Гюстав Курбе

Глава 25 Колонна

Шум и вопли по поводу Вандомской колонны стихли так давно, что теперь трудно даже представить себе, что этот внушительный монумент на Вандомской площади, столь всем знакомый и вызывающий восторг как туристов, так и парижан, шестьдесят с лишним лет внушал отвращение всем французским республиканцам и служил символом ненавистной Империи, основанной Наполеоном I и возрожденной Наполеоном III.

По своим очертаниям и пропорциям этот памятник схож с колонной Траяна в Риме. Обе колонны украшены непрерывной спиралью рельефов, изображающих сцены из военных кампаний, но римская колонна высечена из мрамора, а парижская отлита из бронзы. Когда 1 октября 1803 года Наполеон подписал декрет о сооружении Вандомской колонны, на вершине ее предполагалось установить статую Карла Великого. 14 марта 1806 года министр внутренних дел Шампаньи доложил императору, что статуя Карла Великого подарена городу Аахену и порекомендовал заменить ее изваянием самого Наполеона. Император согласился и приказал военному министру отпустить для колонны шестьдесят тысяч килограммов бронзы, полученной при переплавке наименее пригодных для военных целей пушек, захваченных у австрийцев и русских. Статуя работы Антуана Шоде изображала Наполеона в одеянии римского императора, с лавровым венком на голове и небольшой фигуркой крылатой Победы в руке.

Таким образом, для французского народа колонна стала символом наполеоновской империи, скорее бонапартистским, чем национальным памятником. После реставрации Бурбонов в 1814 году статуя работы Шоде была снята и переплавлена в конную статую Генриха IV, поставленную у Нового моста, а ее место на вершине колонны заняло белое роялистское знамя. Декретом от 8 апреля 1831 года Луи-Филипп приказал сделать для колонны новую бронзовую статую Наполеона; изваянная Габриэлем Серром, она на этот раз представляла императора в мундире. Во время революции 1848 года многие сторонники республики, в том числе Огюст Конт, требовали уничтожения колонны, но прежде чем это успели сделать, восстание закончилось. По приказу Наполеона III статуя Серра была в 1863 году заменена третьим изображением Наполеона I работы Огюстена Дюмона. Здесь, подобно первоначальной фигуре Шоде, император был в одеянии Цезаря. Снятое изваяние Серра перенесли в конец авеню Великой армии в Курбевуа — предместье, примыкающее к Нейи.

Сразу же после поражения под Седаном и падения Второй империи многие выдающиеся граждане и влиятельные газеты настойчиво требовали снести ненавистную колонну и переплавить ее на пушки. Как истый республиканец, Курбе соглашался, что колонну следует по крайней мере перенести с Вандомской площади, хотя и возражал против уничтожения орнаментированного бронзового покрытия. Как он сам вспоминал шесть лет спустя, вопрос этот был поднят 6 сентября 1870 года на собрании, созванном неофициальной художественной комиссией. Присутствовавшие художники единодушно предложили уничтожить колонну, но Курбе заявил, что его обязанности защитника искусства «совершенно несовместимы с разрушением каких бы то ни было памятников Парижа; если присвоить себе такое право, можно, опираясь на тот или иной эстетический критерий, без всякого труда уничтожить все существующие памятники. Я предложил поправку следующего содержания: колонну следует перенести в Дом инвалидов, предварительно осторожно разобрав ее на части. Это предложение было единодушно одобрено. Мне поручили передать петицию Правительству национальной обороны, которое не ответило на нее… Я предложил также держать у подножия колонны [по-видимому, на месте перенесенной колонны] большую книгу, в которой граждане могли бы ставить свои подписи. Это предложение не было принято»^[370].

Точность вышеприведенного заявления сомнительна, потому что Курбе сделал его в письме, написанном в 1876 году, когда ему было жизненно необходимо доказать, что он с самого начала последовательно возражал против разрушения колонны. Подлинные его предложения на собрании 6 сентября были, вероятно, менее определенными. Несомненно одно: петиция художника от 14 сентября, так тяжело отразившаяся на его дальнейшей судьбе, была сформулирована весьма расплывчато.

