Глава 4.

Мы с Франсуазой сидели в уютном ресторане пятизвездочного отеля на набережной Берг и, попивая шабли, разговаривали.

Со времени нашей встречи прошло чуть меньше года, но сейчас, рассматривая Франси, я чувствовала, будто прожила за это время маленькую жизнь, наполненную событиями. Будто все, что со мной происходило в Голливуде, было настолько давно, что сейчас уже казалось неправдой. Мое прошлое в пластмассовом мире все больше и больше заволакивало дымкой забвения, и лишь вопросы Франси и моя боль при внезапных воспоминаниях, будоражили память и говорили о том, что все произошедшее со мной было в этой жизни, а не где-то в прошлом моем воплощении.

— Как долго ты работаешь в Европе? — спросила Франсуаза, отпивая из своего бокала.

— С конца января, — улыбнулась я.

— И не планируешь возвращаться в Голливуд?

— Нет, — улыбнулась я, скрывая эмоции, но Франси, не подозревая подоплеки, продолжала меня мучить. Впрочем, я была готова к разговору о своем прошлом и не бежала от него.

— А с Иэном вы поддерживаете контакт? — продолжала она.

На секунду я опустила глаза, чтобы не выдать волнения, но тут же посмотрела на француженку с улыбкой на лице.

— Мы иногда созваниваемся.

И я почти не врала. Первая я не звонила, не желая мучить Иэна, не желая мучить себя. Желая лишь одного — чтобы поскорее ушла боль расставания. А он позвонил мне лишь раз. Видимо, сразу после беседы с Генри, и наш разговор пусть и был коротким, но исчерпывающим.

— Ты и правда больше не хочешь возвращаться ко мне? — его голос звучал напряженно, я чувствовала, что Иэн подавлен, и мое сердце рвало на куски.

— Я не хочу возвращаться в Голливуд… — поправила я, сдерживая сердцебиение.

— Это практически одно и то же, — резко возразил он, и я вздохнула, утверждаясь в мысли о том, что он не видел меня вне своего пластмассового мира. Что наша с ним связь была творческим тандемом, а не семейным. Мы были дружными партнерами, держащимися за руки, мы составляли идеальную пару, между нами была химия, и даже наш секс напоминал дружеский, партнерский. Однако, стоило мне выйти за круг его мира, и наш союз начал давать трещину.

Мне стоило немалых трудов убедительно сыграть свою увлеченность новым проектом, полное равнодушие к Голливуду, и мне это удалось. Видя, как Сомерс разочарованно смотрит на меня с экрана планшетника, я ловила себя на мысли, что уже наблюдала это выражение лица. Так Иэн смотрел на меня, когда я отказалась от роли в фильме Корзано. Ему было больно, но он поверил.

— Генри мне сказал, что у вас ничего не было, и ты мне не изменяла. Это правда? — был еще один вопрос, и я уверенно ответила.

— Я тебе никогда не изменяла и была тебе верна, поверь.

— Верю, но хотел услышать эти слова от тебя лично, — произнес он, но я видела в его взгляде боль.

— Ты мне очень дорог, Иэн, — мой голос звучал сдавленно, и я сдерживала ком в горле. — Я никогда не хотела причинить тебе боль. Но ты должен отпустить меня.

Он молчал, изучая мое лицо. Возможно, он понимал, что за моей экспедицией стоял Генри, но, по большому счету, это было уже неважно. Основная мысль — я увлеклась новым направлением деятельности и отказалась от Голливуда — была обозначена, Иэн в нее поверил и сейчас, скользя по мне тяжелым взглядом, он меня отпускал. Он со мной прощался.

— Желаю тебе успеха в благотворительной деятельности, — наконец произнес он, и его голос звучал глухо, но не агресивно, без обвинений. Казалось, он пытался смириться с новой реальностью своего пластмассового мира, где уже не было меня.

— Спасибо, — тихо проговорила я, и не успела ничего добавить, как экран потух.

