Император ярости

10

ФРЕЯ

Его руки блуждают по моему телу, оставляя следы повсюду, пока я извиваюсь под его прикосновениями.

Я чувствую его тепло, тяжесть его тела, прижимающего меня к матрасу, пока его пальцы скользят по моей коже, грубо и властно. Его дыхание горячее на моей шее, и острый укус его зубов в мою нежную плоть заставляет меня стонать от желания, пока моя спина выгибается к нему.

Мгновенно он переворачивает меня, хватает меня за волосы и прижимает к кровати. Его другая рука хватает меня за трусики, стаскивает их, прежде чем его пальцы грубо входят между моих ног, ощущая мою предательскую влажность.

Мужской запах кожи и сандалового дерева наполняет воздух. Окружает меня. Душит меня. Мой пульс ускоряется, дыхание становится поверхностным, пока я выгибаюсь к нему, жажду большего, нуждаюсь в большем.

Он рычит низко в горле, звук вибрирует по моему телу, вызывая дрожь по спине. Его губы касаются моего уха, сначала мягко, затем более настойчиво, зубы скользят по коже так, что должно пугать, но не пугает. Вместо этого это зажигает что-то глубоко внутри, что-то, что я так долго пыталась подавить.

— Скажи это, — шепчет Мал, его голос густой. — Скажи, что ты принадлежишь мне.

Я задыхаюсь, мое тело дрожит под ним, мое нутро сжимается вокруг его толстых пальцев, пока он безжалостно вгоняет их в меня сзади. Его ладонь шлепает меня по заднице, заставляя вскрикнуть в простыни, которые сжимаю зубами.

Мой разум разрывается между страхом, который грызет меня с момента, как я его увидела, и темным, постыдным желанием, от которого я не могу избавиться. Мои губы раскрываются, слова висят на них, готовые быть произнесенными.

Я принадлежу тебе.

Открываю рот, но слова не выходят. Вместо этого я тянусь к нему, мои пальцы обхватывают его запястье, пытаясь притянуть его ближе и глубже, почувствовать больше его. Его хватка в моих волосах усиливается, его рука шлепает меня по заднице, прежде чем пальцы снова входят в меня, выбивая воздух из легких.

Он везде — его руки, его дыхание, его тело, прижимающееся ко мне, как будто он заявляет права на каждую часть меня.

Я должна оттолкнуть его. Но не делаю этого.

Я не могу.

Мое тело предает меня, двигаясь с ним, жаждая его прикосновений, нуждаясь в его контроле. Во мне есть тьма, которая соответствует его тьме, и как бы ни пыталась отрицать это, я хочу этого. Я хочу его.

Чувствую его губы на моих, яростные и требовательные, и позволяю себе погрузиться в поцелуй, в его тепло, в то, как он заставляет все остальное исчезнуть. Ничего больше не существует, когда он рядом. Только он и я, и магнитное, опасное притяжение между нами, с которым я больше не могу бороться.

— Я, черт возьми, владею тобой, — рычит Мал, его голос властный. — Никогда не забывай этого.

Я не должна хотеть этого. Не должна нуждаться в этом. Но уже слишком поздно. Я уже потеряна, уже его.

И все же что-то не так.

Комната слишком тихая, слишком спокойная. Вокруг краев моего зрения странная дымка, и на мгновение кажется, что я тону. Я пытаюсь сосредоточиться, заземлиться, но все ускользает.

Хватка Мала ослабевает. Его присутствие исчезает.

И вот, я одна.

Я резко просыпаюсь, сердце бешено колотится, я сажусь в кровати, задыхаясь. Рука летит к груди, пальцы впиваются в ткань рубашки, как будто давление может как-то успокоить неровный ритм сердца. Простыни спутаны вокруг ног, влажные от пота и… чего-то еще.

Комната тиха.

Это был сон.

Просто сон.

Я прижимаю ладони к глазам, пытаясь стряхнуть остаточное ощущение прикосновений Мала. Это казалось таким реальным. Его голос, звучащий в ушах, темный, властный и собственнический, как будто он был прямо здесь, в комнате со мной.

