой за глаза хватало, пока ты тут не прилетел…

— А я вот прилетел, Мила. И это логичное развитие событий, что мой сын будет жить в моем доме, и его мать тоже, потому что он любит тебя и папа без мамы уже не так весело.

— Весело? — вскидываю бровь. — Так для тебя сын — это что-то из разряда веселья?

— Согласись, ты тут даже поскандалить и покричать не можешь, пренебрежительно смеется. — Стены тонкие и все слышно.

— Прекрати паясничать, — глухо рычу я. — Какой к черту переезд?! И дело не в квартире, Адам! А в том, что у него тут садик, кружки…

— Был я в вашем садике, — усмехается. — И на футболе. Мне не понравилось.

— Тебе не понравилось?! — охаю я. — Тебе?!

— Да, — пожимает плечами.

Огреть бы его чем-нибудь тяжелым по его тупой голове, чтобы мозги встали на место, но вряд ли это поможет.

— А сыну твоему нравится! Ване нравится! У него там друзья, Адам! Его друзья, его воспитатели, его тренер по футболу, — топаю ногой. — Не твои! Это не ты в садики на футбол ходишь! Твое не нравится можешь засунуть себе в задницу, поглубже и провернуть несколько раз!

Не успеваю сообразить, как Адам хватает меня за запястье, притягивает к себе и выдыхает в губы.

— Какие у тебя фантазии, Мила.

Я недоуменно моргаю три раза, а затем до меня доходит намек Адама, глаза которого темнеют.

Хочу ударить его лбом и расквасить ему нос, но он, как в ловком танце уходит в сторону, рывком разворачивает меня спиной и притягивает к себе.

— Ты всегда с утра злая? — шепчет на ухо, и я чувствую попой его возбуждение, что меня ввергает в оцепенение на несколько секунд. — Я уже забыл, какая ты милая, когда растрепанная и сонная.

Особенно милая…

И в памяти всплывает, как Адам после сна не давал мне выползти из-под одеяла и как моя шутливая борьба с его поцелуями, объятиями заканчивалась сладкой и томительной близостью.

— Сопротивление бесполезно, — горячим шепотом припоминает те слова, которые плавили мое сознание и тело. — Не убежишь… — делает паузу, и его губы обжигает изгиб уха. — Хочу тебя…

По телу прокатывается волна слабости, жара и уходит в ноги. Хочу насладиться кратким мгновением теплого желания к сильному мужику в его медвежьих объятиях, но я вырываюсь, когда слышу топот ног.

— Разбудил? — в комнату заглядывает недовольный Ваня и облизывает с пальцев варенье.

— Да, разбудил, — вскидываю подбородок, приглаживаю волосы дрожащей рукой и выхожу из комнаты. — Мама сейчас зубки почистит… — выдыхаю, — умоется… причешется… Так, — оглядываюсь, — а где бабуля?

Ваня пожимает плечами:

— Ушла.

— Куда?

— Сказала, что к соседке за геранью, — мимо невозмутимо шагает Адам.

— Какой геранью? — недоуменно спрашиваю я. — Она не любит цветы. У нее даже с кактусами дружбы нет.

Она подставила меня. Слиняла под шумок, чтобы для Вани случилось милое утро с папой и мамой без ее участия.

Ваня толкает меня:

— Чистить зубы и умываться.

— И за завтраком устроим семейный совет, — Адам скрывается на кухне. — Пять минут, Мила, или мы тебя сами умоем, причешем и зубы почистим.

Ваня смеется, аж захлебывается, а я хочу кричать, как мартышка, которой прищемили хвост.