Я смотрела на свое отражение в черном окне пустоты и понимала, что Иэн ушел. Он не был на меня обижен. Лишь не хотел, чтобы я видела его боль потери.

Сейчас, по прошествию месяца, я уже не так остро воспринимала этот разрыв и, каждый раз вспоминая о нем, пыталась понять, а что бы было с нами, если бы не Генри. Как долго мы бы были счастливы с Иэном, если бы мне наскучила карьера актрисы, если бы я почувствовала, что мне тесно в рамках Голливуда, и я захотела бы попробовать себя в той же благотворительной деятельности или в чем-то другом.

— Не тоскуешь по кинокарьере? — тем временем продолжала Франси, и я была благодарна француженке, что она ушла от прямых вопросов об Иэне. Впрочем, слух о том, что наша с Сомерсом связь — ничто иное, как пиар-ход, уже облетел Голливуд и как-то тихо улегся. Обо мне, как о жене Иэна Сомерса, никто не говорил, изображения, сделанные в период нашей совместной жизни, исчезли, и у меня возникало странное ощущение. Казалось, будто незримая рука Генри стирает мое прошлое с Сомерсом. Что, собственно, было недалеко от истины.

— Мне некогда скучать… — покачала я головой, и не врала.

— Я кстати, видела фильм. Ты очень талантливо сыграла… — продолжала она.

— Большое спасибо за комплимент, — я улыбнулась и, отпив немного вина, попыталась скрыть все те эмоции, которые у меня возникли при просмотре фильма.

Как и сказал Иэн, ленту полностью перекроили. Образно выражаясь, даже в кадре нас с Иэном развели — мы появляемся вместе номинально. Несмотря на то, что фильм взял несколько премий и был тепло встречен критикой, кассовые сборы оставляли желать лучшего, и проект заработал меньше, чем предполагалось. Думаю, причина крылась именно в том, что линия мужчина-женщина, из-за которой мне изначально и предложили съехаться с Иэном, была сведена к минимуму, и фильм нашпиговали модными “повестками”. Поднимались проблемы сексуальных меньшинств и расовой дискриминации, и мне иногда казалось, что даже моя линия с подругой детства отдавала лесбийской любовью. Фильм от этого не стал менее глубоким или менее интересным, основной лейтмотив картины “герои нашего времени” сохранился, и Корзано остался доволен.

— Это констатация факта, — уверенно произнесла Франси и добавила: — Я знаю, что лента заняла много призов, и мне даже жаль, что ты оставила карьеру в Голливуде.

И мне вновь пришлось нарисовать улыбку, пряча за приветливой маской эмоции.

Фильм был выдвинут на номинации не только Оскара, но и BAFTA, который прошел в Лондоне в начале февраля, и я подсознательно ждала, что Иэн объявится. Что он, находясь в Европе, захочет со мной еще раз поговорить. Я была уверена, что Генри не давал ему запрета встретиться со мной.

Однако он не позвонил, никак не дал о себе знать, и я понимала, что так правильно. Что так и должно быть. Что так мы быстрее забудем о нашем прошлом. Ему, как и мне было больно, когда он потерял со мной связь, едва я вышла за пределы его мира. Просматривая красную дорожку Лондонской премии, а затем и Голливудской, я внимательно всматривалась в лицо своего теперь уже бывшего мужа и грустно улыбалась. Крепко сжимая статуэтки, заслуженные им по праву, он продолжал жить и работать в своем пластмассовом мире. В интервью он рассказывал о новой режиссерской работе, и пусть его лицо было уставшим и, временами, жестким — он все еще испытывал боль, но в его взгляде мерцал интерес. Интерес к работе. Интерес к будущему. Он полностью погрузился в работу, в новые проекты, я же отпустила Иэна и продолжила свой путь.

Что ж. Генри и здесь оказался прав. Я сделала правильный ход.

Загрузка...