Бывший. Ворвусь в твою жизнь

Глава 39. Но она не была тобой

— Давай, — встряхиваю руками, расслабляя плечи, — иди сюда, мелкая недо-лошадь.

В любой драке, я читала, главное — не быть зажатой и напряженной.

— Конфетка, не слушай ее, — Адам вздыхает и шуршит фантиком, — карамельки лучше глупых потасовок с безумными женщинами.

Конфетка с предостережением фыркает, подкапывает сухие иголочки, не сводя с меня взгляда.

— Я тоже так могу, — повторяю за ней, но работаю левой ногой.

— Мила, успокойся, — Адам переводит с пони на меня ошеломленный взгляд. — Что ты пристала к бедной Конфетке?

— Я?! Да это твоя Конфетка берега попутала!

Конфетка срывается с воинствующим всхрапом с места, и я понимаю, что я идиотка. Я совершенно не представляю, как драться с пони.

— Чокнутая дура! — рявкает Адам и кидается ко мне.

— Пошел в жопу! Это наша битва!

— Сколько тебе лет?!

Подскакивает ко мне, рывком перекидывает меня через плечо и бежит от Конфетки, которая возмущенно ржет и скачет за ним.

— Пусти!

Голова болтается туда-сюда, вторя топоту копыт бешеной Конфетки.

— Эта пони, мать твою, любит всех! Почему она тебя невзлюбила, Мила?! Самая дружелюбная пони из всех пони, которых мне предложили! Самая контактная! Самая очаровательная пони!

— Вот и женись на этой пони, если она такая самая-самая!

— Дура! — рычит Адам. — Какая же ты дура, Мила!

Конфетка согласно ржет и не отстает от нас.

— Ах, дура?! То тогда самая-самая дура!

— Да кто спорит!

— Козел!

— Самый-самый козел!

— Ненавижу тебя!

— И ты это говоришь тогда, когда от меня зависит твоя единорожья жизнь?! — повышает в гневе голос и сворачивает направо.

— Тоже мне рыцарь!

— Какая дама, такой и рыцарь!

Выныривает из леса:

— План такой! Мы заманиваем Конфетку в загон, и я тебе выкидываю за ограду!

— Что?!

Залетает в загон, я взвизгиваю в ожидании смертельного броска через ограду, но он вбегает в логово Конфетки, захлопывает дверь и швыряет меня на стог сена в углу.

— Такого в моей жизни еще не было! — зло выдыхает он.

А сарай реально под конюшню мимикрирует. Тут есть уменьшенная версия стойла, а на стене напротив — седло и сбруя.

— А на ней и кататься можно?

— Не тебе, — Адам приглаживает волосы, а за дверью всхрапывает Конфетка.

— Да я и Ваню к ней больше не подпущу!

— И как ты ему это объяснишь?

— Скажу, что пони твоя бешеная стерва, — отплевываю соломинку и пытаюсь встать. — И что находится рядом с ней опасно!

— Это она в тебе что-то учуяла, — Адам щурится и окидывает меня изучающим взглядом, а затем тихо говорит, — раздевайся.

— Что?!

— Снимай шкуру единорога!

— Да щас!

— Я думаю, что она драконит Конфетку.

— Да щас! — упрямо повторяю я. — Никакого тебе стриптиза!

— У тебя под ней футболка и шорты, — рычит Адам, — что ты ломаешься?

— Точно, — смущенно бурчу я, и у меня, наконец, получается подняться. — Я забыла.

Адам выглядывает из-за двери и тут же захлопывает ее, когда раздается разъяренное ржание.

— Кто бы мог подумать, что ты взбесишь даже пони?

Расстегиваю пижаму:

— А ты почему здесь? Ты разве не поехал к своей Насте?

— Как видишь, нет, — сухо отвечает он.

— Значит, я угадала, — стягиваю пижаму, которая застревает в ногах у кроссовок.

Я теряю равновесие и опять падаю в стог сена. Адам вскидывает бровь, флегматично наблюдая за мной:

— Да ты сама грациозность.

— Заткнись.

Мне приходится скинуть кроссовки, и только потом снять единорожью шкуру, которую я зло кидаю в Адама:

— Может, тебе стоило к Настеньке все-таки поехать?

— Да что ты заладила?

— Она за тобой ухаживала! Был рядом! Да?

Адам выкидывает пижаму за дверь, игнорируя мою глупую ревность. Конфетка всхрапывает.

— Да, ухаживала и была рядом, — Адам закрывает дверь и скрещивает руки на груди. — И я ей хорошо за это платил, Мила.

— И в ее обязанности входило что-то еще кроме…

— Да, входило, — перебивает меня и усмехается. — Тебе-то какое дело?

— Так ты нанял шлюху-сиделку?

— Да.

— И тебе не стыдно? — возмущенно охаю.

— Я, может, ходить не мог, но импотентом я не был, — голос становится холодным и отстраненным. — Я не был в состоянии бегать по шлюхам, Мила, а Диану после аварии я к себе не подпускал.

— И она все это терпела? — в ужасе шепчу я.

— Будто у нее был выбор, — хмыкает.

— И Настя была согласна?

— Я же хорошие деньги предложил.

— Отвратительно, — поднимаюсь на ноги и отряхиваюсь от сухих соломинок. Адам пялится на мои ноги.

— И когда Настя опускалась передо мной на колени, — тихо говорит он, — я представлял, что это ты, — поднимает взгляд. — Очень жаль, что я в свое время не смог тебя купить, Мила.

— Мерзавец… — выдыхаю я. — Да как ты смеешь…

— Ты же хотела честного разговора, — скалится в улыбке. — И я искал среди всех этих девочек, похожую на тебя. И я заставил Настю быть твоей тенью в моей постели. Та же стрижка, тот же макияж, тот же стиль в одежде…

— Не хочу это слушать, — шагаю к двери.

— Но она все равно не была тобой, — рывком за запястье разворачивает к себе и прижимает к двери, черными глазами вглядываясь в мое лицо. — И ее стоны не были твоими.