Что-то кроме магии

Глава 125. Авалон

— Инсендио.

Фитилек свечи неохотно вспыхнул. Некрашеный деревянный стол, обои на стене в подозрительных пятнах, голый дощатый пол... Остальная обстановка комнаты терялась в ночной темноте. Впрочем, он и так знал, что в дальней стене — окно, а напротив него кровать под тощим колючим одеялом. Хромой Хью предлагал одно и то же жилье любому постояльцу — будь то беглый заключенный Эдгар Мальсибер или свежеоправданный безработный волшебник Северус Снейп.

Не раздеваясь, он повалился на одеяло. В ушах до сих пор стоял адский шум, который поднялся на суде после оглашения признаний Дамблдора. Фаджа чуть удар не хватил: еще бы, Альбус и с того света ухитрился досадить ему! А тут еще и Пивз со своими шуточками... Пока судьи и авроры-охранники гоняли шумного духа (Кровавый Барон не спешил приструнить буяна), Снейп и Поттер остались один на один. Уже вроде бы не враги, но и далеко не друзья; бывший учитель и недоучившийся ученик; преступник и герой. Хорошо, что в зале царил гвалт, в тишине тягостно молчать труднее.

Гарри окликнули, и он ушел, не скрывая облегчения. Независимый совершеннолетний волшебник, не похожий ни на Джеймса Поттера, ни на Лили Эванс. Провожая его взглядом, пока он не затерялся в толпе, Снейп окончательно понял это.

Когда встал вопрос, куда идти отпущенному на все четыре стороны, Снейп вспомнил, что у Хромого Хью в случае чего можно получить крышу над головой. Это было то, что нужно, и он решительно отказался от предложенной Квиринусом лесной сторожки и тем более от возвращения в Хогвартс. Туда он, конечно, вернется, но позже и ненадолго. А теперь покорнейше просит оставить его одного. Квиринус, как обычно, все понял правильно.

Прежде чем уйти, Гризельда Марчбэнкс отдала Снейпу послание Дамблдора, объяснив, что такова была его воля. И добавила: «Идея Непреложного Обета принадлежала мне. Замысел с убийством выглядел совершенно невероятным, и я предложила Альбусу Обет в качестве проверки серьезности намерений. Как бы ни был эксцентричен Альбус, подобными вещами он не шутил. И ни секунды не сомневался, что вы его не подведете».

На полу что-то мягко шлепнуло, и послышалось басовитое «мяу». Северус замер, мысленно еще раз поблагодарив Квиринуса за найденную и возвращенную волшебную палочку.

Мяуканье повторилось — на этот раз в нем отчетливо слышалось недовольство, — и из-под кровати показалась круглая полосатая голова с треугольными рваными ушами, кожаный ошейник, а затем и все туловище здоровенного кота. Горящие желтые глаза смерили человека презрительным взглядом, и котяра стал к нему боком, чуть отвернувшись, чтобы этот бестолковый двуногий заметил, наконец, маленький футляр, прикрепленный к ошейнику. Снейп вспомнил, что Хью не доверял совам и в качестве почтальона использовал своего кота, осторожно открыл коробочку и вытащил оттуда свернутый в трубку клочок пергамента. Пушистый посланец удовлетворенно фыркнул и пропал.

На клочке уместилось всего несколько слов: «Завтра в полночь в оружейной Годрика. Барон уходит».

Послание определенно было от Квиринуса. Хью умел делать деньги из всего, а из чужой необходимости передать важные сведения — тем более.

Записка придала мыслям новое направление. Несмотря на то, что серебряный щит Авалона почти два года висел в кабинете Снейпа, в уход Кровавого Барона все-таки не верилось. Да, никакой он не Барон, а герой артуровских легенд Бедуир Крепкожильный, да, он желает разыскать могилу короля, обрести там покой и имеет на то полное право. Но все же... А теперь совсем скоро — завтра! — настанет момент, когда Хогвартс больше не услышит раскатистого «Пивз, вот я тебя!», и уже следующий слизеринский декан никогда не узнает, какую клятву приносили его предшественники на протяжении веков...

Без брата Джерома, без Бедуира Хогвартс уже не будет прежним. И это, пожалуй, главная причина, по которой он, Северус, ни при каких условиях не вернется работать в школу.