Оглядываюсь, дыхание все еще прерывистое. Мягкий свет городских огней пробивается сквозь шторы, отбрасывая длинные тени на пол. Все тихо. Спокойно. Но узел страха в животе не исчезает.

Я падаю обратно на подушки, тело дрожит, пока волна адреналина медленно отступает, оставляя только истощение. Все еще чувствую призрачные прикосновения Мала на коже, давление его рук, его губ.

Это казалось таким реальным.

Закрываю глаза, пытаясь успокоиться, но мой разум не перестает метаться. Сон, возможно, был предупреждением, напоминанием о том, насколько он опасен и как легко он может поглотить меня.

Ты хочешь, чтобы он это сделал.

Я вздрагиваю, когда эта мысль проскальзывает в сознании. Это ужасно, но мысль не уходит, как бы я ни старалась ее отогнать.

Мал — опасный монстр. Это очевидно. Я видела, как он хладнокровно проливает кровь, калечит и убивает, не моргнув глазом и не проявив ни капли эмоций.

К тому же, он знает мой самый темный, самый опасный секрет.

…И все же, вот я, вижу очень, очень яркие эротические сны о нем.

Этот сон далеко не первый с той ночи, когда он вошел в мою комнату. И с каждым разом они становятся все более извращенными и ужасными. Все более неправильными. Как будто мои тайные, извращенные желания и фантазии все больше выходят на поверхность, чтобы танцевать с Малом из сна.

У меня потрясающий, извращенный, грязный сонный секс с самым опасным человеком для моего здоровья и благополучия.

Что со мной не так?

Задаю себе этот вопрос с той ночи, когда впервые увидела его, стоящего над телами с кровью на руках и холодным, расчетливым взглядом в глазах, но ответа нет.

Я должна бояться его. Я боюсь его.

Но также чувствую к нему влечение, которое пугает меня еще больше.

Я снова сажусь, сбрасываю пропитанные потом простыни и спускаю ноги с кровати. Вздрагиваю, когда прохладный воздух касается кожи, хотя не уверена, от холода это или от остаточных эффектов сна.

Мне нужно выбраться отсюда.

Но я не могу.

Едва наступил полдень, что для меня как два часа ночи. Аннику и меня перевезли в пентхаус Кира в городе, мы все еще в изоляции после стрельбы на крыше во время помолвочной вечеринки.

Не уверена, что смогу снова заснуть в ближайшее время. Поэтому я встаю, хватаю халат, висящий на стуле в углу комнаты. Ткань мягкая и роскошная, но сейчас она кажется слишком тяжелой, словно душит меня. Все равно накидываю его, затягиваю пояс покрепче и направляюсь к окну.

Одно из изменений, которые Кир внес в это место, чтобы превратить его в личный Форт-Нокс для Анники и меня, — это покрытие окон пленкой, блокирующей ультрафиолет. Поэтому, даже несмотря на то, что на улице светло, я могу прижать лоб к стеклу и смотреть на город.

Клянусь, я не заслуживаю этой найденной семьи.

Закрываю глаза, пытаясь успокоить дыхание и вытеснить сон из головы. Но образ Мала, ощущение его рук, звук его голоса — все это все еще здесь, прячется прямо под поверхностью.

Я не могу от него убежать.

И настоящая проблема в том, что я даже не знаю, хочу ли я этого.

Тихий стук в дверь заставляет меня вздрогнуть, я оборачиваюсь, сердце подскакивает к горлу. Я почти ожидаю увидеть Мала, стоящего в дверях, как во сне.

Но это не он.

Это Анника.

Ее рыжие волосы свободно лежат на плечах, на ней оверсайз худи «Рейнджерс», по которому я узнаю, что оно Дэмиана.

Этот пентхаус — частое место его ночевок — когда он не в медикаментозной коме, борясь за жизнь.

Я усмехаюсь, глядя на то, как худи свисает с Анники, как одеяло или забавный пончо. Она выглядит уставшей, лицо осунулось, глаза полны усталости.