«От гражданина Курбе, председателя общества художников, которое во время осады приняло на себя ответственность за сохранность национальных музеев и произведений искусства:

Ввиду того что Вандомская колонна представляет собой памятник, лишенный всякого художественного значения и созданный с целью увековечить идею завоевательных войн, которая характерна для императорской династии, но чужда республиканской нации;

что в силу этого она противоречит духу современной цивилизации и идеалам всеобщего братства, которыми должны отныне определяться отношения между народами;

что она оскорбляет их законные чувства и делает Францию смешной и ненавистной в глазах европейской демократии [следующие слова были в первоначальном наброске, но вычеркнуты в окончательном тексте; „и что есть основания опасаться, что, если противник вступит, к несчастью, в наш город, он может насильственно разрушить названную колонну, а это спровоцирует возмущение народа“];

обращается к правительству национальной обороны с просьбой разрешить ему [Курбе] разобрать [deboulonner] названную колонну или, взяв эту инициативу на себя, поручить разборку дирекции Артиллерийского музея и перевезти материалы на Монетный двор.

Он ходатайствует также о принятии тех же мер в отношении статуи [Наполеона I работы Серра], которая была снята [с колонны] и сейчас стоит на авеню Великой армии в Курбевуа.

Наконец, он ходатайствует об изменении названий улиц, которые одним напоминают о победах, а другим — о поражениях и которые следует назвать именами благодетелей человечества или в соответствии с их топографическим положением»^[371].

Употребление Курбе необычного слова deboulonner, не зарегистрированного в словарях французского языка, пригодилось впоследствии для защиты его от обвинений в уничтожении колонны. Андре Жиль намекал, что сама необычность слова указывает на неравнодушие художника к вопросу: «Новое, незнакомое слово, запавшее Курбе в голову, не могло не вызвать у него беспокойства, чего-то вроде навязчивой идеи, подобно жужжанию жука в кувшине»^[372]. Придумал Курбе это слово или нет, оно указывает [или сторонники художника считали, что указывает], что он предлагал не уничтожить колонну, а лишь аккуратно снять и сохранить бронзовые пластины, покрывающие стержень ее, ствол и пьедестал. Совет Курбе поручить разборку не обыкновенным рабочим, а служителям Артиллерийского музея подтверждал это мнение; с другой стороны, упоминание о Монетном дворе предполагало, что в конечном счете металл предназначался для плавильной печи. Формулировки его петиции указывают также, что Курбе очень мало знал о конструкции колонны. Он явно считал, что она представляет собой гигантскую полую бронзовую трубу, тогда как на самом деле бронзовые пластины были прикреплены к массивному каменному цилиндру с винтовой лестницей внутри.

В то время Курбе, видимо, и сам смутно представлял себе, как распорядиться материалами, из которых состояла колонна. Месяц спустя он объяснял свой замысел уже гораздо точнее. 5 октября он написал мэру Парижа Этьену Араго, что его петиция понята неверно: он никогда не ратовал за уничтожение памятника, а хотел только, «чтобы с улицы, называющейся улицей Мира, убрали эту махину из переплавленных пушек, которая увековечивает традицию завоеваний, грабежа и человекоубийства и которая выглядит там не менее нелепо, чем гаубица в дамской гостиной, так как соседствует с лавками, ломящимися от шелковых платьев, кружев, лент и безделушек, бриллиантов и с Вортом — дипломированным портным всех кокеток Империи. Разве согласитесь Вы сохранять у себя в спальне кровавые следы убийства? Пусть барельефы перевезут в какой-нибудь исторический музей или украсят ими стены во дворе Дома инвалидов — я не вижу в этом ничего дурного. Эти смельчаки захватили эти пушки ценой своих увечий; барельефы будут напоминать им о победе — коль скоро это именуется победой, — но главным образом о перенесенных страданиях»^[373].

На этом Курбе и покончил с вопросом, который после провозглашения Коммуны встал снова. В письме к отцу от 23 февраля 1871 года художник кратко сообщает: «Я хотел снести Вандомскую колонну, но не добился согласия правительства, [хотя] народ одобряет меня»^[374]. На этот раз Курбе употребляет глагол démolir^[375], а не deboulonner, но вариация эта, видимо, не имеет значения: Курбе никогда не выражался точно в своих неофициальных письмах.