Накатила глухая тоска. Двадцать лет жизни промелькнули, как миг, и что в итоге? Несколько шрамов на теле, пригоршня галлеонов в кошельке, свобода чужой милостью и скорая разлука с существом, бывшим для него всем: отцом, другом, наставником, незаменимым помощником, беспощадной совестью...

Ну ты и скотина, немедленно откликнулась совесть. Про второго, значит, забыл? Подумаешь, пустяки какие: не дал помереть, спас от публичного позора, разыскал и вернул твою волшебную палочку. А напомнить ли, по чьей вине волшебник не из худших остался жить сквибом? Другой на его месте каждый день ходил бы на твою могилу плевать, а он с тобой, сволочью, возится...

У совести были отчетливые интонации Кровавого Барона. Интересно, он передал Квиринусу коннект-карту Треверса? Если да, придется ее попросить на время: отсюда, из полутемной каморки в Лютном, Северус вдруг увидел новую цель в жизни. Треверс называл себя «охотник за головами» — что ж, в дополнение к шрамам и скверному характеру у мистера Снейпа имеются неплохие мозги. И он уже знает, в каком деле их надо применить.

* * *

Вышивка была почти готова. Золотая осень, тихий пруд, белоснежный замок любуется своим отражением. Теперь в рамку и на стену позади кресла. Картина в картине...

Моргана вздрогнула и едва не укололась иголкой, когда из-за спинки высунулась плутовская рожа Пивза. Волшебница знала, что для полтергейста нет разницы между миром реальным и нарисованным, но этот прохвост всегда появлялся неожиданно.

— Чтоб ты в какой-нибудь раме застрял! — в сердцах пожелала она.

— Могу в твоей, — ухмыльнулся Пивз. — Ладно, не ругайся, я по делу. Не слыхала, Бедуир своего щита еще не хватился? С ним неприятность приключилась...

Моргана заставила Пивза вспомнить все, что он делал со щитом, прежде чем тот разбился. Пробормотала потрясенно:

— Отвергнутый, в чужих руках он сохранит чужую жизнь... Так вот что имелось в виду, понимаешь?

— Ни капельки, — признался шумный дух.

— На Авалоне мне было сказано: «Вот знак, отдай последнему из ожидаемых...» — то есть Бедуиру, ясно? — «в урочный час пусть он отвергнет этот дар. Отвергнутый, в чужих руках он сохранит чужую жизнь, и долгий путь закончится...»

— Хотел бы я знать, кто так заковыристо придумал...

— Ты его знаешь, — вздохнула Моргана, — это Мерлин. Он давно уже там, все-таки маг-наставник короля. Он поначалу слышать ничего не хотел о возвращении Бедуира. Потом внезапно передумал, но с условием, что Бедуир должен дождаться знамения. А мне пригрозил, мол, если подскажу ему хоть намеком, дорога на Авалон для него будет закрыта навсегда. Представляешь?

— Небось строит там козни, кочерыжка сушеная, — проворчал Пивз. — Ну а теперь-то ты Бедуиру все скажешь?

— Теперь-то скажу... Ой, что начнется, когда он узнает!

Но не началось ровным счетом ничего. Рыцарь не вскипел от ярости, не потребовал немедленно открывать проход, даже не очень удивился. Только заметил с горькой усмешкой:

— Вот еще одно свидетельство, что к двум вечным чувствам — любви и ненависти, — давно пора прибавить третье: страх. Впрочем, я даже благодарен Мерлину: его глупая затея спасла юную жизнь. Так, говоришь, теперь мы можем отправляться?

— Да, в любую из ночей, — подтвердила Моргана.

Разыскав Квиррелла, Кровавый Барон попросил его передать Снейпу, что, если сможет, пусть заглянет попрощаться. Уходить на Авалон придется быстрее, чем предполагалось раньше.

— Вас нам будет очень сильно не хватать, — признался Квиринус.

— И мне вас тоже... Но надо спешить, пока я совсем не превратился в дым.

В словах призрака была тревожная правда. После гибели брата Джерома все Хранители выглядели потускневшими, но если к Елене и Нику скоро вернулась былая яркость, то с Бедуиром продолжало твориться неладное. Быть может, привидения тоже способны полностью израсходовать свои силы, и он исчерпал их в сражении с дементорами; или время, неизменный хозяин всего, напомнило ему, что — пора... В чем бы ни таилась причина, но облик Барона утратил четкие линии, и с каждым новым днем они делались все более расплывчатыми. Это заставило его поторопиться с завершением дел в Хогвартсе.

