Гром среди ясного неба

10 ЧАСОВ 30 МИНУТ ПО МЕСТНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ

Поль вышел из палатки полевого госпиталя с новым зеленым именным жетоном, прицепленным к карману футболки. Доктор Бартлет, который его осмотрел, был таким же измученным, как и Робертсон, но после приема он тоже выразил радость по поводу того, что Полю так сильно повезло. Сам Поль не мог этого не понимать. Но, увидев, как за перегородкой на тридцати койках в ряд лежат тяжелобольные, одни с кислородными подушками, другие с капельницами с глюкозой, подвешенными к стойкам, он почувствовал себя виноватым перед этими людьми, хотя и понимал, что это нелогично. Его просто подавило представшее перед ним странное зрелище. От чувства подавленности до необоснованного чувства вины был один шаг. Почему несчастье его миновало? В свою очередь, чувство вины рождало страх. А минует ли в будущем? В конце концов он ведь только гость в Тарсусе. Эта эпидемия могла зародиться прежде, чем он приехал. Может быть, позже он тоже заболеет…

Но разговор с врачами не давал повода для таких мыслей. Он задал прямой вопрос Бартлету. И хотя его ответ был осторожным и неопределенным, хотя врач всячески подчеркивал неосведомленность о характере болезни и ее течении, в его словах было нечто большее, чем просто желание успокоить. Он выразил надежду, что Поль избежал страшных последствий болезни. Он даже высказал предположение, что, если в ближайшие два дня состояние Поля будет улучшаться, весьма возможно, он благополучно выпутается из этой истории. И от этого осторожного оптимизма или оптимистической осторожности у Поля вновь возникло чувство вины и растерянности.

Когда Поль увидел, что из штабной палатки выходит Хоуп Уилсон, он страшно обрадовался и приветствовал ее с таким энтузиазмом, с каким земляки приветствуют друг друга, встретившись на другом краю света в незнакомом месте. Значит, она тоже избежала заражения.

— Мисс Уилсон!

— Мистер Донован!

Поль мгновенно почувствовал по ее интонации, что она испытала такое же облегчение, увидев его здоровым.

— Боже, как приятно вас видеть! — воскликнул он.— Я хочу сказать… А-а… то есть… Как приятно кого-нибудь увидеть.

Поль умолк в смущении. Он хотел сказать вовсе не это. А если и это, то сказал совсем не так. Опять получилось неуклюже, опять он мямлил и чувствовал себя неловко. Он вспомнил их предыдущую встречу, вспомнил, как ему было трудно говорить с ней. Правда, тогда он был болен и занят сыном Праттов… Воспоминание о неловкости предыдущей встречи и неудачное начало разговора заставили его покраснеть, в ушах зазвенело. И дело было вовсе не в болезни. А в самой Хоуп. Странно, ведь он знал эту женщину совсем мало. И вроде бы ничего особенного к ней не чувствовал. Поэты когда-то назвали это «химией любви». Но он как биолог в это не верил.

— Я понимаю, что вы хотите сказать,— улыбаясь, сказала она.— Я почувствовала то же самое, когда вас увидела. Все это ужасно, не правда ли? А вы совсем не болели? — спросила она.

— Немножко,— ответил Поль.— Однако самое худшее, когда не знаешь, чем болен.

— Конечно,— сказала она,— плохо не знать… Но есть вещи и похуже… Это… это просто ужасно…

— Ваши тетя и дядя? — спросил Поль, бросив взгляд на палатку госпиталя.

— Да,— ответила она,— они там.

— Мне очень жаль,— сказал он тихо.— Я пришел повидать миссис Дженкинс. Она без сознания.

— Это… это ужасно.

— А вы не больны?

— Кажется, нет! Во всяком случае, пока. А вы?

