Что-то кроме магии

Глава 55. Другой не нужен

— Северус, зайдите ко мне, пожалуйста.

Ему показалось, или в в голосе Дамблдора в самом деле звучала некая обеспокоенность? Феникс-патронус, передав сообщение, серебряной пылью осыпался на раскрытые страницы книги. Снейп захлопнул ее и с разочарованным вздохом отложил в стопку таких же древних фолиантов.

Пивз, выполняя обещание, приволок десяток томов из библиотеки за обиталищем василиска, и мизерный шанс удачи лопнул, как директорский патронус, разве что пыль по себе оставил обычную, книжную. Сведений о спасительном эликсире найти не удалось, надеяться оставалось лишь на то, что идея целительного зелья, запав поглубже в сознание, рано или поздно оформится во что-то определенное. Пока же можно и нужно заняться другими делами — например, подняться к директору и узнать, чем вызвано его беспокойство в первое утро рождественских каникул.

— У вас есть готовый Напиток живой смерти? — встретил его вопросом Дамблдор. — Меня интересует доза, достаточная для взрослого.

— Имеется и такая, — Северус давно перестал удивляться неожиданным поворотам мысли хогвартского главы.

— Отлично. Ее надо передать мадам Помфри, но прежде следует внести в состав Напитка кое-какие изменения...

А вот это уже интересно. Северус насторожился, а Дамблдор продолжал:

— ...изменения, которые вызовут долгий и крепкий сон не только у волшебника, но и у его внутреннего гостя. Незваного и скверно себя ведущего.

— Вы намерены усыпить Квиррелла? — уточнил зельевар. — Для чего? И как надолго?

— Он попытался покинуть замок не далее часа назад, к счастью, я успел перехватить его. Это странно: по моим сведениям, с начала учебного года он даже в Хогсмид не ходил. Что касается второго вопроса, то будет достаточно, если он проспит до начала следующего учебного семестра.

— Полагаете, он собирался разыскать кого-то из бывших Пожирателей?

— В таком случае он бы начал с вас, — усмехнулся директор. — Думаю, Волдеморта в первую очередь интересуют магистериум, хоркрукс и Гарри. Именно в такой последовательности. Но извращенный ум, после многолетнего прозябания получивший значительные возможности, способен на все. Поэтому пусть на всякий случай тихо полежит под надзором Поппи... Так что несите готовый Напиток прямо в Больничное крыло.

От размышлений Северус очнулся уже в лаборатории. Директор, сам того не подозревая, подкинул ему свежую идею, и она определенно могла вырасти в то, чего не дали упорные поиски в книгах. Новая, непростая задача бодрила лучше любого снадобья, и если зельевар сейчас сожалел о чем-либо, то лишь о том, что природа не дала ему дополнительной руки: нелегко одновременно готовить ингредиенты и записывать формулы, то и дело всплывающие в мозгу.

А еще такая творческая возня хорошо отвлекает от мыслей о том, для кого предназначен усовершенствованный Напиток живой смерти.

* * *

Задание Дамблдора сварилось, настоялось и отфильтровалось к вечеру. А директорский «Петрификус» должен быть чертовски мощным, если действует до сих пор! Ведь пока Северус работал в лаборатории, никто его не торопил, ни один эльф не являлся узнать, скоро ли будет готово... Будь у Помфри проблемы с «пациентом», она бы непременно дала ему знать. Успокоившись на этом, зельевар отставил готовый заказ и занялся записями, спеша упорядочить и подытожить то, что в течение дня пришло ему в голову. До Больничного крыла он добрался в одиннадцатом часу ночи.

Во дворе его удивили ярко освещенные окна лазарета. С чего бы Поппи устраивать иллюминацию для единственного «больного»? И свет странный — не желтоватый и мягкий, как от светильников, а резкий белый.

Стоило войти внутрь, как загадка разрешилась: иллюминацию устроил сам «пациент». Собственной особой, лежащей... нет, парящей в десятке дюймов над больничной койкой. В жестких, слепящих лучах, исходящих от него, Северус не сразу разглядел мадам Помфри. Она, нервно сжав в руке волшебную палочку, спешила по боковому проходу как раз к нему, далеко обходя неподвижного Квиррелла.