Барон о чем-то долго говорил с Серой Дамой, после чего созвал всех призраков в Выручай-комнате. Старожилы знали о щите и связанной с ним истории, но им предстояло услышать и кое-что новое.

— Друзья мои! Как вам известно, очень скоро я покину Хогвартс. Когда умирает король, новым правителем становится его наследник. Среди нас есть прямой потомок одного из Основателей, как никто другой достойный возглавить сообщество Хранителей после моего ухода. Я говорю о дочери Ровены, Елене Рэйвенкло. Встречайте королеву!

Голову Елены украшала сияющая лунным блеском диадема. Бывший хоркрукс, преобразившись в Адском Огне, вернулся к последней Рэйвенкло как к единственной и законной наследнице.

Выручай-комната наполнилась шумом аплодисментов и радостными возгласами. Почти Безголовый Ник бухнулся на одно колено и взмолился, чтобы королева немедленно произвела его в рыцари, а Клуб Безголовых так высоко подкидывал свои головы, что некоторые вылетали через крышу, и потом их пришлось искать. Общего веселья не разделял только Бродяга Дик. Одно дело — любить дочь обычного барона, но если она сделалась королевой, а он остался простым кирасиром...

— Тише, тише, это еще не все новости! — звонкому голосу Елены пока еще не хватало властности, и потому ее отцу пришлось рявкнуть, как встарь. Его услышали.

— Место призрака Дома Слизерин не должно пустовать, — продолжил Барон. — Ричард Бейли, он же Бродяга Дик, в бою доказал доблесть и мужество, а на службе у директора проявил ловкость и сообразительность. Ричард, вы согласны сделаться новым слизеринским призраком?

— Почту за великую честь, сэр! — просиял Дик, сообразив, что пропасть между ним и Еленой только что исчезла.

— К сожалению, у нас опустело еще одно место, — Барон заговорил тише и печальней. — Да, брата Джерома никто не заменит, но Дом Хаффлпафф не может оставаться без привидения. Джером никогда и никого не делил на презренных и достойных, он помогал любому, кто нуждался в помощи, и жертвовал для него всем... когда понадобилось, и жизнью тоже. Той призрачной жизнью, которая у нас одна, и мы все одинаково страшимся с нею расстаться. Плакса Миртл, выйди, дальше речь пойдет о тебе.

Миртл боком выдвинулась вперед, в смущении теребя складки мантии, которая по-прежнему была подпоясана веревкой от рясы Толстого Монаха. Впервые очутившись так далеко от своего туалета, Миртл страшно робела и не смела даже расплакаться, несмотря на то что очень хотелось.

— Ты понимаешь, что брат Джером спас тебя, заслонив собою? — обратился к ней Барон.

— Да, — прошептала Миртл.

— И что в память о нем именно ты должна стать новым призраком Дома Хаффлпафф?

— Ой... — привидения не падают в обморок, но Миртл казалось, она вот-вот потеряет сознание. — Я... я не смогу... у меня не получится... я боюсь...

Кто-то обнял ее за плечи. Невзрачная коротышка, раз и навсегда убежденная в собственной никчемности, с изумлением и испугом посмотрела на рослую красавицу в сияющем венце.

— У тебя получится, вот увидишь, — улыбнулась Елена Рэйвенкло. — Мы все тебе поможем, и декан у тебя замечательный. Ну сколько можно в туалете сидеть! Кстати, надо что-то делать с твоим прозвищем: оно совсем не подходит факультетскому призраку. Может быть, пока останешься просто Миртл?

Миртл закивала так энергично, что, будь она из Безголовых, ее голова точно не удержалась бы на плечах.

* * *

В догорающих весенних сумерках Хогвартс выглядел заброшенным. Не светилось ни одно окно в башнях, крытая галерея лежала в руинах, а во дворе, когда-то таком ухоженном и чистом, высились горы битого кирпича и обломков деревянных балок. Но стоило войти в вестибюль, как это неприятное впечатление рассеивалось.

Вдоль стен вестибюля протянулись строительные леса, над ними висели мощные светильники, часть из которых была погашена. Очевидно, на сегодня работы закончились. Главный зал, лишенный дверей, гляделся входом в темную пещеру. Под ногами хрустели мелкие куски штукатурки, которую забыли или не посчитали нужным вымести.