— Я болел прошлой ночью. И сегодня с утра чувствую слабость, но небольшую. Безусловно, это не сравнится с тем, что приходится переносить любому из них. Слушайте,— спросил Поль,—вы уже пили кофе? Доктор Бартлет сказал мне, что где-то есть полевая кухня, которая выдает питание: Вы же знаете, как функционирует армия во время катастроф. Что ни случись, у них всегда есть кофе и пирожки.

— Я с удовольствием выпью чашечку кофе.

Они прошли к палатке-столовой, разбитой рядом с полевым госпиталем во временном городке, который армия соорудила в центре Тарсуса. Поль не мог не восхищаться эффективностью операции, проведенной армией, но ряды деревянных столов и скамеек в столовой действовали угнетающе. Особенно теперь, при таком безлюдье. Они налили кофе из большого кофейника, стоявшего на одном из столов. Когда они брали сахар и сливки, Поль повернулся и сказал Хоуп:

— Вы, наверное, не хотите пить здесь, правда? Она осмотрелась, сморщила нос и сказала:

— Нет, не очень.

— Тогда пойдемте под дерево,— предложил Поль.

— Прекрасно,— сказала она.

Они вышли и вынесли чашки с кофе на широкую лужайку перед госпиталем.

— Здесь живут Питерсоны,— сказала она.— Я их тоже видела в госпитале.

Под березками стояли старинные скамьи из кованого железа, но Хоуп и Поль прошли дальше и сели на траву. Некоторое время они пили кофе молча. Хоуп первой нарушала молчание:

— Я понимаю, что все больны, но мой дядя… Он просто сошел с ума.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил Поль.

— Это ужасно, просто ужасно. Он все время говорит, что он мертв. Всю ночь пролежал не двигаясь, только плакал и повторял без конца, что он мертв. Дело не в том, что он умирает или боится умереть. Он по-настоящему думает, что уже умер. И он не в бреду. Когда я хотела его успокоить и сказала, что он жив, он мне ответил, что это очень мило с моей стороны говорить так, но он-то знает, что уже мертв.

— Не понимаю,— сказал Поль,— может быть, это следствие высокой температуры.

— Может быть,— ответила она неуверенно.— Доктор Бартлет никак не мог это объяснить.

— А ваша тетя? — деликатно спросил Поль.

— Она не так больна, как он, и, кажется, в здравом уме. Меня, однако, пугает то, что у нее астма, а эта болезнь, возможно, ухудшит ее состояние. Они из-за астмы переехали сюда двадцать лет назад. Она очень страдала от астмы. Они купили овечью ферму в долине, а здесь, в городе, построили себе дом.

— Ну,— сказал Поль, стараясь придумать что-нибудь ободряющее,— я уверен, что военные сделают все, что в их силах.

— Они ее держат под кислородным колпаком и дали ей адреналин. Думаю, что нам повезло,— добавила она.— Я хочу сказать, что военные так быстро сюда приехали со всем оборудованием и с таким большим персоналом.

— Да,— сказал Поль,— они явились, как наездники в последних кадрах ковбойского фильма. Я нашел миссис Дженкинс на полу в гостиной прошлой ночью и вышел, чтобы позвать кого-нибудь на помощь. Потом отправился к доктору Кули, чтобы позвонить от него и вызвать врача. И тут они и подъехали в своих диких костюмах.

— Костюмах? Какие костюмы?

— Защитные костюмы с масками и перчатками. Они выглядели действительно странно, почти как космонавты.

— Странно,— сказала Хоуп.

— Что вы хотите этим сказать?

— Сегодня утром они уже без них.

— Верно, без них.

— Тогда…— сказала она медленно, наморщив лоб и напряженно, думая.— Если они не знают, что это за болезнь, если точно не выяснили, чем все больны, зачем сняли защитные костюмы? Разве они не боятся тоже заразиться? Мы-то ведь находимся здесь в карантине, потому что мы заразные. Может быть, им сделали прививку?