— Ты можешь это снять?! — воскликнула она.

— Разве «Фините» не действу... — Поппи посмотрела на него, как на идиота, и он прикусил язык. Конечно же, окажись все так просто, целительница не была бы настолько встревожена. Машинально всучив ей флакон с зельем, Снейп подошел к кровати.

Какой, к драклам, «Петрификус»! Дамблдор не разменивался по мелочам, и теперь двое его подчиненных имели счастье наблюдать действие одного из сильнейших парализующих заклинаний. Правда, счастье сомнительное, потому как от света слезились глаза и тек ощутимый холод. А еще оба наблюдателя подозревали, что тут не обошлось без Темных искусств. Снейп свою догадку не высказывал, а водил палочкой над телом, перебирая подходящие контрзаклинания. Помфри молча прислушивалась к его бормотанию и размышляла о том, что когда могущество выходит за грань добра и зла, оно зачастую перестает их различать. Впрочем, сказала она себе, у директора в отношении Квиринуса, возможно, не было другого выхода.

Свечение потихоньку гасло, и тело опустилось на кровать. Помфри не торопилась раздевать его, и обездвиженный, с закрытыми глазами, волшебник оставался в плотной зимней мантии, ботинках и неизменном фиолетовом тюрбане.

— Шутки плохи с нашим директором, — выдавила из себя целительница. — Он ведь Квиринуса сюда не лично доставил, и не эльфы его принесли. Я в кабинете была, когда увидела свечение. Вхожу, а он уже лежит. Точнее, висит... И непонятно, что делать: то ли обследовать, то ли бежать, пока не поздно. Хорошо, что потом феникс появился.

— Меня бы позвали, — Северус взял у нее флакон и отмеривал в мензурку первую порцию зелья.

— Не хотела отвлекать, думала, что сама справлюсь.

— Поппи, вы не спите? А он что тут делает?! — в дверях стояла Трелони, круглыми от удивления глазами уставившись на лежащего.

— С вами заснешь, — Помфри аккуратно приняла почти полную мерную склянку. — Значит, давать каждый час? Сиби, проходи, я скоро освобожусь.

Пошатываясь, Сивилла двинулась мимо них к кабинету целительницы. От нее крепко несло спиртным. Снейп поморщился.

— Нечего рожу кривить! — огрызнулась прорицательница. — Ну выпила, да... Тоже мне, правильный нашелся.

— Иди, Северус, с ней я сама разберусь, — Помфри тихонько подтолкнула его к выходу, не давая вспыхнуть ссоре. — Спасибо за зелье. Да, чуть не забыла... Это выпало у него из кармана.

Она сунула ему в ладонь небольшой белый конверт и выставила в коридор.

Конверт не был запечатан. Под ближайшим светильником Снейп заглянул внутрь и вытащил обычную рождественскую открытку. «...очень тебя ждем, — мелкий кудрявый почерк дышал теплом и уютом прошлой жизни. — Девон замерз, так что уже можно кататься на коньках. Беспокоимся за тебя, сынок... Приезжай поскорей. Любящие тебя мама и папа.»

* * *

— Выпивку убирай, у меня не кабак, — строго предупредила Помфри, заметив, что Трелони поставила на стол початую бутылку хереса. — Выкладывай, чего по ночам бродишь.

— Тоска заела, — Сивилла с ногами забралась на диванчик, который Помона прозвала «исповедальней»: все женщины, приходившие поболтать по душам с опытной и много повидавшей колдоведьмой, устраивались именно на нем. Длинная шаль в блеклых разводах, юбка цвета, как сказала бы модница Септима, ноябрьского насморка... Сжавшаяся в диванном углу прорицательница напоминала ворох линялых тряпок.

— Давай чаю выпьем, — смягчившись, предложила Поппи. — Спать сегодня все равно не придется.

Сивилла неохотно убрала херес, придвинула поближе к себе исходящую душистым паром кружку, грея пальцы о ее глиняные бока.

