— Как там на луне? — шепотом спрашивает Ваня. — Ты же был на луне?
Я не знаю, что ответить. Сейчас я хочу насладиться тем, что я сижу на кровати, в которой под одеялом лежит мой сын. Он ждал меня и верил, что я вернусь. Он не сомневался в словах Милы о папе-космонавте, что остальные мужчины, в том числе и я той ночью, были размытыми пятнами.
— Там одиноко, — отвечаю я.
— Ложись, — сонно отзывается Ваня. — Давай спать.
Мила, что сидит на стуле у окна, молчит. Ей не надо говорить слов, чтобы я понял ее желание прогнать меня, но она в ловушке.
— У меня большая кровать, — Ваня зевает, — и для мамы будет место.
Кажется, глаза Милы в темноте аж вспыхивают ревностью. Как бы она меня во сне ни задушила подушкой за то, что грациозно подвинул ее чуток в сторонку.
— Мам, — шепчет Ваня.
— Иду, — Мила встает, делает шаг и замирает.
Точно хочет сорваться на крик и выгнать на меня, но не посмеет. Хорошая мама не будет скандалить с любимым папой после его возвращения. Медлит, скидывает тапочки и ложится справа от Вани, и я замечаю ее презрительный взгляд.
— Сказку хочешь?
— Пусть папа расскажет, — зевает Ваня.
Убьет. Со звериной кровожадностью разорвет на части, сожрет сердце и закусит печенью.
— Папа, наверное, устал, — тихо отзывается Мила, и я улавливаю в ее голосе злость и ревность.
— Нет, — отвечаю я и с трудом стягиваю с ног дутые сапоги, имитирующие космическую обувку. — Для сказок всегда есть силы.
Ребята из агентства по оформлению ивентов, наверное, возненавидели меня с требованиями сделать из меня космонавта с рисунка. Таких круглых удивленных глаз я давно не видел, но за хорошие деньги никто не откажется соорудить за пару ночей ракету и скафандр и никто особо не будет возмущаться недовольству и придиркам странного заказчика.
— Ты какие сказки любишь?
— Всякие.
Мила затихает, и я чувствую ее ехидство в молчании. Ждет, что я облажаюсь в сказках, и она перехватит инициативу, чтобы доказать сыну: она тут лучшая сказочница, и ведь не поспоришь. Какую удивительную сказку она придумала про папу-космонавта. Как бы она потом выкручивалась?
Сдерживаю в себе ругательства, пока пытаюсь стянуть с себя скафандр, в котором я весь взмок. Одевали меня в четыре руки, и сейчас бы я не отказался от помощи Милы, которая комментирует мои старания лживо-ласковым голоском:
— Тяжело быть космонавтом.
— Да, — едва слышно соглашается Ваня, — но папа молодец.
Ага, потный, злой и неуклюжий молодец, у которого заела потайная молния на плече.
— Кажется, папа не справится без мамы?
Оглядываюсь. Когда моя хорошенькая студенточка, которая всегда умиляла меня наивными глупостями, успела стать такой ехидной стервой?
— Пусть мама поможет, — зевает Ваня.
И тут молния, наконец, с тихим шуршанием поддается. И я торопливо снимаю космическое недоразумение, в котором можно пытать людей.
— Папа справился, — удивленно тянет Мила.
— Молодец, — подтверждает Ваня и вздыхает.
Я бы снял и промокшее от пота костюм-трико, на котором я заставил вышить “Звездный Одиссей” и три звездочки, но пижаму с собой я не прихватил. Чувствую себя глупо. Дальше своего пафосного выхода из ракеты и радостных криков “папа” я ничего не планировал.
— Папа воняет, — с детской непосредственностью говорит Ваня.
— Так негде в космосе помыться, — печально отвечает Мила. — Там с водой все очень сложно.
— Тогда ему надо помыться? — вздыхает Ваня. — Да?
— Папа в душ, — заговорщически шепчет Мила, — а я тебе сказку, пока мы его ждем. Потом он вторую расскажет, — замолкает на пару секунд и тянет, — космическую…
— Да, папа в душ, — честно подтверждает Ваня. — Воняешь, па.
Вот мерзавка. Как ловко переиграла, но спорить не буду, потому что душ точно не помешает. И желательно холодный, чтобы смыть ярость, которая начинает во мне медленно просыпаться.
Мила решила идти со мной в хитрое женское противостояние за сына. Зря она так.
— Пять минут, Вань, — уверенно шепчу я и выхожу из комнаты, — и будет тебе сказка.
Наталкиваюсь на Ирину, которая отшатывается и отворачивается:
— Ух, ежкин кот, — выдыхает, — аж прослезилась.