Гром среди ясного неба

12 ЧАСОВ 30 МИНУТ ПО ВОСТОЧНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ

Это была настоящая авантюра, хотя и довольно нехитрая. Все эти интриги, двуличие, маневрирование на высшем уровне — какой от них толк? В конце концов все равно пришлось прибегнуть к самой примитивной увертке человека, не желающего идти на танцы: сказаться больным. Конечно, не каждому дано устроить столь блестящий спектакль — промчаться в машине «скорой помощи» через центр Вашингтона да еще сообщить об этом в прессу. Но, в конце концов, это уже детали. А уж если есть «скорая помощь», то почему бы не использовать ее до конца? Однако нет, они не захотели включать сирену.

Без особой надежды на успех Диана Коулбрук, дочь министра обороны Джонатана Коулбрука, повернулась к своей матери, сидевшей сзади на откидном стуле, и еще раз спросила:

— Нельзя даже на короткое время, мама?

— Нет,— строго ответила мать.— При пневмонии они не включают сирену. Включили бы, если б ты была при смерти.

— А разве не предполагается, что я при смерти?

— Вовсе не обязательно,— ответила мать, поправляя ей юбку.— В такого рода делах не стоит переигрывать.

По тону матери Диана поняла, что пререкаться бесполезно. Это было одно из поучительных высказываний, к которым мать часто прибегала.

«Боже мой,— думала Диана,— как все это нудно!» И все-таки она признавала, что в этом была доля здравого смысла. Лежа на носилках в машине, в испарине от влажной жары Вашингтона — «Боже! Неужели нельзя было оборудовать кондиционер?» — Диана еще раз все обдумывала.

Основная цель ее «болезни», конечно, защитить папу, оправдать его приезд в Вашингтон. Так ей объяснили сегодня утром. Если выяснится, что она и не думала болеть, отец будет скомпрометирован, поставлен в самое неловкое положение. Если на то пошло, она и сама может оказаться в неловком положении. Что подумают люди? Скорее всего, предположат, что она беременна. А может, и нет. Думая так, она почувствовала некоторое разочарование.

Пропустить танцы в клубе в пятницу вечером еще не беда. Можно пережить и то, что Джек пригласит другую девчонку на морскую прогулку в воскресенье. Со всем этим она бы примирилась. Но зато ей хотелось быть по меньшей мере участницей, или даже центральной фигурой в этой драме, какова бы она ни была. Но она даже не знала, в чем суть этой драмы. Ей поручили лишь маленькую проходную роль. И в довершение всего возят по городу, как какой-то чемодан. К тому же она не сможет поделиться этим со своими подружками в церкви.

Ладно, она готова примириться и с этим. Но обидно лишиться даже маленькой минутной забавы — сирены. Да, очень обидно.

Может, все-таки попробовать добиться своего?

— А в больнице есть кондиционер? — спросила Диана.— Я уже вся расплавилась!

— Думаю, есть. И у тебя будет прекрасная палата.

— Ко мне смогут приходить посетители? — спросила Диана.— Чем я там буду заниматься целый день? Летом по телевизору не показывают ничего хорошего.

— У тебя будет возможность прочесть книги из списка для летнего чтения,— ответила мать.

— Дудки!

— Разве мы не договорились, что ты никогда больше не будешь так выражаться,— сказала мать.— Серьезно, дорогая!

— Хорошо, мама,— сказала Диана.— Извини меня.

Она объяснила матери, что так «выражаются» в юмористическом журнале «Мэд мэгезин». Больше она ничего не могла сказать о перспективе проторчать целых пять дней, а может быть, даже и неделю в палате госпиталя «Уолтер Рид», засыпая над «Домом на семи опорах», «Воспитанием» Генри Адамса и «Федеральным устройством».

— Ты хотя бы принесешь мне мои пластинки? — спросила она.

— Да, дорогая, принесу.

— Все?

— Нет, не все. Я отберу некоторые.

— Можно мне составить список? Я могу выбрать сама?

— Можешь, дорогая,— сказала мать вздыхая.

У Дианы мелькнула мысль: она неправильно себя ведет. Надо было с самого начала показать, что все это — тяжкое бремя, что от нее требуют настоящей жертвы. Но важно не переиграть, не быть надоедливее, чем обычно. Нужно разжалобить мать. Такое занудство! Она предпочла бы деловое соглашение, но с родителями приходится принимать в расчет эмоции.

Она уже подумывала о самом простом способе — небольшом шантаже. Она соглашается молчать об игре в болезнь в обмен на шубу. Однако это вряд ли пройдет. Услышав подобный намек, родители станут в благородную позу, заговорят о принципах и прочей чепухе.

— Как ты думаешь, я успею выйти из больницы, чтобы поехать к тете Мэри в Нантакет? — тихо спросила она.

— Не знаю,— ответила мать.— Посмотрим.

— О, мама, я так мечтала об этом все лето! Ведь я опекала этих малышей и…

— Я сказала — посмотрим,— повторила мать.

— «Посмотрим»,— значит, нет,— сказала Диана.— Известное дело!

— Я только хочу сказать,— ответила мать,— что мы постараемся. Но не все зависит от нас. Это зависит и от твоего отца, и от врачей, которые должны придумать правдоподобную версию. Но если твоя поездка в Нантакет сорвется, мы ее как-нибудь компенсируем. Например, возьмем тебя с собой на рождество в Нассау.

«Обрадовала,— подумала Диана.— Ехать со сморщенными стариками в те единственные две недели, когда в Вашингтоне не так скучно, как в течение всего года».

— Что интересного в Нассау,— начала было она. Но спохватилась и изменила тактику: — И потом, это ваш отпуск. Вы с папой ждете его с нетерпением каждый год. Зачем вам таскать меня с собой?

— Я иногда думаю, Диана, что ты очень чуткая девочка.

Диана попыталась определить, взвесить, достаточно ли она приплела мучений и достаточно ли проявила кротости, чтобы продолжать торговаться дальше. Она не была уверена и колебалась. Но мать сама дала отличный повод:

— Не беспокойся, дорогая. Мы для тебя что-нибудь придумаем.

Теперь волноваться нечего. За шестнадцать лет она в совершенстве постигла науку вертеть родителями. И сейчас, по-детски лучезарно улыбнувшись, она сказала, выговаривая слова так, как это требовала мать:

— Вот, есть шубка…

Мать вздохнула (плохо), улыбнулась (хорошо) и, посмотрев на нее (колеблется), сказала:

— Ну хорошо, мы об этом подумаем.

Диане больше не надо было торговаться. Когда мать говорила «посмотрим» — это был отказ, но «мы подумаем» означало согласие. Смешно, что мать за все эти годы сама не научилась этого замечать.

Диана снова улеглась на носилках. Теперь надо вести себя хорошо и в ближайшие дни не слишком докучать родителям. Немножко, конечно, можно, чтобы они оценили размер ее жертвы. Но не быть назойливой.

Машина «скорой помощи» накренилась при повороте с улицы Эмбаси к въезду в военный госпиталь «Уолтер Рид».

Спустя несколько минут два санитара везли Диану Коулбрук на каталке — абсолютно здоровую, счастливую— в отдельную палату на третьем этаже.