— Нет,— сказал Поль,— это нелогично, если они не знают, что это за болезнь. Вы знаете, я спрашивал у майора Робертсона про костюмы. А потом мы начали говорить о чем-то другом. Но теперь я вспоминаю, что он не ответил на мой вопрос.

— Я думаю, что они знают больше, чем говорят нам.— Хоуп повернулась и посмотрела Полю прямо в глаза.— Но что именно они нам не говорят? Что может быть таким ужасным, что нам нельзя этого знать?

Голос ее был спокоен. Поль видел на ее лице лишь настойчивое любопытство и удивительную сообразительность. Сам-то он не заметил в разговоре с майором Робертсоном какой-либо непоследовательности или, может быть, желания увильнуть от прямого ответа.

Хоуп смяла пустой картонный стакан.

— Я не вижу в этом смысла,— сказал Поль после длительной паузы.— Кого им надо выгораживать? Насколько я знаю, все в городе больны, кроме меня и вас. Почему им не ответить нам прямо? Зачем им что-то скрывать?

— Я не знаю. Иногда трудно получить прямые ответы от врачей. Особенно от незнакомых. Наверное, военные врачи особенно скрытны.

— Наверное, так и есть,— сказал Поль,— однако доктор Бартлет и майор казались мне достаточно откровенными.

— Да,— сказала Хоуп,— но они не такие, как доктор Грайерсон.

— Кто он?

— Врач моей тети в Солт-Лейк-Сити, он крупный специалист.

— Вы ему позвонили?

— Я пробовала,— ответила она,— но наш телефон не работает, а я не хотела оставлять их дома одних. А потом приехали военные. Но сейчас можно было бы позвонить. Как вы думаете, его пустят сюда? Ведь карантин на врачей, вероятно, не распространяется, а?

— Думаю, что нет,— сказал Поль,— они ведь должны лечить больных.

— Я бы могла попросить его приехать сюда и посмотреть тетю. И тогда он мог бы ответить на некоторые наши вопросы. Я его знаю с детства и доверяю ему.

— Прекрасно.— Поль встал и помог ей подняться.— Пойдемте в магазин Смита, вы сможете позвонить оттуда.

Они перешли через дорогу и вошли в магазин. Военные заняли помещение бара, превратив его в клуб для свободных от дежурства солдат и врачей. Там было не очень шумно, но слышался оживленный гул голосов и даже смех. Поль неожиданно осознал, какая тишина была на улицах города. Только гудение генераторов и пение птиц. Ни перекликающихся детских голосов, ни лая собак, ни тарахтения легковых машин и грузовиков, сворачивающих с главной дороги и взбирающихся по склону ущелья. Как будто весь город затаил дыхание. Но тут, в магазине Смита, снова обнаружились явные признаки жизни. Когда Поль и Хоуп вошли, шум голосов не прекратился, но стал более тихим и настороженным. Военные, игравшие в бильярд, карты и просто сидевшие за кружками пива, перевели с удивлением глаза на этих двух жителей города, которые просто гуляют. Но дело было не только в этом. Послышался свист, заставивший Хоуп покраснеть, поскольку он яснее ясного говорил, что именно их особенно заинтересовало. Она шла впереди Поля, и тут он заметил, как плотно джинсы облегают ее фигуру. Свист, не вызвавший у Поля восторга, был естественной реакцией на появление Хоуп. Он осознал, что она была чертовски эффектная девушка.

Телефон-автомат висел на стене. Хоуп остановилась около него и посмотрела на Поля.

— У вас есть монетка? — спросила она.— У меня нет с собой денег.

— Думаю, что есть,— сказал он.

Пока Поль рылся в карманах в поисках мелочи, один из солдат, сидевших за стойкой, подошел к ним.

— Извините, мисс,— сказал он,— этот телефон не работает.

— Как, этот тоже не работает?

— Тоже? — повторил солдат.— Я о других не знаю.

— Наш квартирный телефон не работает,— объяснила она.

