Бывший. Ворвусь в твою жизнь

Глава 41. Я закрыл твой контракт

— Привет, — говорю я и понимаю, что плакал мой послеобеденный сон.

Моя копия пятилетней давности мне не отвечает. Она-то не в курсе, что мы почти близнецы. У меня же на половину лица — синяк. Я олицетворение Милы, которую знатно так потаскала жизнь.

А Настя еще свеженькая такая. Гладенькая, пусть и бледная.

— Настя, да? — решаю уточнить на всякий случай.

Молча кивает. Я и подозрительно прищуриться не могу, потому что больно. Заявиться к Адаму она не испугалась, а сейчас — трепетная лань, которая вот-вот упадет в обморок. Да и телефонный разговор с ней оставил неоднозначное впечатление.

Мама и родители Адама уже забыли, что у них тут ссора была. Переводят взгляды с меня, на Настю и обратно.

— Я не думаю, что тебе стоило приходить, — наконец, говорит Павел, и Анна кивает.

— Я хотела поговорить…

— Я тоже хотела поговорить, — тихо перебиваю я. — В прошлый раз у нас разговор не задался.

— Я думаю, что она поговорить хотела не с тобой, — шепчет мама.

— А я не кусаюсь. Где мы можем поговорить, чтобы нам никто не мешал?

— В библиотеке? — неуверенно спрашивает Настя и хлопает ресницами.

Надо же. Какая милашка.

Я также хлопала ресничками? Даже не верится.

— Тогда идем? Где тут библиотека?

И тут в Настюше просыпается решительность. Конечно, она глазки тупит в пол, к лестнице шагает с решительностью хозяйки этого дома. Павел провожает ее недоверчивым взглядом.

— А мы, может, чая с валерьяночкой? — предлагает мама.

— А я не откажусь, — Анна пожимает плечами, — но только с валерьяночкой двадцатипятилетней выдержки в дубовых бочках.

— А ты знаешь толк, — мама берет ее под локоток и уводит в гостиную.

Павел недоуменно провожает их взглядом, затем смотрит на меня в поисках ответа на вопрос: когда они успели подружиться, если вот только орали друг на друга?

— Для моей мамы это нормально, — слабо улыбаюсь я. — Она вот со всеми соседями сначала переругается, а потом дружбу крепкую завязывает.

— Женщины, — бурчит Павел и следует за “подружками”, которые уже тихо смеются.

— Идем, — в голосе Насти проскальзывает знакомая стервозность и она торопливо поднимается на второй этаж. Оглядывается. — Это тебя Адам?

И в зрачках вспыхивает надежда и злорадство. Он его пытается скрыть под жалостливой моськой, но глаза аж горят.

— Ты считаешь, что он мог так поступить.

Задумчиво хмурится и сворачивает направо. Кажется, Адам ее заставил и моей походке научиться.

Я реально будто смотрю на себя со стороны, и это жутко.

— А кто тебя так? — опять оборачивается.

— Любопытство кошку сгубило, — тихо отвечаю я. — В подворотне напали.

— Жуть.

Округляет глаза, и я чувствую дикое раздражение. Адам создал моего клона, который даже говорит моими словечками, что были у меня в ходу пять лет назад. Я любила говорить “жуть”.

— Сюда, — семенит на цыпочках к двойным дверям и уверено распахивает их.

У меня даже нет возможности восхититься отдельной двухъярусной библиотеке со шкафами на всю стену, потому что не хочу быть в глазах Насти “деревней”. Мне бы изучить каждую полку, потрогать кожаные корешки с тиснением, раскрыть книги и понюхать страницы, чтобы насладиться запахом бумаги и чернил, но меня ждет разговор с Настей, которая мило воркует с моими интонациями:

— Присядем?

Грациозно садится в одно и кресел, что стоят посреди библиотеки в центре огромного черного ковра с плотным ворсом.

— Ты понимаешь, что ты меня копируешь?

— Вовсе нет.

— Вовсе да.

Падаю в кресло и вытягиваю ноги, а затем их вовсе расставляю, как гопница, чтобы не быть отражением Насти.

— В любом случае я уже не та, — вздыхаю.

— Да я вижу.

И дальше я не знаю, о чем говорить с Настей. Об Адаме? Узнать, как так получилось, что она согласилась играть для него мой суррогат? Любовь она бывает такой, что толкает женщин на унижения.

— У него не может быть детей, — Настя вскидывает подбородок.

— Обычно после близости они случаются. За редким исключением.

— Но…

Настя хмурится, жует губы и яростно сжимает кулачки.

— Тогда бы я…

— Что? Может, у него после аварии какие-то проблемы нарисовались? Учитывая, что он пережил множество операций, то не обошлось без серьезных препаратов, — покачиваю носками кроссовок. — А все это может повлиять и на бесплодие. Как вариант. Вы, что, не предохранялись?

Поджимает губы. Видимо, предохранялись, но Настя хитрила. Прокалывала резинки? Может быть.

— Это нечестно, — обиженно шепчет Настя. — Я должна быть с ним.

— Да будто я против.

— Да ты очень против, — в библиотеку заходит Адам. — Ты собственница, Мила. И это очаровательно.

— Адам… — сипит Настя и пускает слезу.

Печальную и отчаянную. На секунду я сама верю ее тоске и разочарованию. Адам кидает на нее беглый взгляд и неторопливо шагает к лестнице, что ведет на второй ярус.

— Я люблю тебя, Адам…

А он игнорирует ее. Поднимается на второй этаж, плывет мимо полок и выхватывает одну из книг.

Листает, возвращает ее на место и подходит к перилам. Опирается о них локтями и смотрит на Настю с возмутительным равнодушием:

— Я же закрыл твой контракт, Настюш. Ты мне больше не нужна.