Тем временем отдельные лица и группы продолжали безуспешно агитировать за полное уничтожение колонны. 2 октября военная комиссия VI округа единогласно одобрила доклад одного из своих членов, доктора Робине: «Муниципальные власти VI округа предлагают использовать колонну, воздвигнутую на Вандомской площади в честь Наполеона I, как металл для пушки. Кроме практической выгоды мы получим от этой меры огромное нравственное удовлетворение, избавив республиканскую Францию от ненавистного памятника, который нагло увековечивает отвратительную и проклятую династию, приведшую нацию на край гибели»^[376].

Вандомская колонна явилась главной, но не единственной мишенью всеобщего негодования против Бонапартов. Вскоре после падения Империи правительство национальной обороны предприняло шаги, чтобы предупредить уничтожение толпой других реликвий Империи: барельеф работы Бари, изображающий Наполеона III верхом, был снят с Кур дю Карусель и спрятан в надежном месте; статуя Евгения Богарне, пасынка Наполеона I, заменена изваянием Вольтера; бульвар принца Евгения в XI округе был переименован по приказу Араго в бульвар Вольтера, а префект полиции граф Эмиль де Кератри сберег статую Наполеона I работы Серра в Курбевуа, сбросив ее в Сену под мост Нейи. По непонятным причинам надгробие Наполеона I в Доме инвалидов республиканцы никогда не грозились уничтожить; то же относится к Триумфальной арке, которая, в отличие от Вандомской колонны, рассматривалась скорее как памятник всей героической армии, чем как дань уважения личности императора.

На заседании Коммуны 12 апреля 1871 года, за четыре дня до избрания Курбе ее членом и за неделю до того, как он был утвержден и стал участвовать в ее работе, собравшиеся делегаты постановили разрушить Вандомскую колонну.

«Парижская коммуна,

принимая во внимание, что императорская колонна на Вандомской площади представляет собой памятник варварства, символ грубой силы и ложной славы, утверждения милитаризма, отрицания международного права, постоянного оскорбления, наносимого победителями побежденным, непрестанного покушения на один из трех великих принципов Французской Республики — принцип Братства,

постановляет:

снести колонну на Вандомской площади»^[377].

О «разборке» бронзовых плит и об их дальнейшем использовании декрет не упоминал, но Коммуна явно не собиралась сохранять их. В «Журналь офисьель» за 20 апреля появилось объявление: «Материалы, из которых состоит колонна на Вандомской площади, поступят в продажу. Они будут разделены на четыре доли: две — строительные материалы, две — металл. Доли могут продаваться по частям. Обращаться закрытым письмом в Инженерное управление [Военного министерства], улица Сен-Доминик-Сен-Жермен, 84»^[378]. Эта мера, равно как первоначальный декрет, была принята Коммуной еще до того, как Курбе вошел в ее состав. Свое первое, и единственное заявление относительно колонны художник сделал лишь на заседании Коммуны 27 апреля, что подтверждает «Журналь офисьель»: «Гражданин Курбе потребовал, чтобы декрет Коммуны об уничтожении Вандомской колонны был приведен в исполнение. Возможно, [оговорился он], будет целесообразно сохранить пьедестал памятника, в барельефах которого запечатлена история [Первой] республики; императорскую колонну можно заменить фигурой, символизирующей революцию 18 марта [1871 года]. Гражданин Ж. Б. Клеман настаивал на сломе и полном уничтожении колонны. Гражданин Андрие сказал, что Исполнительный Комитет занимается проведением декрета в жизнь и Вандомская колонна через несколько дней будет снесена. Гражданин Гамбон предложил назначить гражданина Курбе в помощь гражданам, занимающимся осуществлением этой меры. Гражданин Груссе ответил, что Исполнительный Комитет передал это дело в руки двух инженеров высшей квалификации, которые взяли на себя ответственность за исполнение»^[379].