— Что, опять палочкой кидаться будешь? — хмуро поинтересовались с верхушки ближайших лесов.

— Добрый вечер, Пивз. Нет, в этот раз не буду.

— И правильно. Я все равно не стал бы ее ловить.

Шумный дух пребывал в необычайно мрачном настроении, и Снейп заметил это.

— Что-то случилось, Пивз? Где все?

— Тут все. И всё уже случилось. Совсем всё.

Вверху зашумело и стихло: похоже, полтергейст ушел в стену. Пожав плечами, Снейп двинулся дальше. Он надеялся увидеться с портретом Дамблдора, а затем спуститься в тайник Салазара, за коннект-картой. Иначе придется возвращаться сюда еще раз, а этого ему хотелось меньше всего.

Коридор впереди осветился: вероятно, там шел кто-то, держа «Люмос». Снейп замедлил шаг и оказался лицом к лицу с Минервой МакГонагалл.

Она отшатнулась, выставив перед собой палочку, но тут же взяла себя в руки и проговорила с ледяной любезностью:

— Здравствуйте, мистер Снейп. Хорошо, что вы пришли, я уже собиралась послать вам сову.

— Я пришел попрощаться с портретом Дамблдора, привидениями и полтергейстом. Ни к кому из живых у меня нет никакого дела.

— Попрощаться? Боюсь, в отношении Альбуса вам это не удастся.

— В каком смысле?

— Давайте поднимемся в директорский кабинет, сами все увидите.

Верхние этажи меньше пострадали при штурме, и сейчас здесь уже ничто не напоминало о недавнем побоище. Горгулья пропустила их без пароля и приветливо ухнула, узнав Снейпа.

Приемная ничуть не изменилась с тех пор, как он ушел отсюда десять дней назад. Все так же стрекотало и булькало на полках и столиках, по-прежнему чинно дремали в рамах портреты, вот и щеголь Блэк, как всегда эффектен на фоне драпировок... А в портрет Дамблдора словно попало «Бомбардо Максима».

Портьеры висели клочьями, шелковая обивка стены позади кресла порвалась в нескольких местах, а само кресло выглядело так, будто его драла когтями стая диких кошек. Снейп вспомнил, что после выхода из рамы портрета Морганы с осиротевшим интерьером творился похожий кошмар.

Ни в кресле, ни на какой-либо другой картине бывшего директора не было. На спинке, приколотый булавкой для галстука, виднелся лист бумаги. Знакомый четкий почерк: «Бойтесь скуки, Северус. Она хуже смерти».

— Вчера, когда мы вернулись из суда, я все пересказала Альбусу, — начала объяснять МакГонагалл. — Он сидел в своем кресле, и все выглядело, как обычно. Молча выслушал, ни о чем не спрашивал, когда я дошла до чтения Гризельдой его распоряжения — улыбнулся и кивнул... Вечером пожелал мне доброй ночи. А сегодня с утра — вот это.

— Вы подозреваете, он вышел из портрета? Но тогда на всех остальных должна быть серая пелена. Помните, как было с Морганой?

— Пелена появилась около полуночи, ее увидел Филч и разбудил меня. Ни один из портретов не мог сказать, что происходит, а спустя какое-то время она пропала сама собой. И Дамблдора никто больше не видел. — МакГонагалл с подозрением посмотрела на Снейпа: — Почему он оставил обращение именно к вам? Вы еще о чем-то с ним договаривались?

— Вероятно, он предполагал, что после суда я захочу увидеться с ним... И в его планы это не входило, судя по всему. Нет, ни о чем мы не договаривались.

— В его возрасте подобные сумасбродства — дурной тон, — наставительно заметил Финеас Блэк. — Осознающий свое высокое положение портрет ведет себя соответствующе...

— Наверное, Альбус иначе понимал свое положение, — перебила МакГонагалл. — На этом предлагаю закончить обсуждение его поступка.

Северус подошел ближе к опустевшей раме. Он сказал МакГонагалл, что явился попрощаться... Так оно и было, но прежде очень хотелось узнать у Дамблдора, что двигало им, когда он собрал двух старейшин Визенгамота, одного пожилого экзаменатора и связал их Непреложным Обетом? Почему позаботился о человеке, о котором, кажется, не заботился никогда? И ушел, не дожидаясь благодарности, оставив странное напутствие — именно ему, точно знал об ученике самое главное и понимал его, как никто другой. И если запоздали слова, у ученика все-таки остается еще одна возможность выразить свою признательность учителю.