— Единожды повезло с нормальным парнем, и то ненадолго... — она задумчиво смотрела в красновато-коричневый чайный омут. — Он ведь не жилец уже, да?

— Глупости! С чего ты взяла? — преувеличенно бодро возразила Помфри, тут же сама на себя разозлилась за это и потому раздраженно закончила: — Нечего его хоронить до срока! Небось, снова углядела что-то в своем шаре?

— Я там не будущее высматривала, а прошлое, — грустно улыбнулась прорицательница, не поднимая глаз. — Майский вечер... Синий такой, теплый. У Розмерты столики под ивами. Откуда-то забрели бродячие музыканты — трое мужчин и женщина. У нее голос — как ночной ветер... — она наконец взглянула на хозяйку кабинета. — Мы с ним тогда будто впервые друг друга увидели. Помню, я тогда с самого утра чувствовала: сегодня случится что-то хорошее...

***

...Сегодня случится что-то хорошее. Сивилла проснулась с этим ощущением, и оно не развеялось за день. Прорицательница не заглядывала в стеклянный шар, не раскладывала карты и не всматривалась в кофейную гущу: предчувствие не имело ничего общего с предвидением и не нуждалось ни в каких инструментах. Сивилла просто знала, что чудо неподалеку, и не доискивалась истоков своего знания.

С наступлением мая работы для профессора Трелони в Хогвартсе стало совсем мало. Прорицания в экзаменационную программу не входили, предмет популярностью не пользовался, а приближающиеся СОВы и ЖАБА вынудили даже самых убежденных сторонниц профессора отвлечься от толкования снов и вернуться к действительности.

Такое положение дел обычно огорчало Сивиллу, но в тот день ожидание счастья добавило света даже в пустой класс, полутемный из-за вечно задернутых штор на окнах. Она неожиданно для самой себя отвела в стороны плотную ткань, распахнула окно, впуская солнце и свежий воздух. Из высокой башни открывался простор безоблачного неба, где стремительными черными точками носились ласточки, виднелись дальние горы, все еще укрытые снегом, и зеленая долина, в которой лежал Хогсмид, отсюда совершенно игрушечный. Сивилла зажмурилась, чувствуя на веках тепло солнечных лучей, и поняла, что хорошее уже началось.

Вернувшись к себе, она первым делом решила переодеться. Ее любимые тяжелые шали и темные длинные шерстяные юбки показались невыносимо скучными. Сивилла бесцеремонно выбросила их из шкафа, докапываясь до легких и ярких вещей из шелка и батиста. Вытащила, расправила и надела, ежась от зимнего холода, которым за долгие месяцы успела пропитаться одежда.

Оставаться в замке не хотелось, к тому же в кошельке обнаружились деньги, тут же определенные лишними. Сивилла кокетливо сдвинула на бок соломенную шляпу с целой клумбой, рассыпанной по тулье, накинула на плечи радужный газовый шарф. Еще раз посмотрелась в зеркало — и решительно сдернула с носа большие круглые очки с толстыми стеклами. Она не так уж сильно нуждалась в них, но они, по ее мнению, придавали некоторую солидность мягким чертам веснушчатого лица. Очки никак не вязались с нарядом и потому остались ждать хозяйку на подзеркальной полке.

— Сиби, чудесно выглядишь! — ахнула Помона Спраут, столкнувшись с Сивиллой на лестнице. — У тебя сегодня какой-то праздник?

— Да, наверное, — мечтательно улыбнулась Сивилла.

— То есть как «наверное»?

— У меня праздник, но я еще не знаю, какой.

— Вот чудачка, — добродушно проворчала Спраут, глядя вслед удаляющейся пестрой фигуре. Хаффлпаффского декана ждало множество важных дел, которые невозможно взять и отставить. Но в какую-то секунду ей так захотелось сменить черную мантию на легкомысленное платье и побежать прочь из замка...

