Дюна. В Королевстве. Четвертая Книга

Глава 20.

Так и не вынимая рук из карманов, Генри направился к окну, рассматривая меня на фоне картины. Он немного склонил голову, будто под нужным ему углом, и было непонятно — то ли он примерял мой образ к своему роду, то ли определял, насколько гармонично я вписываюсь в его пространство.

В его взгляде не было ни патетики, ни торжественности — скорее, намерение убедиться в своей правоте — насколько верно он все рассчитал в отношении меня. В комнате повисла тишина, и если Генри был спокоен, то мое состояние сложно было назвать таковым.

С одной стороны мне было дискомфортно, словно меня рассматривали, как неодушевленный объект, без сантиментов и эмоций, но с другой — этот взгляд завораживал своим спокойствием. Хладнокровием. В нем ощущалась призма веков. Опыт многих поколений, который наслаивался век за веком, сплелся в королевской ДНК и сейчас выкристаллизовался в подлинном знании жизни. Умении безошибочно считывать людей и ситуации. В возможности манипулировать и вести тонкие игры. В способности поступать вопреки социальным нормам. Я смотрела на Генри и в очередной раз ловила себя на мысли, что меня не отталкивают эти черты холодного рассудка. Мне нравится эта осмысленность. Эта сила разума. Эта внутренняя уверенность человека, принимавшего каждый день сложные решения. Все это в совокупности подчиняло меня его воле. Не потому, что должна, а потому, что хотела. Хотела склонить перед ним голову. Хотела стать частью его мира. Его знаний. Его опыта.

Не зная, как поступить — спросить как дела, подойти к нему или стоять на месте, я решила нарушить тишину и продолжить тему портрета, оставаясь там же.

— Вы похожи, — произнесла я, и даже мой голос в его королевском присутствии звучал как-то по-другому. Более нежно. Более покорно.

Генри коротко кивнул, то ли соглашаясь со мной, то ли убеждаясь в правильности нахождения меня в его жизненной программе, но не стал продолжать тему своих праотцов, а я вновь почувствовала некую трансформацию, определение которой никак не могла дать.

— Подойди ко мне, — внезапно произнес он, и мое сердце учащенно забилось.

И вновь я поймала себя на мысли, что хочу подчиниться и этому спокойному голосу, и этому разумному взгляду, и этой мужской силе. Было в этом что-то завораживающе сексуальное. Что-то истинное. Неоспоримое. То, по чему я так соскучилась. То, чего мне так не хватало. То, что и должно происходить между мужчиной и женщиной. Без налета современной пропаганды равноправия и женской независимости. Зацикленности на мужской чувственности и уступчивости.

[Музыкальная тема во вкладке буктрейлер. “Hooverphonic” в сопровождении оркестра — выступление в Зале королевы Елизаветы в Антверпене]

Я аккуратно пересекла комнату и встала перед ним.

— Тебе идет серый, — произнес он.

— Под цвет твоих глаз… — тихо ответила я и была уверена, что он понял мою мысль. Таким образом я говорила, что принимаю его суть серого короля, манипулирующего чужими судьбами.

Я хотела спросить, что будет дальше, после этой ночи, но понимала, что сейчас не лучший момент для вопросов, и не хотела ему перечить. Не хотела заводить разговор о своём будущем. Не хотела задавать тот миллион вопросов, круживший в сознании. Все это будут потом. Сейчас это было неважно. Главным сейчас были мы. Наша связь. Насколько гармонично мы попадали друг в друга.

Он поднял руку и вновь, как когда-то в машине, провел тыльной стороной пальцев по моей щеке. Такой простой, но такой говорящий жест. Интимный. Собственнический. Заявляющий на меня свои права. Никто больше не имел права прикасаться к моему лицу. Прикасаться к моему телу.

Я вновь поцеловала его руку, а он уже более жестко прошелся по моим волосам, разрушая аккуратно уложенные пряди, пользуясь своим правом распоряжаться моим телом. Моим чувством. Моей судьбой.

Я вздохнула от возбуждения, а он уверенным движением притянул меня за затылок и накрыл ртом мои губы. Не спрашивая моего разрешения, он вторгался языком в мой рот, сжимал ладонями мою грудь. Медленно. Уверенно. Без суеты.

Только сейчас, целуя Генри, вжимаясь в него, я поняла, что это была за трансформация. Меня не отпускало ощущение, что я очутилась в другом измерении, в каком-то странном симбиозе прошлого и современности. Будто я прошла экзамен, жесткий отбор, и Генри позволил мне прикоснуться к его родовому древу, к его коллективной ДНК.

Однако, не только это будоражило сознание. У меня возникали странные ощущения. Словно я уже знала Генри когда-то давно, где-то в глубине веков, и сейчас лишь вспоминала его. Вспоминала его поцелуи и руки. Его прикосновения и запах. Словно память вытащила наружу воспоминания моих прошлых воплощений. Это было одновременно странно и завораживающе. Пугающе и прекрасно.

— Я знаю тебя… Откуда-то из прошлых веков… — сбивчиво прошептала я, целуя его скулы, но была уверена, что Генри не верил во все эти теории. Собственно, я тоже в них не верила до это минуты.

