Бывший. Ворвусь в твою жизнь

Глава 50. А ты им в глаз

Мила очаровательно пугается вопроса рассерженной Ирины, которая решительно выходит к нам:

— Говорите!

Ловлю себя на мысли, что мне сейчас так легко на душе, как не было очень давно.

Нет боли и злости, а есть — детская и игривая беззаботность.

— Не было никакого сговора, — пищит Мила, — тебе показалось.

— Да я все вижу по его лицу, — Ирина рассерженно кивает на меня. — И в этом еще и Алексей замешан?

— Нет, — Мила старается быть серьезной.

— Да, — отвечаю я и получаю злой тычок в бок.

Все эти пять лет мне не хватало именно таких семейных глупостей. Ваня с веселыми криками и смехом бегает с моими родителями по дому, а мы с Милой готовимся к гневу ее матери из-за нашей нелепой сделки.

— Алексей хочет пригласить тебя на кофе, — бурчит Мила и опять награждает меня обиженным тычком.

— И?

— И ты согласишься или откажешься? — тихо спрашивает Мила.

— На что спорили? — Ирина окидывает нас разочарованным взглядом.

— Неважно, — Мила разводит руками в стороны. — Просто ответь. Да или нет. Чувствую себя нашкодившим ребенком, который очень рад своей шалости.

— Вам сколько лет, чтобы спорить на меня и Алексея? М?

— Мы в душе очень молодые, — отвечаю я.

— Тут мой папаша все карты смешал, — недовольно отвечает Мила. — Тоже лыжи навострил.

— Осуждаю, Ирина, — скрещиваю руки на груди. — И не одобряю. И запрещаю.

— Что? — она в ответ обескураженно хлопает ресницами. — На минуточку. Я взрослая женщина.

— И взрослой женщине не нужен инфантильный мужик, который годами херней страдал.

— Отодрать бы тебя сейчас за уши, — Ирина недобро щурится, — за то, что решил меня жизни учить. Если я не приняла бывшего мужа тогда, то и сейчас он мне зачем?

— Вы мне теперь не чужой человек, — тоже щурюсь в ответ. — И да, я волнуюсь.

— За свое дурацкое пари, — цыкает она.

— И это тоже. Однако если Алексей не вызвал у вас симпатии, то к черту наше глупое пари.

— Да итить-колотить! — возмущенно восклицает Ирина. — И у меня вопрос, — подбоченивается, — Алексей в курсе пари?

Мы переглядываемся с Милой, которая виновато шепчет:

— Типа того.

— Дурдом, — всплеснув руками, Ирина покидает нас.

Минута молчания, и Мила вздыхает:

— Сейчас и Алексею прилетит, — поднимает на меня взгляд. — Зря мы с тобой всю эту фигню устроили.

Я хочу зарыться пальцами в ее мягкие волосы, прижать к стене и впиться в губы, но она ведь меня опять оттолкнет, укусит и взбрыкнет.

Хотя… К черту. Пусть кусается и отбивается.

Рывком привлекаю Милу к себе и сгребаю в охапку. Когда мои губы касаются ее, а наши выдохи сплетаются в один, кричит Ваня:

— Ма-ааа-аааам!

Замираем. Наши носы почти касаются друг друга, и мы с тихим разочарованием вглядываемся друг другу в глаза.

— Мам! Бабуля уезжает! Мам! Ты где?

— Может, мы спрячемся? — тихо предлагаю я.

Нет, прятаться мы не будем. Я сохраню этот неловкий момент и крик моего сына, который упрямо зовет Милу. Мою Милу.

— Мам!

Топот ног, скрип двери и шепот:

— Мам… Пап…

И этот настороженный шепот Вани я тоже сохраню в памяти. И эти восторженные объятия, с которыми он прижимается к нам. Опускаю руку на его плечо, и, кажется, готов пустить мужскую слезу умиления.

Мила не моргает, медленно выдыхает, и я вижу, что она тоже готова расплакаться. Моя милая девочка, которую я по глупости и из-за эгоизма однажды отпустил. Отпустил и потерял множество светлых и теплых моментов.

— Бабуля уезжает, — Ваня поднимает лицо. — И вторая бабуля с дедулей тоже. Сказали, позвать вас.

— Раз сказали, то надо идти, — подхватываю его на руки, и он обвивает мою шею своими маленькими ручонками.

Я — папа, и у меня на руках — мой сын.

Да, я не нянчил его младенцем и не менял ему подгузники. И сейчас меня это не злит до скрежета зубов, потому что…

Потому что испуганная и обиженная студентка, которая столкнулась со лжецом, сохранила жизнь нашего ребенка и растила его в любви.

У двери оглядываюсь, и Мила торопливо смахивает слезу с щеки. Вскидывает подбородок, сглатывает и напряженно улыбается.

— Почему мама плачет? — бубнит в мое плечо Ваня.

— Это от переизбытка чувств, — торопливо шагает к двери и распахивает ее. — Вы… — она вздыхает, — очень милые сейчас.

— Я тоже могу поплакать? — тихо спрашивает Ваня.

— Конечно.

Минутное молчание, и разочарованный вздох:

— Не получается.

— В другой раз обязательно получится, — ободряюще похлопываю его по спине. — И не один раз.

— Я знаю, — опять тяжело вздыхает, как маленький старичок, умудренный долгими годами жизни. — Я много плачу. Это плохо?

— Нет, — серьезно отвечаю я.

— Меня тогда будут называть плаксой.

— Кто такое скажет, тому сразу в глаз.

— Адам! — возмущенно шепчет Мила.

— Я однажды подрался, — честно признается Ваня. — На футболе.

— Что? — охает Мила.

— Но несильно, — Ваня понижает голос до шепота. — Меня Даня дураком назвал, а я ему не в глаз, а в живот… Ногой.

— Тоже неплохо, — хмыкаю я. — И очень доходчиво.

— Адам, — шипит Мила. — Так нельзя.

— Потом тренер нас заставил мириться…

Медленно выдыхаю из себя ревность к тренеру Вани. Это его работа — возиться с малышней и мячами, и он не стал и не станет заменой меня.

— Я тут подумал, — едва слышно отзываюсь я. — Надо бы с твоим тренером познакомиться.