Впрочем, Сивилла об этом и не подозревала. Она вышла за ворота Хогвартса, пересекла границу аппарации, но не воспользовалась возможностью попасть в Хогсмид тотчас же. Зачем торопиться, когда перед тобой замечательно утоптанная ровная дорога, обсаженная старыми вязами, и можно не спеша идти в их пятнистой тени, смотреть на цветущие луга, зеленые холмы, и думать, что впереди еще целый день. День, в котором точно не случится ничего плохого.

Вскоре послышался знакомый звон — это извещала о себе деревня, скрытая за поворотом дороги. Путника, входящего в Хогсмид, встречала кузня, где всегда кипела работа. Сивилле нравился ритмичный звук ударов молота по наковальне, она всегда с интересом рассматривала лошадей у коновязи. Кого только не приводили к здешнему кузнецу! И точеных легконогих скакунов с бешеными глазами, и мохнатых пони с потешными челками, и могучих тяжеловозов, от поступи которых дрожала земля. Сегодня, поравнявшись с кузницей, Сивилла увидела настоящего великана. Черная с белой «звездой» на лбу лошадиная морда поднималась вровень с высокой крышей, а ноги напоминали стволы сосен. Из-за вороной спины, широкой, как стол, выглянуло довольное бородатое лицо.

— Хороший денек, профессор!

— Здравствуйте, Хагрид, — Сивилла остановилась на безопасном расстоянии от внушающих оторопь копыт. — Это ваше... ваша?

— Моя, — ласково прогудел лесничий. — Ночкой звать.

— Красивая, — искренне восхитилась Сивилла.

Кобыла встряхнула головой, разбрасывая по крутой шее густую волнистую гриву, покосилась на девушку влажным фиолетовым глазом и вдруг подмигнула, точно давней знакомой.

Сивилла рассмеялась, помахала ей рукой и пошла дальше. В самом деле, если у нее с утра превосходное настроение, почему его не может быть и у лошади-великанши?

В лавках Хогсмида царило всегдашнее оживление. Трелони с удовольствием приценивалась к муслину и шифону, перемерила все летние мантии в магазинчике готового платья, и вышла оттуда с шалью прямо-таки королевского пурпура; азартно торговалась с ювелиром за одно серебряное колечко, чтобы потом купить другое, а в «Сладком королевстве» так наелась мороженого, что засаднило в горле. Когда она с пакетиком леденцов в кармане покинула кондитерскую, солнце уже клонилось к вечеру.

Сивилла вспомнила, что в Хогвартсе хвалили новую летнюю террасу, которую мадам Розмерта недавно открыла при своем заведении: мол, столики там установлены так, что можно сидеть и любоваться закатом и горами.

В кошельке еще болталась какая-то наличность. Эх, гулять так гулять!

Терраса при пабе и впрямь выглядела уютно. Цветущий хмель оплетал столбики, поддерживающие крышу, а настурции и петунии в деревянных кадках и глиняных горшках многоцветной кудрявой оградой замыкали внутри себя десяток столов, покрытых скатертями в зеленую, синюю и красную клетку. С балок крыши на цепях свисали лампы, вокруг которых вились стайки мошкары.

Сивилла, еще с улицы услышав веселую мелодию, подумала, что нынешним вечером волшебный музыкальный ящик у Розмерты заколдован на повышенную громкость. Но нет, громоздкое деревянное сооружение покоилось под чехлом в дальнем углу паба. Вместо него на террасе выступали живые музыканты — трое мужчин и женщина: две лютни, гитара и маленький звонкий бубен. Чернявые, бородатые, в черных атласных рубахах с широкими рукавами, лютнисты и гитарист смотрелись близнецами. На их темном фоне женщина напоминала ожившее пламя — подвижная, гибкая, вся в алом и с красной лентой в длинных русых волосах. Волшебный ящик выдавал репертуар Селестины Уорлок и рождественские гимны, а эта четверка играла что-то незнакомое ни Сивилле, ни, судя по удивленным и заинтересованным лицам, большинству клиентов.

Посетителей пока было не слишком много. Сивилла взяла сливочного пива и села за стол в углу.