Северус закатал рукава мантии и сорочки. Пружина под ребрами вздрогнула, просыпаясь. Волна судороги прокатилась по плечам — мучительная, но, к счастью, более короткая, чем в первый раз. Он закрыл глаза и приложил ладони к шершавому волшебному холсту. В памяти легко воскресли краски, контуры и расположение деталей. За спиной тихо ахнула МакГонагалл.

Северус убрал руки и отступил на несколько шагов. Все удалось как нельзя лучше.

— К сожалению, секрет магических красок мне незнаком, поэтому он останется неподвижен. Но, думаю, это лучше рваных штор и дырявого кресла.

— Высшая трансфигурация?! Кто бы мог подумать... Что ж, раз вы настолько продвинулись в этой области магии, могу предложить вам место преподавателя трансфигурации. Или предпочитаете вернуться к зельеварению?

— Нет, благодарю. Меня не привлекает ни первое, ни второе, — Северус раздумывал, показать ли ей тайный кабинет и спальню, и решил, что не стоит. В конце концов, портрет Блэка тоже знает о них, пусть он и расскажет, если пожелает.

— Надеюсь, вы не метите снова в директоры?!

— Повторяю, я пришел только попрощаться. Впрочем, у меня есть просьба: если Эдит Мальсибер не возражает, оставьте ее в Хогвартсе, пожалуйста.

— О Мальсибер можете не беспокоиться, — впервые с начала разговора МакГонагалл улыбнулась. — Кроме того, я предложила Квиринусу Квирреллу вести объединенный предмет, куда войдут история магии и магловедение.

— Тогда мне больше не о чем просить. Спасибо, что не завели разговор об убийстве Дамблдора. Счастливо оставаться.

— Подождите... Северус, — несвойственная ей нерешительность в голосе и обращение по имени вместо привычного «мистер Снейп» заставило его остановиться. — В начале нашей встречи я сказала, что собиралась послать вам сову. Я написала вам подробное письмо, но раз вы явились, выскажу все лично. Прошу выслушать и не перебивать.

И без того прямая и строгая, Минерва теперь напоминала статую. Только по бледному румянцу на скулах и глубокой складке между бровями можно было догадаться, каких усилий ей стоило сломить собственную гордость.

— Мои коллеги убеждены, что мне следует извиниться перед вами за резкие высказывания в ваш адрес. Последние слова и действия Дамблдора, человека, которого я глубоко уважаю, навели меня на мысль, что, возможно, коллеги в чем-то правы. В связи с этим я готова принести вам свои извинения. Вы примете их?

В течение ее недлинной речи Северус испытывал странное чувство неловкости. Словно эта женщина вдруг принялась раздеваться, и ему очень хотелось крикнуть: «Прекратите! Не надо!»

— То есть вы хотите сказать, что уже не считаете меня предателем и убийцей?

— Да. Очевидно, я ошибалась.

— Нет. Вы были правы.

В ее глазах — глазах бесстрашного человека — промелькнул ужас. А он продолжал говорить, и ощущение долгожданной свободы росло в нем с каждым произнесенным словом:

— Я убил своего отца и еще одного магла, не знаю его имени. Отравил Игоря Каркарова. Передал Темному Лорду пророчество о Гарри Поттере и тем самым погубил его семью. Я предавал своих учеников. Наконец, я предал лично ваше доверие, Минерва. Помните мою выходку с волшебной палочкой? Она была фальшивая, я просто воспользовался вашей порядочностью. Как видите, вам не за что извиняться. Дамблдор держал меня здесь, потому что я был ему нужен. Полагаю, у вас надобности в штатном мерзавце не возникнет.

МакГонагалл ничего не ответила, но Снейпу уже были безразличны причины ее молчания. Он коротко кивнул ей и вышел из кабинета.

* * *

В оружейной Годрика его уже ждал Квиррелл.

— Возьми, тебе она нужнее, — Квиринус протянул ему мешочек с коннект-картой. — Когда Хагрид принес в замок Поттера и все решили, что война проиграна, Барон отвел меня в тайник Салазара и передал твое распоряжение. Но потом Поттер неожиданно воскрес... Короче, забирай.