— О! — сказал солдат. —Я уверен, что его скоро исправят. Мы уже доложили об этом майору.

— А почему бы нам не попробовать позвонить от Кули? — предложил Поль.— Я не знаю, в госпитале он или лежит дома, но вряд ли он запер свой дом. Я уверен, что он не будет возражать.

Выйдя из магазина, они снова попали в тихий, жаркий солнечный день. В полутемном магазине Поль снял солнечные очки, и теперь яркий свет его ослепил. Он усиленно заморгал, и Хоуп пристально посмотрела на него.

— Вы себя нормально чувствуете? — спросила она.

— Да, да,— сказал он.— Только глаза стали очень чувствительны.

Он надел очки, и они пошли по ущелью к дому доктора Кули. Хотя они шли медленно, после нескольких сот ярдов Поль почувствовал такую тяжесть и усталость, как будто бы он прошел много миль. Дело было не в жаре. Он привык к ней даже за то короткое время, пока находился здесь, в штате Юта. Наверняка это последствия прошлой ночи. Болезнь, какой бы она ни была, не прошла бесследно. Он с большим облегчением вспомнил, что оставил свой пикап перед домом Кули. Обратно они смогут ехать на машине.

Но когда они подошли к дому, он увидел, что пикапа там не было. Поль забеспокоился, но потом решил, что в таком маленьком городе вряд ли машину могли украсть. Скорее всего военные просто переставили ее на другое место. Их любовь к порядку похвальна, но в данном случае это было неприятно, так как теперь им придется возвращаться пешком, да еще в гору.

У доктора Кули был невысокий дом, обшитый белыми досками. В одной части он жил, а другая служила ему приемной. Соответственно там были две входные двери: одна в жилую часть, а другая в приемную. На ней висела табличка: «Карлтон М. Кули — ветеринар». Поль и Хоуп вошли во вторую дверь. Они сочли, что неудобно идти в жилую половину, хотя разницы большой не было. В доме было так же неестественно тихо, как и во всем городе. Хоуп позвала:

— Доктор Кули! Кто-нибудь есть дома? Хелло!

— Он, наверное, тоже болен,— сказал Поль.

— Я и не рассчитывала на ответ,— произнесла Хоуп,— но…

— Я понимаю,— сказал Поль,— было бы неприлично, если бы мы вошли, не подав голоса.

Они находились в зале ожидания, где попахивало дезинфекцией. По стенам стояли деревянные скамейки и стулья, а в углу стол, на котором лежали старые журналы «Жизнь собак» и рекламы фирмы, поставляющей продукты питания для животных. За залом ожидания находился небольшой кабинет Кули, вернее, это был коридор, ведущий в лечебное отделение, но он сумел разместить тут ветхий стол, стул и шкафы с картотекой. Поль ждал в дверях, пока Хоуп пыталась дозвониться. Он смотрел, как она набирала номер указательным пальцем и дожидалась гудка. Он знал, что это бесполезно. Прошло всего несколько секунд, а он уже был совершенно уверен, что и этот телефон не работает. Однако он не хотел мешать Хоуп. Девушка упорно набирала номер, теперь медленнее, уже почти без всякой надежды. Прежде чем повесить трубку, она повернулась и вопросительно посмотрела на Поля.

— Линия, наверное, повреждена,— сказал он.

— Да, конечно.— Она повесила трубку.

Все это было весьма грустно и вызывало раздражение. Поль наблюдал, как она закурила еще одну сигарету и с раздражением погасила спичку. Было очевидно, что эта неудача ее страшно расстроила.

— Я полагаю, нам следовало спросить в штабе госпиталя. Они бы сообщили, что линия повреждена, и не пришлось бы сюда идти.

— Наверное, так,— сказала Хоуп.

Понимая, что необходимо еще что-то предпринять, и желая, чтобы нахмуренное, усталое лицо Хоуп прояснилось, Поль стал усиленно соображать, и вдруг его осенило.