Лютни и гитара понимали друг друга с первой ноты. Выждав одному ему известное время, к ним присоединялся уверенный голос, чистый, выразительный и необычайно мягкий. Женщина отбивала ритм бубном и пела то по-английски, то на других языках, и каждая песня в исполнении этого квартета становилась маленьким представлением. После одной особо залихватской песни, когда многие из сидящих уже принялись в такт стучать кружками по столам, солистка объявила перерыв: «перекусить и промочить горло». Музыкантов пригласила к себе какая-то шумная компания, и Сивилла вернулась к своему пиву, о котором позабыла, заслушавшись.

— Вечер добрый, коллега, — сказали над ухом с хорошо знакомой интонацией. — Не помешаю?

Сердце ухнуло в пятки, подпрыгнуло обратно мячиком и забилось чаще. Несмотря на все сегодняшнее ожидание радости, она и представить не могла, что ее ждет такая встреча.

В то время самыми молодыми учителями Хогвартса числилось трое: сама Трелони, декан Слизерина Северус Снейп и преподаватель магловедения Квиринус Квиррелл. Сходный возраст нередко сближает людей, в случае Снейпа и Квиррелла так и произошло, но Трелони подружиться с ними не удалось. Декан питал к ней необъяснимую неприязнь, которую даже не пытался скрывать, а магловед хоть и здоровался всегда очень любезно, был равнодушен и временами насмешлив. Сивилла догадывалась, что прорицания остаются в школьной программе исключительно волей директора, а она сама имеет в Хогвартсе репутацию полоумной и бесполезной особы. К тому же и начинающей алкоголички из-за неумеренной тяги к хересу. Совсем другое дело — Квиррелл. Студентки всех курсов сходили с ума по красивому и обаятельному профессору, учителя единодушно признавали не только его компетенцию в преподаваемом предмете, но также отменную эрудицию, искреннее дружелюбие и незаурядный ум. Министерские экзаменаторы, ежегодно посещавшие Хогвартс, не сомневались в его скорой и блестящей научной карьере. Магловед всерьез увлекся историей магической Британии и свободное время проводил за изучением древних рукописей и в исследовательских авантюрах вместе с угрюмым слизеринским деканом и его еще более мрачным приятелем — факультетским призраком. Возможно, поэтому у него до сих пор не появилось не только жены, но даже подруги, и тщетными оставались все авансы старшекурсниц и педагогических дам.

Сивилла, как и все, заглядывалась на красавчика, но никаких надежд не питала. И вот он собственной персоной, в светло-серой мантии, очень идущей к его голубым глазам, стоит перед ней с такой же, как у нее, кружкой сливочного в руке и выжидательно улыбается.

— Не помешаешь, — просияла Сивилла. Они давно уже были на «ты». — Решил скоротать вечер на свежем воздухе?

— После лондонской духоты Хогсмид настоящий рай, — Квиринус пристроил на свободный стул объемистый портфель и сел напротив Сивиллы. — Хотел бы я бывать в столице пореже, но увы...

— Изучаешь маглов, так сказать, живьем?

— Наоборот, изучаю магов с помощью маглов, — рассмеялся Квиринус.

Вообще-то он любил поговорить о своих исторических изысканиях и умел быть увлекательным. Правда, прорицательница до этого момента не входила в число его слушателей, но у нее такой заинтересованный и непривычный вид... Ба, она же без своих вечных очков, в которых похожа на растерянную стрекозу! Красивые глаза, как он не замечал этого раньше? И Квиринус с удовольствием пустился рассказывать о том, как с помощью магловских приборов удалось установить с точностью до десятилетия возраст Распределяющей Шляпы и что она не принадлежала никому из Основателей и появилась в Хогвартсе намного позже.

— У меня почти готов доклад, но пришлось пересмотреть некоторые показатели, потому я и зачастил в Лондон. Уф, умираю от жажды, — он надолго приложился к кружке. — Без малого три года бьюсь с этой Шляпой, а она подкидывает новые загадки.

— Например?

Вместо ответа Квиринус полез в портфель и вытащил оттуда что-то темное, зажатое между двумя тонкими стеклами.

