В шевелюре отца стало больше седины. Гладко выбрит, как всегда опрятен и причесан волосок к волоску.
— Господи, Мила… — с шепотом встает он из-за стола, когда я подхожу к столику в глубине кафе, — что случилось?
— Счастье материнства, — пожимаю плечами. — Игры с четырехлетками довольны опасны.
Он хочет меня обнять, но спешно сажусь за стол и улыбаюсь. Очень неловкая ситуация. Опешив, он едва заметно хмурится и садится, а я хочу плакать.
Вот просто разрыдаться с воем.
Я поэтому и была против встреч с ним. Его взгляды и слабые улыбки каждый раз вскрывают во мне кровоточащую рану, и я вновь и вновь захлебываюсь в детской обиде.
Когда он решил быть с другой женщиной, я его потеряла.
И зачем я тут? Мне он не вернет детские годы.
— Я мятного чая заказал, — подхватывает чайник и наливает в чашку чая. — Я знаю, ты его любишь.
К горлу подступает ком слез. Знает он. Знает лишь потому, что мама ему все разбалтывает и создает иллюзию того, что он мой отец.
Я хочу уйти. Мне больно. Я опять маленькая девочка, у которого бессовестно украли папу и счастливое детство в полной семье.
— Как Ваня?
Я опускаю взгляд, сцепив пальцы в замок, и шепчу:
— Ты не боролся за меня…
Мой голос тихий и сухой, как тонкая оберточная бумага.
— Мила… — отставляет чайник и замолкает.
Поднимаю взгляд:
— Ты был так нужен мне, — горько усмехаюсь. — Все эти годы. Конечно, ты сейчас прикроешься тем, что я была колючкой, но это не оправдывает тебя. Ты отступил.
— Мила, я… ведь…
— Хотел вернуться? — вскидываю бровь, — и опять есть отговорка. Мама не приняла?
— Я пытался, — его глаза темнеют.
— Плохо пытался, — шепчу я. — Она ведь замуж так и не вышла во второй раз. Да. Возможно, были любовники, но ни в ком из них она не видела мужа.
— Мила, мне жаль, — он сглатывает.
— Ты воспитывал чужих детей, а к родной дочери так и не нашел подхода. К маленькой девочке, которая ждала и верила, что ты вернешься и все будет, как прежде. И мама тоже ждала. Ясно?
Она сидела на кухне с выключенным светом у окна. Одна.
— Ты всегда была и будешь моей дочерью, Кнопочка, — едва слышно шепчет он.
— А ты моим отцом, — слабо улыбаюсь, — но не тем отцом, которым бы мог быть. И не тем дедушкой…
— Мила, ты же была против того, чтобы я…
— Все всегда против тебя, да? — перебиваю его и хмыкаю. — А ты, когда кто-то против, всегда отступаешь. И ты не виноват, ты хороший и ты якобы всегда старался. Очень удобная позиция.
— Ты, как и мама, меня не простишь.
— А толку-то от моего прощения сейчас? — пожимаю плечами. — Я уже сама женщина, пап, сама мать и сама имею дело с мужчиной, который однажды тоже отступил.
Боковым зрением замечаю, что к крыльцу кафе энергично и решительно шагает Адам, который дал мне обещание ждать меня в машине.
— Да чтоб тебя, — обескураженно шепчу я. — Ну, сейчас бы мог не переть танком, блин…
Однажды отступил, а теперь ему и море по колено будет.
— Мила?
Адам все портит. Я не смогу при нем высказать отцу все, что копилось у меня в душе все эти годы.
— Ты был отвратительным отцом, — торопливо шепчу я, зло вглядываюсь в его глаза, — и мужиком тоже не был. Ты мог вернуть маму, семью, если задался целью. Ясно? Да, это было бы сложно, ведь вернуть доверие женщины тяжело, но не невозможно.
Я слышу, как звенят колокольчики над входной дверью кафе.
— И с Ваней ты тоже трусливо стоял в стороне. Да, я была против того, чтобы ты с ним общался, но это лишь потому, что ты просрал близкие отношения со мной. И знаешь что? И даже второй его дедушка, несмотря на его тупые претензии, будет куда лучше, чем ты. Потому что он, мать твою, приехал, как только о нем узнал, и не сбежал после наших с мамой оскорблений и истерик.
— Второй дедушка? — едва слышно отзывается мой отец. Скоро Адам будет у нашего столика. Я столько хочу сказать, но минуты мне будет мало.
— Я знаю, что мама отправляет тебе фотографии Вани, и тебе, похоже, этого достаточно для того, чтобы совесть свою успокоить? Посмотрел на снимки, поумилялся и можно дальше жить не тужить, да?
— Мила, прекрати, — по его лицу пробегает тень. — Ты… — отворачивается к окну, — и выдыхает, — вся в мать.
— Нет, — усмехаюсь я. — Я, будь твоей бывшей женой, фотографии внука хрен бы отправила. Потому что ты не заслужил того, чтобы быть в курсе его маленькой жизни.
— Доброго дня, — раздается мрачный голос Адама за моей спиной.
Я должна была предположить, что обязательно решит покрасоваться перед моим отцом.
— Я помешал вашему разговору, — со скрипом отодвигает стул за спинку и садится, деловито одернув полы пиджака.
— А вы кто? — папа переводит обеспокоенный взгляд на него.
— Не мог я сидеть в машине, — Адам игнорирует вопрос. — Алексея сегодня прямо не заткнуть. Его понесло в очень философские дебри, и я решил ретироваться.
— Погулял бы, — шепчу я, медленно выдыхая.
— Прости, — смотрит тяжелым взглядом на моего отца, — я не смог перебороть, свое любопытство.
— Вы мне ответите, кто вы такой?
— Ну, как не посмотреть на того, кто первым разбил твое сердце, Мила, — Адам недобро щурится. — И кого ты искала в мужчинах.