— Слушайте! — сказал он.— Они могут нам помочь. У них же есть полевая связь, телефон или что-нибудь еще. Они же должны иметь какую-то связь с внешним миром. Пойдемте к майору. Как его там зовут?

— Робертсон,— ответила она.

— Правильно. Он вас соединит с врачом.

— Да, конечно,—ответила она.— Я так устала, что ничего не соображаю.

— Я тоже,— признался он с улыбкой. Его улыбка была ответом на ее улыбку. Поль подумал, что такими понимающими, ободряющими товарищескими улыбками обмениваются неудачники, первыми выбывшие из соревнований. Это ощущение рассеял вдруг раздавшийся во дворе вопль — полукрик, полуплач. «Дерьмо-о-о!» — услышали они.

Хоуп радостно засмеялась.

— Это, наверное, доктор Кули. По всей вероятности, он здоров. Я полагаю, это он на заднем дворе со своими собаками.

— Собаки? Какие собаки? — спросил Поль.

— Вы же знаете, он ветеринар,— сказала Хоуп,— и у него целая свора собак.

Поль сдвинул брови.

— Конечно,— сказал он.— Конечно.

Но хмурое выражение его лица не исчезало. Он не слышал никакого лая собак, когда они приближались к дому. К тому же, пока они старались дозвониться, прошло три или четыре минуты, но стояла полная тишина, нарушаемая только ими.

Хоуп, однако, решительно направилась к двери. Полю ничего не оставалось, как последовать за ней. Они прошли через зал ожидания, вышли на улицу, обогнули дом и направились к заднему двору, откуда раздавался крик. Едва повернув за угол, Хоуп остановилась как вкопанная. Поль чуть не натолкнулся на нее. И…

Это был не Кули, а военный в форме сержанта. Он стоял около большой ямы. Рядом лежали кирка и лопата, прислоненные к перевернутому ящику.

— Эй, что вам здесь надо? — резко спросил сержант.— Вам нечего тут делать.

— Мы пришли к доктору Кули,— холодно, но вежливо ответила Хоуп.

— Его тут нет,— ответил сержант.— А теперь проваливайте!

— Что вы делаете? — спросил Поль.— Что… Что это за яма?

— А вы как думаете? — проворчал сержант.— На что еще это похоже? Яма как яма. Радуйтесь, что это не ваша могила.

Поль шагнул к нему, еще не зная зачем. Позже, вспоминая этот момент, он понял, что у него появилось страшное подозрение: не для доктора ли Кули копал могилу сержант? Все произошло так быстро. Поль приблизился к сержанту на один-два шага, но тут же отпрянул. Схватив Хоуп, он попытался оттащить ее, заслонить ей глаза. Но было поздно. Она уже мельком увидела то, что хотел скрыть сержант. Шесть окровавленных безголовых собачьих трупов. Хоуп судорожно вздохнула и стала давиться. Поль еще крепче прижал ее к себе и, стараясь хоть как-то помочь, беспомощно похлопал по спине.

— Успокойтесь,— проговорил он. Поль повернулся к сержанту и спросил:

— Что, черт подери, вы сделали с этими собаками?

— Я ничего не делал, мистер,— сказал сержант вызывающе.— Я такого с собакой никогда не сделал бы. Боже милостивый! Посмотрите, это они сделали!

— Они? — спросил Поль.

— Эти чертовы ученые парни и врачи. Они отрезали им головы. А потом приказали мне выкопать яму и зарыть их. Лучше бы я их самих зарыл, этих сукиных детей.

Тут он спохватился:

— Извините, мисс.— А потом, обращаясь опять к Полю, добавил: — Вам лучше увести даму отсюда.

Все еще обнимая Хоуп за плечи, Поль вывел ее на дорогу. Они стали медленно подниматься по склону горы к центру Тарсуса.