Северус сжал руку, которая отдавала ему билет в будущее.

— Давай рванем за океан вместе. Втроем.

Квиринус покачал головой и вложил мешочек в его ладонь.

— В магическом учебном заведении ждут волшебников, а не сквибов и чудаковатых прорицательниц.

— Квиринус...

— Перестань. Ты знаешь, что я прав. Треверс приезжал именно за тобой, вот и отправляйся — Квиринус улыбнулся, как умел только он — светло и открыто, и никакие шрамы не могли изуродовать его улыбку. — Не думай, будто бросаешь нас, сирых и убогих, на произвол судьбы: МакГонагалл уже предложила мне место, Сивилла тоже остается. Кроме того, у меня есть несколько занятных идей, попробую на досуге сотворить из них что-нибудь интересное.

Вскоре подошла Сивилла. Один за другим стекались привидения, но Барона среди них не было.

— Пивз куда-то запропастился, — объяснила Елена Рэйвенкло. — Отец хочет попрощаться с ним.

Ужа давно все собрались, даже Моргана спустилась из своей рамы, а полтергейст так и не объявился. Барон напрасно обшарил замок от самых глубоких подземелий до чердаков башен — Пивз как в воду канул.

В полночь, когда донельзя огорченный Барон решил прекратить поиски, с потолка оружейной прямо ему под ноги, жалобно звякнув бубенцами, упал трехрогий шутовской колпак. И странное дело: несмотря на явную материальность вещи, призрак сумел поднять ее.

— Понимаю... — он сунул колпак за пазуху и крикнул в потолок: — Прощай, дружище, где бы ты ни был! Прощай, Хогвартс!

Как и два года назад, Моргана села в седло впереди своего рыцаря. Елену, уже ничего опасаясь, усадил к себе Бродяга Дик, нашлись лошади и для Почти Безголового Ника, и даже для Миртл. Пронзая этаж за этажом, призрачная кавалькада вынеслась в небо.

Антиаппарационный барьер над замком был разрушен во время битвы, поэтому Сивилла, взяв мужа под руку, аппарировала прямо из оружейной. Северус последовал за ними.

***

Хогвартс спал. Завтра с утра опять придут маги-реставраторы, закипит работа, до сентября столько нужно успеть... Никто не заметил, что в эту ночь по коридорам не бродил ни один призрак, а портрет Морганы ла Фэй превратился в осенний пейзаж с озером и белым замком на берегу.

Неслышно ступая, по Хогвартсу шел коротышка в пестром кафтане и широких штанах. Жесткие пряди густой шевелюры торчали во все стороны, и когда он проходил мимо светильников, волосы, еще недавно огненно-рыжие, вспыхивали чистейшим серебром. Глаза с вертикальными зрачками смотрели прямо перед собой. На лице, изрезанном глубокими морщинами, болезненная гримаса то и дело сменяла кривую ухмылку. Пивз шагал по ступеням, поднимаясь под крышу самой высокой башни. Постояв на смотровой площадке, он подпрыгнул и взлетел к шпилю. Там, усевшись на черепице, Пивз долго глядел на звезды, пока они не стали меркнуть в преддверии близкого утра.

— Пора, — неизвестно кому сказал шумный дух и взялся за острие шпиля.

Рассвело. Первый солнечный луч скользнул вверх по шпилю и удивленно замер: простой шест, обитый оловянными листами, еще вчера был пуст, а сегодня — гляди-ка! Луч освоился, вернулся и ярким золотом вспыхнул на флюгере: человечек в шутовском наряде улыбался до ушей и показывал «нос» восходящему солнцу.

* * *

Башню пожирало опаловое пламя. Молочно-голубое пожарище охватило вершину холма Святого Михаила, и оставалось лишь надеяться, что оно надежно скрыто от чужих глаз. Привидения, не останавливаясь, ворвались в этот холодный огонь и пропали среди его переливов. Люди, прибыв на холм мгновением позже, помедлили, переглянулись, вошли под полыхающие своды...