— Это кусок от полей, его Пивз откромсал по моей просьбе. Взгляни на просвет, видишь ряд мелких дырочек? Это не моль, и не ветхость материала... Ума не приложу, зачем они там.

— Эти дырочки — следы от проволоки, к которой крепились искусственные цветы, — объяснила она, внутренне удивляясь, как он сам не догадался о такой очевидной причине. — Шляпа принадлежала женщине. Кажется, в семнадцатом веке возникла мода на такие украшения, но продержалась она совсем недолго.

Какое-то мгновение Квиррелл смотрел на нее в полнейшем недоумении.

— Гениально! — его громкий возглас заставил обернуться несколько голов. — И просто, как все гениальное. Но откуда ты это знаешь?

— Моя тетка когда-то зарабатывала шитьем мантий. У нее сохранилось несколько редких альбомов с рисунками одежды волшебников разных эпох... Мне нравилось разглядывать картинки. Ты думаешь, Распределяющая Шляпа принадлежала кому-то из директоров?

— Скорее всего. А благодаря твоей подсказке можно сузить круг предполагаемых владелиц до двух или трех волшебниц. Достаточно расспросить портреты.

Тем временем музыканты вернулись на эстраду и заиграли что-то неторопливое и легкое, очень подходящее к теплым весенним сумеркам, свежему сливочному пиву и хорошей беседе.

Сивилла сняла свою шляпу и тряхнула густой каштановой шевелюрой, никогда не знавшей шпилек. Удивленное восхищение, с которым смотрел на нее Квиринус, сделалось сильнее. На нее еще никогда не смотрели так... С мужчинами ей вообще не везло. Когда в кругу хогвартских кумушек разговор заходил о свиданиях, объятьях и поцелуях, Сивилла предпочитала помалкивать или пугать всех очередным пророчеством. Ну не признаваться же, что весь ее интимный опыт сводился к неуклюжему тисканью с каким-то гриффиндорцем на выпускном вечере после седьмого курса! К тому же она прочно забыла его имя. Вечная нерешительная улыбка на бледных губах, дурацкие очки, странное поведение, причудливый вкус в одежде, — кому такая нужна? И вдруг неподдельный интерес, явная симпатия... Вот у него и голос зазвучал по-другому...

— Сивилла, больше тебе спасибо за подсказку. Я и представить не мог, что...

— ...что чокнутая Трелони способна на что-то еще, кроме дурацких предсказаний? — быстро закончила за него Сивилла и усмехнулась, видя, как покраснел собеседник. Потом продолжила без улыбки:

— На самом деле я очень боюсь свихнуться по-настоящему. Из-за прабабкиного дара я часто не различаю, где настоящее, а где будущее, и какое оно — сбудется ли наверняка, или возможно, или не сбудется никогда. Я не могу быть такой, как все, потому что я и есть не такая... И поверь, радости мне от этого нет никакой. А-а, к драклам все! Напьюсь, — закончила она и залихватски осушила свою кружку.

— Прости меня, — попросил Квиринус. Он был очень серьезен. — Прости нас обоих с Северусом. Два болвана и больше ничего.

Сивилла не успела ответить: заговорила солистка квартета, до этого молча подыгрывавшая лютням и гитаре. Ее голос безо всякого «Соноруса» скользнул поверх общего шума.

— Дамы и господа, сейчас мы сыграем для вас нашу самую любимую песню. Ее нельзя петь в четырех стенах и под крышей — она требует простора. Вы сами почувствуете это... Итак, пусть взойдет «Лиловая луна»![1]

С первым же аккордом терраса изменилась до неузнаваемости. Стена паба, деревянный пол, цветочные горшки — все исчезло, и слушатели оказались вместе со столами на просторном лугу у широкой реки, хотя никаких рек в окрестностях Хогвартса не протекало. Повсюду разливался мерцающий сиреневый свет луны — впрямь лиловой и без привычных пятен. Небо от нее сделалось густо-фиолетовым, только у самого горизонта переходившим в глубокую ночную синеву.

