Гром среди ясного неба

ПОНЕДЕЛЬНИК, 10 АВГУСТА11 ЧАСОВ 45 МИНУТ ПО МЕСТНОМУ ЛЕТНЕМУ ВРЕМЕНИ

Капитан Норман Льюин, врач с дипломом, стянул с рук резиновые перчатки и бросил в урну.

— Прекрасно, просто изумительно, миссис О'Нил,— сказал он.— И ребенок, похоже, совершенно здоров.

Женщина на смотровом столе, лица которой почти не было видно за ее животом на последней стадии беременности, приподняла голову и улыбнулась врачу.

— Я рада, что хотя бы эта процедура закончена. Я всегда терпеть ее не могла.

— Да, понимаю,— сказал он сочувственно.— Можно одеваться. Пройдите ко мне в кабинет, пожалуйста. Там мы сможем поговорить.

— Вас к телефону,— сказала сестра доктору Льюину из-за зеленой занавески.— Он говорит, что звонит из автомата.

— Хорошо, хорошо,— ответил Льюин.— Иду. Выйдя из смотрового отделения, он направился к

столу дежурной сестры, чтобы ответить на телефонный звонок.

— Доктор Льюин?

— Да, да, доктор Льюин. Кто говорит?

— Моя фамилия Эдисон,— ответил голос на другом конце провода.— Вы наблюдаете мою сноху — Мэри.

— Возможно,— ответил Льюин.— У нее начались схватки? — спросил он, стараясь припомнить женщину с фамилией Эдисон. Льюин щелкнул пальцами в сторону сестры и сделал ей знак дать ему сигару, пока он разговаривает.

— Нет, нет,— ответил с нетерпением Эдисон,— до этого ей еще далеко. У нее только четыре месяца. Но она больна.

— Минуточку,— сказал Льюин. Он закрыл трубку рукой и обратился к сестре: — Достаньте мне карту Мэри Эдисон.

— Так, что с ней случилось? — спросил Льюин.— Кровотечение?

— Нет, у нее другое. У нее рвота.

— Ну, это бывает.

— Нет, нет! Это не утреннее подташнивание,— перебил Эдисон.— С ней что-то странное. У нее высокая температура, кружится, болит голова и рвота не прекращается целый день.

Сестра принесла историю болезни и положила на стол перед Льюином. Он стал ее читать, продолжая разговаривать с Эдисоном. Доктор Льюин прочел, что Мэри Эдисон живет на иждивении мужа, что ее муж служит летчиком во Вьетнаме. Она абсолютно здоровая женщина на четвертом месяце нормальной беременности. Это ее первая беременность.

— Привезите ее к нам, я тут ее посмотрю.

— Я не могу этого сделать,— сказал Эдисон,— я и сам-то себя неважно чувствую. С трудом дотащился до магазина, чтобы позвонить вам.

— Вы мерили ей температуру? — спросил Льюин.

— Нет, но мне кажется, что у нее тридцать девять, возможно, сорок.

— А как насчет соседа? Может, какой-нибудь сосед привезет ее сюда, чтобы я осмотрел?

— Я никаких одолжений у соседей не прошу. Не могли бы вы прислать санитарную машину и забрать ее?

— Дело в том, что, как правило, мы не высылаем санитарную машину за пределы базы,— объяснил Льюин.— А как насчет вашего собственного врача?

— Какого еще собственного врача? Я с врачами не знаюсь.

— О?

— Когда случается заболеть, я ложусь в постель и пью виски, пока не выздоровею.

Льюин улыбнулся. Да, своеобразный тип».

— Ну, а в вашем городе есть врач? Вы живете в…— он посмотрел в историю болезни,— в Тарсусе, правильно?

— Да, правильно. У нас есть ветеринар, но врача, ближе чем в Туэле, нет. До Туэле сорок миль, а до вас — только тридцать четыре — тридцать шесть. Да, никак не больше тридцати шести — от ворот до ворот.

— Знаете, если бы вы могли доставить ее в Туэле или вызвать доктора на дом из Туэле, чтобы он посмотрел ее, то вы могли бы предъявить счет, и армия возместила бы вам расходы.

— Нет уж,— с жаром сказал Эдисон,— мой сын на военной службе, и все вы отвечаете за Мэри. Я не буду сидеть и заниматься писаниной, ожидая денег. Почему вы не можете прислать сюда санитарную машину и забрать ее?

— Сколько раз ее рвало? Два? Три?

— Думаю, два, но она себя чувствует чертовски плохо. Правда, должен сказать, что она женщина мнительная, что у нее мало выдержки. Но, по-моему, она действительно сильно больна. Да и у меня прескверное состояние.

Льюин на секунду задумался, держа зажженную спичку рядом с сигарой, чтобы не обуглился табак, Этот Эдисон на редкость надоедливый старый ворчун, и у Льюина было искушение повторить ему, какой у него выбор, и повесить трубку. Но, с другой стороны, он чувствовал, что в этом случае Эдисон абсолютно ничего не предпримет, вернется домой, ляжет в постель и станет ждать, когда он и его сноха выздоровеют сами по себе. По всему видно, что он и Мэри начнет лечить с помощью виски.