— Не смогла уснуть? — тихо спрашивает она.

Я качаю головой, затягиваю халат плотнее.

— Не совсем.

Анника входит в комнату, тихо закрывая за собой дверь. Она подходит к кровати, садится на край со вздохом.

— Я все время думаю о той ночи. О стрельбе, обо всем этом.

— Эй, мы справлялись с худшим, когда были вдвоем против всего мира на улицах, правда?

Она усмехается, поднимая лицо, чтобы взглянуть на меня.

— Это начало очередной фирменной речи Фреи?

— Трава всегда зеленее?

Она хихикает.

— Не знаешь, что имеешь, пока не потеряешь?

Она смеется, снова глядя на меня.

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста, — улыбаюсь я в ответ. — Эй, если я не могу помочь настоящим советом, то хотя бы могу заставить тебя смеяться достаточно, чтобы забыть о том, что беспокоит, правда?

Она улыбается мне, но лицо все еще беспокойное.

И я знаю почему.

Хочу, чтобы она чувствовала, что может поговорить со мной об этом.

Оглядываясь назад, удивительно, что мы с Анни вообще выжили на улицах все эти годы. Две молодые девушки, одни в мире, полном чудовищ, которые только и ждут момента, чтобы ими поживиться. Я знаю, что Анника не раз сталкивалась с ужасами и опасностями, как и я.

А потом мы встретили другого рода монстра. Того, кто был терпеливым и вежливым. Кто заманивал нас подарками и блестящими безделушками, втягивая всё глубже.

Его звали Валон Лека, глава Братства, армянской преступной группировки. Мы впервые пересеклись, когда он нанял нас для одного дела. Тогда это было наше самое крупное ограбление, и после того, как мы выполнили задание, Валон позволил нам оставить себе половину украденного.

С этого момента мы принадлежали ему.

Следующее дело? Опять половина доли, а не десять процентов, как было оговорено. А потом — уже всё, что угодно. Он осыпал нас вниманием, подарками, машинами, дорогой одеждой, украшениями… чем угодно.

Я поддалась его обаянию и щедрости.

Анника — поглотилась ими.

Сейчас я понимаю, что моя подруга пережила то, что теперь называют «груминг». Анни было двадцать два, она была буквально бездомной, без семьи, без защиты. Как и я.

А Валону было сорок пять. Очаровательный, богатый, влиятельный и, чего уж там, довольно привлекательный.

У Анники не было шансов.

Мы были частью его жизни три года. И я никогда не прощу себе, что оставила подругу в этом тюремном золочёном плену.

Нет, он не запирал её в клетке, не привязывал цепью к радиатору. Тюрьма была создана из подарков и роскошных каникул. Из пентхаусов и брендовой одежды. Он держал нас счастливыми и ослеплёнными, пока мы не проснулись спустя три года.

Мы ушли. И не оглядывались. Это должно было быть завершённой главой. Но несколько месяцев назад мы облажались.

Часть работы на Кира заключалась в том, что теперь мы работали на него. Он знал цену нашим талантам, и у него были планы покрупнее. Вместо того чтобы вскрывать банковские счета богачей, красть кредитки и машины, мы с Анни начали использовать свои навыки для более серьёзных вещей.

Я перестала взламывать счета и начала копаться в чужом грязном белье, собирая компромат на врагов Кира. Анника переключилась на социальную инженерию, прокладывая себе путь к влиянию и власти в деловых кругах. Теперь она та самая женщина, которая входит в переговорные комнаты с полной уверенностью, что получит всё, что ей нужно.

И, честно говоря, это намного веселее, чем воровать кредитки.

Но пару месяцев назад зуд дал о себе знать. Мы связались с Брокером—нейтральным посредником, который передаёт заказы таким, как мы — и в итоге вышли на особо мерзкого типа по имени Улкан Гацафери.

На первый взгляд, работа казалась плёвым делом. Нужно было всего лишь угнать новенький неоново-жёлтый Lamborghini с частной парковки элитного кондо в центре города. Улкан уверял, что это просто розыгрыш для друга.