В подтверждение моей мысли он лишь скептически усмехнулся над моим ухом, и начал медленно расстегивать молнию на моем платье. Я же отогнала эту мысль и вновь сосредоточилась на нас здесь и сейчас. Платье легкой горкой упало к моим ногам, а Генри, так же не спеша, приподнял меня под мышки и понес в спальню. Он словно раскачивал меня в тягучем танце, от которого кружилась голова. Я закрыла глаза и, чувствуя его мускусный терпкий запах, прижималась к нему, поддавалась этому размеренному танцу, входила в странный транс, обвив руками и ногами его торс.

Мы остановились у кровати, и я, чувствуя щекой его щетину, услышала голос над ухом.

— Раздень меня, — тихо приказал он, и я, осязая пахом его эрегированный член, также медленно, словно в танго, скользнула вниз.

Стараясь не выбиваться из этого умеренного ритма, я раздевала своего короля и продолжала этот необычный танец, увязая в нем все сильнее и сильнее.

Стягивая с Генри рубашку и целуя его грудную клетку, я отмечала, что его кожа была светлой, а торс гладким, словно белый мрамор с голубыми прожилками вен. И таким же твёрдым, как минерал. Ещё один штрих его королевского происхождения.

Опустившись на колени и снимая с него белье, я не могла не отметить красоту его члена. Острый. Длинный. Будто высечен из белого камня. Обладающий настолько сильной потенцией, что в прямом смысле стоял вертикально, словно поднятая вверх пика, и плотно прижимался к животу.

— Ты начала пить противозачаточные? Если нет — презервативы в тумбочке, — произнес он, и его слова немного выбили меня из ритма, возвращая в реальность.

Я посмотрела на Генри, но воздержалась от вопросов. Ответы я знала. Уверена, отчеты о моих плановых визитах к гинекологу и стоматологу в срок отсылались ему.

Мне вспомнился звонок от моего гинеколога незадолго до поездки, рекомендация пройти осмотр, а также пододвинутая мне коробка контрацептивов с рекомендацией начать их принимать.

Я предполагала, что действия гинеколога были делом руки Генри, и сейчас лишь подтверждала свои выводы.

— Не испытывай мое терпение, королева, — улыбнулся он, и я, понимая, что тормозить не стоит, ответила.

— Да, принимаю.

Он кивнул, и с этого момента наше танго продолжилось.

Я потянулась к своим чулкам, желая их снять вслед за бельем, но Генри остановил меня жестом, и в его глазах читалось “мне нравится этот аксессуар. Оставь его, королева”.

Одним движением он посадил меня на кровать, надавил рукой на плечо, заставляя лечь. Однако, сам не торопился. Он вновь смотрел на меня, будто примеряя мой образ в своей постели — насколько гармонично я вписывалась в его интимную жизнь.

Я же лежала на огромной кровати с резным изголовьем и боялась пошевелиться. Мне нравился этот спокойный взгляд серых жемчужных глаз. Он завораживал своей невозмутимостью. Своей уверенностью. От него кружилась голова и тлели кости. Я боялась закрыть глаза, опасаясь проваливаться в небытие.

Я в очередной раз вздохнула от возбуждения, а Генри опустился на кровать и продолжил наш тягучий танец, все так же не выбиваясь из размеренного ритма.

Он вводил в меня свой острый вытянутый член, словно насаживал на пику. Медленно растягивал меня изнутри. Уверенно подчинял мое лоно своему члену.

Он вёл меня в своём танго, раскачивал меня в тягучем ритме, и я сходила от него с ума, сгорала от похоти, будто сейчас проваливалась в густую огненную лаву. Генри вёл безупречно, не давая мне ни малейшего шанса на инициативу, я же старалась попадать в такт.

Его уверенная рука на моей талии — моя робкая ладонь на его плече.

Его жесткое бедро, вдавливающее меня в матрас — моя гуттаперчевая нога, будто гибкая лоза, огибающая его поясницу.

Его настойчивый рот на моей шее, мой отзывающийся на его напор стон.

И так до бесконечности. По кругу. Каждый новый куплет сопровождался сменой позы, и я, кружась в этом тягучем безумии, погружалась все глубже в обжигающую лаву и, мокрая от пота, лишь фиксировала краем сознание смену позиции.

Он сзади. Я упираюсь руками в стену.

Его тяжёлое дыхание над ухом — стук моего сердца в унисон его дыханию.

Его ладонь, сжимающая мою грудь — моя голова, льнущая к его шее.

Его корпус, вжимающий меня в стену — моя поясница, выгибающаяся ему навстречу.

Вновь мы на кровати. Ещё один куплет. Я хотела его оседлать, но он остановил. На его лице мелькнуло недовольство, и я поняла, что он не даст мне вести этот танец.

Только он его направлял и только он его вёл. Он его создавал, вплетая меня в свою жизненную программу.

Смена позиции. Он сбоку.

Он рисовал наше танго, и каждый штрих ложился правильно. Как и должно было быть. Казалось, я составляла идеальный пазл.

Его член. Острый. Длинный. Настойчивый. И мое лоно. Мягкое. Пластичное. Растягивающееся по его длине. Повторяющее его контуры и размеры. Принимающее его жесткость.

Рефрен. Он вновь накрывает меня своим телом. Поглощает целиком и полностью.

Чувствуя его глубоко внутри, отзываясь на его жесткие толчки, я стонала в плотном кольце его рук, выгибалась от его рта, кусавшего мои соски, и сгорала от похоти. Я плавилась заживо в этой лаве, чувствовала, как внутри меня растекается сперма Генри, и где-то на задворках сознания понимала, что сейчас я трансформируюсь, переплавляюсь в новую личность, вплетаюсь в родовое древо Генри, становлюсь его частью.