Впоследствии Курбе утверждал, что его неверно цитировали, что он требовал разборки (deboulonnement), а не уничтожения колонны. Вполне вероятно, что его слова записали неправильно; многие другие деятели Коммуны тоже предъявляли сходные претензии, так как в то время протоколы не проверялись и секретари передавали свои записи без утверждения их выступавшими прямо в руки издателей «Журналь офисьель». Ссылка Курбе на «историю республики» обнаруживает его невежество: на самом деле рельефы пьедестала изображают трофеи наполеоновских кампаний и имеют отношение к республике не больше, чем рельефы ствола. Отчет показывает, что с Курбе не согласовывались и даже не поставили его в известность о мерах, уже принятых для уничтожения колонны. Тем не менее впоследствии художника считали ответственным за декрет от 12 апреля и виновником уничтожения колонны. Истинный же автор декрета Феликс Пиа, член Исполнительного комитета Коммуны, признал, что ответственность лежит на нем, лишь три года спустя, слишком поздно, чтобы спасти Курбе.

Первого мая Коммуна заключила контракт на снос колонны. Подпись Курбе не появилась на этом документе, который гласит: «Парижская коммуна… и гражданин Ириб, инженер-строитель, член парижского клуба позитивистов, выступающий в качестве подрядчика… заключили нижеследующее соглашение: …гражданин Ириб обязуется 5 мая, в годовщину смерти Наполеона I, осуществить благополучное низвержение упомянутой колонны… за исключением пьедестала, который будет снесен самой Коммуной, на следующих условиях: работы будут произведены за двадцать восемь тысяч франков, подлежащих плате наличными сразу после сноса… Он [Ириб] не отвечает за повреждения, которые будут нанесены самому памятнику, но ручается за полную безопасность соседних зданий во время или в результате работ. Он также лично гарантирует владельцам зданий денежную компенсацию за любой ущерб, который может быть им причинен. Парижская коммуна обязуется… помогать осуществлению проекта любыми имеющимися в ее распоряжении средствами»^[380].

Не успев вовремя завершить приготовление к свержению колонны, подрядчик дважды переносил срок — сперва с 5 на 8 мая, потом с 8-го на 16-е. К этой дате все было подготовлено, и снос был назначен на два часа дня. «У основания ствола со стороны… выходящей на улицу Мира, был сделан треугольный разрез на глубину, равную примерно трети диаметра; с противоположной стороны был пропилен камень и вставлены железные клинья, а бронзовые пластины предварительно удалены. Вершину колонны обвязали очень прочным тросом, пропущенным через блок, который был соединен тройным тросом с другим блоком, укрепленным на земле. От него трос шел на лебедку, установленную напротив колонны на углу Вандомской площади и улицы Нёв-де-Пти-Шан. Лебедку эту накрепко врыли в землю. Чтобы амортизировать падение, мостовую засыпали толстым слоем песка, на который набросали ветки и толстый слой навоза… Уже к полудню на улице Мира возле Вандомской площади, куда вход публике был воспрещен, собралась огромная толпа… В половине четвертого лебедка пришла в движение, трос натянулся, стал тугим… Натягивался он несколько минут, потом что-то щелкнуло: сломался блок, укрепленный на земле. Подрядчик… послал за более мощным блоком, который вскоре был установлен… Около половины шестого несколько военных оркестров национальной гвардии, расставленных по углам площади со стороны улицы Сент-Оноре, грянули „Марсельезу“. Все было готово к пуску лебедки и натяжке троса. Несколько минут он оставался натянутым, потом колонна качнулась. Не успела она слегка накрениться, как внезапно разлетелась на куски, которые с ужасным грохотом и подняв густое облако пыли, рухнули на землю. Зрители… ринулись к гигантским обломкам, взбираясь на них и разглядывая каменные глыбы. Несколько членов Коммуны произнесли краткие речи; из штабов принесли красные знамена и водрузили их на пьедестале колонны»^[381].

Корреспондент лондонской «Таймс» сообщал, что колонна рухнула без десяти шесть: «Сотрясение оказалось гораздо слабее, чем ожидали. Не вылетело ни одно оконное стекло, сама площадь тоже не пострадала, если не считать места, где колонна врезалась в землю. Возбуждение царило необычайное… Уносить с собой какие бы то ни было обломки запретили, и людей, уходивших с площади, обыскивали»^[382]. Статуя Наполеона «рухнула в стороне от общей груды и, повредив мостовую, лежала с отбитой рукой и головой…»^[383]. Курбе почти наверняка находился среди тех, кто наблюдал за свержением колонны, но, видимо, держался в тени и в выступлениях не участвовал. «Разумеется, Курбе присутствовал при этом, но только как зритель»,^[384] — писал Кастаньяри несколько лет спустя.