...и очутились на пристани. Широкие ступени из гладкого серого камня спускались к неподвижной прозрачной воде. Высокий каменный парапет уходил в обе стороны от лестницы куда-то очень далеко и там терялся в густом тумане. Озеро — или море? — отражало низкое белесое небо, с которого струился тусклый, мертвый свет. Туман скрывал горизонт, холодный воздух отдавал затхлой сыростью погреба. Призраки и люди стояли перед лестницей, не зная, куда идти и что делать дальше.

В серой мгле над озером показалась смутная тень. Она быстро увеличивалась, темнела, и вскоре к пристани подплыла длинная черная лодка с круто загнутым вверх носом в виде шеи и головы дракона. Ни скамей, ни палубы внутри — смоляные борта лодки обрывались в воде.

— Вот она, ладья без дна, черным-черна... — прошептала Сивилла.

— Видно, это за нами. Идем, Моргана.

Они пошли первыми, за ними Северус, Квиринус, Сивилла и все Хранители Хогвартса. Люди молчали, скованные печалью. Безмолвствовали и призраки: все слова прощания уже были сказаны...

Взяв за руку волшебницу, рыцарь без колебаний перешагнул через низкий борт. Моргана испуганно охнула, но полупрозрачные сапоги не погрузились в воду: Барон стоял над водой, как если бы имел под ногами твердую опору. Убедившись, что бояться нечего, Моргана вошла в лодку и встала рядом с ним. Ладья будто только этого и ждала и, покачнувшись, тихо отчалила.

Но увозила она уже не призраков. Два человека в одеждах давно ушедших времен отплывали от берега, двое из плоти и крови стояли в зловещей ладье: сурового вида мужчина с темными волосами до плеч и белокурая женщина.

Взгляд внимательных серых глаз мужчины остановился на Снейпе, и туман вдруг взметнулся, отделив его от всех, оставив один на один с Кровавым Бароном... нет, с Бедуиром Крепкожильным. Они казались ровесниками.

Бедуир достал из-за пазухи пестрый комок, тихо звякнувший бубенцами, и перекинул его Северусу.

— Когда нагрянет печаль, вспомни о душе Хогвартса. Она поможет тебе.

— Бедуир, когда придет мой час, мы встретимся? Скажи, встретимся?!

— Не знаю, Северус. Но если смогу, постараюсь разыскать тебя.

Возле Снейпа появился Квиррелл.

— Благодаря вам мои последние двадцать лет стоили всех девяти веков, — рыцарь обращался уже к ним обоим. — Если бы у меня были сыновья, я хотел бы, чтобы они походили на вас.

Руки в кольчужных рукавах протянулись к ним, две ладони рванулись навстречу. Они уже чувствовали живое тепло вместо привычного ледяного холода, уже почти коснулись... Ладья отплыла слишком далеко. Вода угрожающе плеснула, навсегда отделив прошлое от настоящего.

Фигуры Бедуира и Морганы скоро скрылись в тумане. Небо потускнело, точно кто-то наверху одну за другой гасил лампы; мгла затягивала озеро, лестницу, пристань, безмолвные привидения Хогвартса один за другим пропадали в темноте. И тьма менялась. Сгустившись до ночной черноты, она начала стремительно светлеть, но и свет уже был другой — теплый, солнечный, и место обрело новые очертания: высокая полукруглая арка, чуть выше — прямоугольник, похожий на окно. Прохладный ветер принес запах лугов. Три человека стояли в башне на холме Святого Михаила, а за ее стенами всходило солнце.

Борясь с мучительным спазмом, перехватившим горло, Северус вышел из-под каменных сводов. Оглянулся на Квиринуса и Сивиллу. У нее были мокрые щеки, да и Квиринус подозрительно часто моргал.

— Когда нагрянет печаль... — голос изменил ему. Северус посмотрел на колпак, который все это время сжимал в руке, но под пальцами вместо ткани оказались птичьи перья. Какая-то пичуга трепыхалась в неплотно сжатом кулаке, негодующе пищала и отчаянно била в пальцы крошечным клювом.

Едва он разжал ладонь, пленница порхнула вверх, в ясную утреннюю голубизну, и через миг оттуда донеслась торжествующая птичья трель, похожая на веселый наигрыш свирели. В руке Северуса осталось невесомое пестрое перышко.

Сивилла бережно взяла его и воткнула в волосы. Щеки ее не высохли, но она улыбалась.

— С добрым утром, мои заштопанные сэры. Как насчет кофе? Мне кажется, ресторанчик вон там внизу уже открылся.