Однако выезд санитарной машины связан с писаниной и заполнением бланков. И дело не только в этом. Возникнут разные вопросы. Посылать санитарную машину за пределы базы правилами не предусматривалось.

— Ну что? — нетерпеливо спросил Эдисон.— Что вы намерены делать?

Льюин раздумывал еще минуту. Он вспомнил, что в понедельник вечером в бридж не играют. К тому же его стала мучить совесть. А что, если эта женщина действительно серьезно больна, а он думает о бридже и взвешивает, ехать или не ехать в Тарсус. И он решил поехать вместе с Элинор, для которой, возможно, поездка в этот почти необитаемый город будет развлечением. Все лето они собирались съездить в пустыню, но так ни разу и не собрались. А вот теперь нашелся хороший предлог. Как будет здорово выехать после обеда и вернуться вечером, когда пустыня прекрасна и жара спадает. А потом, черт возьми, ведь в его небольшом «дарте» есть кондиционер!

— Слушайте,— сказал Льюин,— ко мне после обеда придут пациенты. Когда я с ними закончу, я приеду. По всей вероятности, я буду у вас около пяти часов.

— В пять часов — прекрасно,— сказал Эдисон.— Ну, большое спасибо, доктор!

— Не за что.— Льюин повесил трубку, затянулся сигарой и покачал головой.

После того как он пообещал, он почувствовал себя неловко. Вот именно такой «героизм» этих чертовых врачей и показывают в многосерийных фильмах по телевидению. Кого, черт возьми, он хотел здесь провести? Ну, а если она по-настоящему больна? Чем он сможет помочь ей, когда приедет? Многие врачи перестали посещать больных на дому — дома толком ничего нельзя сделать, разве что пощупать пульс и измерить температуру. Но он пообещал приехать, и выбора уже не было. У старика даже нет телефона, и он звонил из автомата. Так что возможности перерешить и сообщить об этом старику не было.

Льюин снова поднял трубку и позвонил к себе домой. В ожидании ответа он делал силовые упражнения, стараясь подальше толкнуть дверь на пружинах. Для своих тридцати двух лет Льюин находился в отличной форме. Он очень следил за собой, считая это просто необходимым. База была прекрасно оснащена спортивным инвентарем, и, в отличие от большинства других врачей маленькой больницы на территории испытательного полигона в Дагуэе, Льюин им пользовался. Отчасти это было убеждение медика, что человек должен заботиться о своем теле, отчасти — тщеславие. Он был одним из лучших спортсменов колледжа, прекрасно играл в футбол и даже выступал за бейсбольную сборную Корнеллского университета. Кроме того, к спорту у него был еще и профессиональный подход. Для него, акушера-гинеколога, утрата мужской привлекательности и приятной внешности означала бы и утрату клиентуры.

— Элинор? Привет! Не хочешь ли прокатиться со мной в горы после обеда, когда я здесь закончу? Я думаю, ты сможешь найти няню посидеть с детьми?

— Конечно,— сказала она,— с удовольствием. Целый день дети просто ходили на голове.

— Надеюсь, что это будет интересно. Ты со мной не посещала больных с тех пор, как родился Джимми.

— Больных? — спросила она.

— Да, я все объясню после обеда, когда заеду за тобой. В половине пятого тебя устраивает?

— Прекрасно,—сказала она.— Я уверена, что смогу уговорить дочку Кэмбелов. Дети ее любят.

— Чудесно. До встречи.

Льюин знал, что не был самым блестящим врачом в мире. Ему не светили никакие Нобелевские премии. Он даже учился с трудом. Подобно многим другим плетущимся в хвосте студентам-медикам, он выбрал специальность акушера-гинеколога, поскольку она была несложной. Все время делаешь одно и то же. Однако он стал ощущать огромное удовлетворение, помогая женщинам рожать и наблюдая рождение ребенка. В этом было чувство созидания, не сравнимое ни с чем в медицине. Правда, график его работы был крайне неудобным. Женщины умудрялись рожать в любое время дня и ночи. И еще того хуже, когда роды начинались в три утра, а заканчивались после обеда. Но Льюин прикинул, что, когда он состарится и такая нагрузка станет ему в тягость, он переключится на гинекологию, а акушерство оставит врачам помоложе. Он знал, что не был семи пядей во лбу, что у него отсутствует та мгновенная интуиция, которая отличает талантливых врачей от заурядных. Но он давно решил компенсировать отсутствие этих данных терпением и прилежанием. Так бывало в медицине сплошь и рядом. Сколько раз в жизни приходится пациенту обращаться к светилам? И теперь, пообещав навестить сноху этого старого пьяницы, который ему позвонил, он не раскаивался. Ничуть. Это прекрасный поступок, и он не будет его стыдиться.

Льюин нажал кнопку вызова сестры, попросил ее подготовить следующую пациентку, а сам вернулся к себе в кабинет поговорить с миссис О'Нил.