Майский шест встал за рекой,

Дома нас не удержать.

Будем сегодня петь и плясать

тут, под лиловой луной.

Женщина шла по лугу, и бубен в ее руке походил на пригоршню звезд.

Белая роза в черных кудрях,

кружка браги хмельной,

выпьем за нас, что собрались сейчас

здесь, под лиловой луной.

Звезды взлетели, ритм ускорился, плеснул бесшабашным весельем:

Пиво рекой и песни рекой!

однажды в году ночь бывает такой —

прошлое с будущим в танце сошлись

здесь, под лиловой луной!

Какая-то сила вынесла Сивиллу из-за стола, и вот она уже посреди луга, а рядом еще женщины и мужчины, молодые и в возрасте, луна преображает их лица, меняет одежды...

В круге волшебном рыцарь и шут,

ведьма и домовой...

Хочешь войти в наш хоровод,

здесь, под лиловой луной?

Квиринус не заметил, когда сгинули последние столы и ничего не осталось, кроме сцепленных рук и огромного разноцветного человеческого кольца. Но пропажа портфеля и выходной мантии почему-то ничуть не огорчила: в рубашке и летних брюках гораздо удобнее бежать за танцующими, чтобы разглядеть в их мельтешении светлый силуэт Сивиллы.

Он нашел ее сразу и, уверенно расцепив чужие пальцы, встал рядом и ничего уже больше не видел, кроме смеющихся глаз, в которых плясала луна.

Ты позабудь до утра обо всем,

ношу тревог долой,

нынче судьбу ты встретишь свою

здесь, под лиловой луной.

Круг не прервался, но они выпали из него куда-то к реке, где мелодия звучала чуть тише. Горячая кожа под тонким полотном рубашки, каштановые волосы пахнут диким хмелем, под нетерпеливыми пальцами отлетают в траву пуговицы... Сивилла на миг застывает, и видится ей: за спиной Квиринуса луг и хоровод рушатся в черную бездну, он на самом краю, еще шаг и... Будь ты проклят, дар Кассандры!

Сивилла крепче обнимает Квиринуса, и кошмар тает, как дым. Чем бы ни грозилось будущее, сейчас прорицательница твердо знает одно: тот последний шаг она своему мужчине сделать не даст. И они будут счастливы назло всем пророчествам!

***

Поппи молчала, делая вид, что занята заварочным чайником. Нескладная странная девочка — слишком странная даже для волшебницы — на которую вдруг рухнула большая любовь, а следом большая беда. Сказать ей правду и бесповоротно отправить на дно бутылки? Солгать — и в конечном счете толкнуть туда же?

Подошло время поить все еще бессознательного Квиррелла. Но прежде Помфри привычно ловко сняла с него одежду, переодела в больничную пижаму: пациент значит пациент, и нечего поверх белого одеяла в ботинках валяться. Почувствовала сзади легкое движение — Сибилла неслышно подошла к изголовью и принялась разматывать тюрбан.

— Может, не надо? — Поппи догадывалась, что скрывается под плотной тканью и ядреной чесночной завесой.

— Ему неудобно в нем лежать, — спокойно объяснила Трелони, осторожно касаясь неподвижной головы.

Она отбросила в сторону лиловый шарф. Худшие опасения целительницы оправдались. Сквозь чесночную вонь пробился другой запах — незнакомый и резкий. Помфри передернуло. Сивилла невозмутимо собирала с подушки рассыпавшиеся дольки чеснока.

— Наверное, лучше накрыть ему темя полотенцем, — предложила она. — Вдруг сюда зайдет кто-нибудь. Чем его поить надо?

— Чудная ты, — не выдержала Помфри. — Другая после того, что он с тобой сделал, плюнула бы и прокляла, а ты в сиделки к нему идешь.

— У другой будет другой. А мне другой не нужен. Мне нужен он — прежний.

_____________

[1] авторский перевод песни Under A Violet Moon проекта Blackmore's Night. Перевод получился очень приблизительный, мне было важнее попасть в ритм мелодии.