— К сиделке? — переспрашиваю я. — Так он шашни крутил с сиделкой?
— А чья сиделка? — интересуется мама.
Павел молча разворачивается и шагает к гостиной.
— Вы так намекаете, что я лезу не в свое дело?
— Именно.
— Так речь об Адаме? — мама не собирается сдаваться. — Это его сиделка?
— Мам…
Павел оглядывается:
— Я думаю, вам пора.
— Теперь ясно в кого Адам такой, — мама скрещивает руки на груди. — У отца научился.
— Он попал в аварию, — по лестнице к нам медленно спускается Анна. — Долго лежал в реанимации, пережил с десяток операций, был парализован ниже пояса.
— Это очень грустно, — мама хмурится.
— Спешил к вашей дочери.
— Есть в чем обвинить мою дочь, да? — мама вскидывает бровь. — Очень удобно. Не было бы аварии, то она была бы в другом виновата.
— Я не говорила о ее вине.
— Да по твоим глазам все видно, — мама недовольно фыркает. — Вам свекровям лишь бы взъесться.
— Когда это я успела стать свекровью?
— Да это дело времени, дорогуша, — мама окидывает ее надменным взглядом. — Я вот с твоим сыном была милой и вежливой.
— Твоя дочь не лежала в реанимации!
— Моя дочь все глаза выплакала! На призрака с пузом была похожа!
Я переглядываюсь с Павлом, который отрешенно почесывает бровь, наблюдая за тихой, но яростной ссорой.
— Если я скажу, что вам не стоит ругаться, то вы меня не послушаете? — терпеливо спрашиваю я.
— Да! — отвечают хором, вытаращив на меня глаза. — Не лезь!
— Ясно, — медленно моргаю и отступаю. — Я пойду на пони посмотрю.
Пячусь под строгими взглядами, и понимаю, что если сейчас вякну, то и мне прилетит. Они хотят поругаться.
— Пойдете на пони смотреть? — едва слышно спрашиваю Павла, он качает головой.
— Кто-то должен будет их разнять. Женские драки всегда очень жестокие и отчаянные.
Кидает на меня беглый взгляд, и я не замечаю в нем высокомерия или презрения.
— Моя мама вряд ли будет драться.
— Не факт. И самому мне тоже лучше молчать, — печально вздыхает, когда мама и Анна зыркают на него.
Я ретируюсь через просторный пролет к дверям, что ведут не к парадному выходу с пафосным крыльцом, а на территорию с большой лужайкой и стеной леса.
Мини-конюшня стоит особняком от дома: симпатичный и аккуратный сарайчик с крышей из оранжевой черепицы, а вокруг — кусок лужайки, что огорожен низенькой оградой, а за ней — маленькая, коротконогая лошадь-карлик. Белая с рыжими подпалинами на боках.
— Какая же ты странная, Конфетка, — говорю я и захожу за ограду. — Как ты на таких ножках бегаешь?
Коротконогое чудо смотрит на меня, кажется, с высокомерным недовольством, а затем всхрапывает и подкапывает передним копытом землю.
— Я не хотела тебя обидеть.
Конфетка срывается с места, а я взвизгиваю и выбегаю из загона. Оглядываюсь. Конфетка намерена, похоже, меня сожрать за то, что я назвал ее странной. И не такая она и маленькая. С ног точно собьет и хорошо потопчется.
— А мне говорили, что ты милая! Отстань! Отстань! Отстань!
Возможно, у пони врожденная нелюбовь к фиолетовым единорогам. Только так можно объяснить, что эта коротконогая бестия воспылала ко мне ненавистью. Всхрапывает, ноздри раздувает и смешно скачет на своих ножках. Смешно и быстро.
Она гонит меня в лес и гогочет. С угрозой.
— Извини меня! Я не хотела!
Бегу среди сосен, спотыкаюсь и опять бегу. Конфетка упрямо преследует меня.
— Ты же подружилась с Ваней! А я его мама! Со мной тоже надо дружить! Помогите!
Я слышала, что некоторые лошади откусывают лица, и думаю, что у Конфетки план сбить меня с ног и сожрать мой нос.
— Мила! — до меня долетает удивленный голос Адама. — Какого черта!
— Она меня сожрать хочет!
Резко сворачиваю к белой рубашке, что замечаю справа, и Конфетка громко всхрапывает за моей спиной.
— Ты где ее купил?! В адской лавке?!
— Ты и ее умудрилась ее раздраконить?!
С визгом залетаю ему за спину:
— Она сама по себе бешеная!
Конфетка резко тормозит, фыркает, трясет гривой и с подозрением смотрит на Адама.
— Тпрр-у-уу, — говорит он, и я боязливо выглядываю из-за его плеча.
Конфетка встает на дыбы, крутанувшись вокруг своей оси и бежит прочь, резво перескакивая через узловатые корни.
— Ее надо поймать, — шепчет Адам.
— Что?
— И вернуть в загон.
— Побегает и вернется.
— Или сбежит, потеряется и сдохнет, — зло отзывается Адам.
— Ваня расстроится…
— Я о том же…
— И она уже далеко…
— Да чтоб тебя! — рычит Адам и кидается за пони. — Конфетка! Конфетка, стой! Конфетка, вернись! Давай мириться! Я тебе яблок принесу!
И опять срывается на рык, скрывшись за густой порослью рябины. Замираю, когда слышу рядом зловещий всхрап.
— Она уже тут! — взвизгиваю я.
— Где?
— Где-то рядом! По мою душу пришла!
Озираюсь по сторонам, и вся съеживаюсь, когда ко мне из кустов медленно выходит Конфетка, встряхивая гривой.
— Конфетка, — слева появляется Адам, настороженно пригнувшись. Когда пони поворачивает к нему голову, он ласково улыбается. — Привет, малышка.
Лезет в карман и вытаскивает из него карамельку в зеленом фантике:
— Смотри, что у меня есть. Конфетка для Конфетки.
Пони тянет ноздрями воздух, и делает неуверенный шаг к Адаму.
— Ты же моя умница, — пятится с улыбкой. — Идем, милая. Идем.
Открываю рот. Он такой ласковый, такой “мур-мур-мур” с Конфеткой, что во мне просыпается иррациональная ревность.
— Так вот ты каким можешь быть?
Конфетка оглядывается, ведет копытом по земле и шумно выдыхает.
— Знаешь, Мила, тебе иногда лучше молчать, — зло шипит Адам, и его голос опять становится мягким и ласковым. — Конфетка.
— Ты не настоящая лошадь, — сердито шепчу я и закатываю рукава. — Мини-версия лошади! Пробник лошади!