Бывший. Ворвусь в твою жизнь

Глава 36. Хорошо, что тебя не было рядом

— Адам, — шепчу я.

А он сейчас не со мной. Он будто отключился от реальности, утонул в своих мыслях.

— Адам…

Он вздрагивает, медленно моргает и шагает прочь, игнорируя мое присутствие.

— Да что с тобой? Адам! — семеню за ним. — Поговори со мной! — касаюсь его плеча.

— И что ты хочешь от меня услышать? — разворачивается ко мне. — Сама не в состоянии сделать логичные выводы из увиденного в гараже? Или мне самому надо озвучить то, что я попал в аварию, а потом три года потратил на операции, реабилитацию, физиотерапию?

— Мне жаль…

— Вот оно что, — Адам зло усмехается, — разговор нужен для того, чтобы ты меня пожалела? Ну, хорошо.

Отстраняется и стягивает футболку-поло. Откидывает ее в и разводит руки в стороны:

— Я удовлетворю твое желание поужасаться и пожалеть меня. Может, ты от меня, наконец, отстанешь?!

На животе — шрам. Он идет от груди, обходит пупок, спускается под ремень брюк, и напряженные кубики пресса подчеркивают уродство той операции, которую пережил Адам.

— Это только спереди, Мила, — с легкой ухмылкой поворачивается ко мне спиной.

По линии позвоночника у поясницы — второй шрам, затем он прерывается, и вновь идет рубцовая линия до уровня лопаток.

— Нравится? — глухо спрашивает Адам. — Я почти готов к твоим круглым глазам и сожалениям со слезами.

Выжидает минуту, и вновь разворачивается ко мне лицом:

— Ну? Что ты молчишь? Я зря устроил тебе стриптиз?

— Ты злишься на меня… — всматриваюсь в его глаза, — потому что меня не было рядом?

— Я злюсь, потому что ты… — рычит мне в лицо, — назойливая, Мила.

— Когда случилась авария?

Адам щурится. Мне не нужен его ответ, чтобы и так понять: авария случилась после моего побега.

Он хотел меня вернуть?

— Если бы я знала, Адам, то я бы…

— Была рядом? — заканчивает он за меня фразу. Хмыкает и шепчет, — ни черта подобного, Мила. Я ведь был женат. И это так важно для тебя! Возможно, ты бы заглянула ко мне из-за жалости, пожелала бы скорейшего выздоровления и гордо ушла. И к вопросу моего развода, — Адам усмехается. — Я с ним решил повременить, пока не встану на ноги. Моя жена так обрадовалась, что я калека, но не учла одного момента, что ей будет не комильфо меня кидать такого немощного и слабого. Все бы очень возмутились, осудили ее, а она предпочитает быть в глазах других со всех сторон положительной… И я позволил ей быть мученицей, которая героически ставит мужа на ноги.

— Зачем?

— Затем, что цель развода на тот момент потеряла для меня ценность.

— И как только ты встал на ноги, ты развелся, — разочарованно отзываюсь я.

— И поверь мне, — Адам тихо посмеивается, — эти четыре года для Дианы были испытанием, но ее все предупреждали, что восстановление мужа после такой страшной аварии будет очень сложным. И они были правы. Она тут так истерила, — цыкает — и ведь сама виновата в том, что так боялась осуждения родственников, друзей, общественности. Ею было легко манипулировать.

Сглатываю вязкую слюну.

— Я надеюсь, что ответил на все твои животрепещущие вопросы? — небрежно подхватывает футболку с пола. — Ты удовлетворена разговором об аварии и моем разводе? И не искал я тебя в первые несколько месяцев, потому что в бессознанке валялся, Мила. В реанимации, а после как-то все закрутилось. Не до тебя было, — натягивает футболку и раздраженно оправляет ее на груди.

Он бы умер, а я бы и не узнала этого. Мне становится жутко, ведь я все равно глубоко в душе лелеяла надежду однажды с ним встретиться.

— Может, я бы не была рядом с тобой, но очень бы этого не хотела…

— А толку-то от твоего желания? — касается пальцем моего подбородка, вынуждая поднять лицо. — Ты бы и на мои похороны не пришла из-за своей гордости. Я же был женат. Да ты до сих пор цепляешься за это. И ведь ничем не покроешь такие обвинения. И я от них устал.

Уходит и не оглядывается. Так себе у нас вышел разговор. Чувствую себя муторно и стремно.

Могла ли я переступить через себя и свои глупые принципы, чтобы побыть с Адамом в реанимации и подержать его за руку?

Нет, не смогла бы. Я бы не смогла держать женатого мужчину за руку и шептать ему, что я жду его пробуждения и что буду рядом в любом случае. И мне гадко от самой себя.

— Сейчас он не такой вредный, каким был раньше, — за спиной раздается шепот Анны, мамы Адама. — И эти четыре года для всех нас были испытанием.

— Вы подслушивали? — оглядываюсь.

— Любопытство — это мой главный грешок, — Анна пожимает плечами. — Это даже хорошо, что тебя не было рядом, когда он тут всех вокруг изводил.

— Что вы такое говорите.

— Знаешь, мы часто с Павлом выезжали в поле, где я кричала, — Анна приваливается плечом к стене.

— А как же насчет “и в здравии, и в болезни”?

— Ну вот, Дианочка и хлебнула его “и в болезни”, — Анна щурится. — Видимо, Адам был согласен с тобой, что раз не жена, то и нечего быть рядом и утки из-под него выносить.

— Вы.

— Злюсь, — Анна кивает. — Он не просто гонял по ночному городу, а хотел к тебе. Ты не виновата, конечно, но ты причина того, что моему сыну было больно. Лучше бы ты была просто одной из случайных шлюшек.