И он был готов заплатить до хрена за это: 350 тысяч за саму машину и ещё 100 тысяч сверху за наш талант.

Разумеется, мы взялись за дело. Даже, кажется, договорились, что часть денег пустим на что-то приятное для Кира.

А потом всё пошло наперекосяк.

Мы угнали машину без проблем и везли её к месту передачи, когда резко свернули, и сзади в багажнике что-то тяжёлое рухнуло. И, как последние идиоты, мы решили заглянуть внутрь.

Как я уже сказала, мы облажались.

В багажнике нас ждали примерно 150 фунтов кокаина, около двух миллионов наличными и парочка явно нелегальных автоматов.

Это были не чьи-то наркотики, деньги и оружие.

…Они принадлежали Валону.

Да. Представьте тут звук грустного тромбона.

Мы бросили тачку у Линкольн-Тоннеля, стёрли отпечатки и свалили нахрен. Теперь у нас две проблемы, и обе чертовски недовольны. Улкан зол, потому что мы слили задание. Валон зол, потому что… ну, потому что всё очевидно.

Он знает, что это были мы. Я не уверена на сто процентов, но не настолько тупа. Анника мне ничего не говорила, но я видела, как он был на её помолвке. Валон был там. И она разговаривала с ним с бледным, испуганным лицом.

Часть меня злится, что она мне не рассказала. Но другая её понимает. Может, ей просто хочется выкинуть это из головы.

Но если мы молчим об этом, угроза — или угрозы — никуда не деваются.

Да, возможно — может быть — стрельба той ночью была связана с врагами Кира. Или Соты. Или Кензо. Или ещё кем-нибудь.

Но что, если это был один из двух очень опасных мужчин, у которых теперь есть к нам счёт?

— Что, блядь, нам теперь делать, Фрей? — Анника морщится. — А если за той стрельбой стоял Улкан?

Что-то вроде Валона, Анни?

Я сдерживаюсь, не произношу это вслух. Она сама расскажет мне о своём монстре, когда будет готова.

— Думаю, пока нам стоит просто затаиться и посмотреть, — тихо говорю я, сжимая её руку. — Да, здесь скучно до зевоты, но ты же знаешь, что мы в безопасности.

В холле, на крыше, в коридорах, у входа дежурят десяток людей Кира. Даже окна тут пуленепробиваемые.

— Давай просто посмотрим, что предпримут Кир и семья Мори, пока они выясняют, что происходит, окей?

Она кивнула, не слишком воодушевлённо.

— Тебе тоже стоит попытаться поспать, — ухмыльнулась я. — В конце концов, у тебя же скоро осооообенный день.

Анника рассмеялась и показала мне средний палец за мою свадебную шутку. А потом обняла.

— Почему иногда кажется, что мы всё ещё в бегах?

— Хочешь попробовать просто постоять на месте хоть раз?

Она шумно выдохнула и поднялась на ноги.

— Звучит восхитительно. Запишите меня нахрен в очередь.

Она направилась к двери, но перед тем, как выйти, оглянулась через плечо.

— Кстати, о сне. Тебе тоже стоит немного поспать.

— Ага, наверное.

— Хочешь вечером залипнуть в Одиннадцать друзей Оушена?

Я фыркаю.

— Очевидно. — Она одаривает меня улыбкой, открывая дверь. — Ладно. Иди поспи, Фрей.

Но сон — последнее, о чем я думаю. Я возвращаюсь к окну, мое сердце все еще бешено колотится, когда вспоминаю тревожные, извращенные, мрачные сны с Малом.

Я прижимаю ладони к стеклу и смотрю на город внизу.

Сон казался таким реальным. Его прикосновения, его голос — они кажутся реальными даже сейчас, в холодном свете дня, запертой в безопасности от мира.

Мой телефон вибрирует на прикроватной тумбочке, пугая меня. Я хватаю его, бросая взгляд на экран, чтобы увидеть входящее сообщение с неизвестного номера.

Неизвестный: Теперь ты принадлежишь мне.

Что-то холодное царапает когтями мою спину. В то же время, что-то ужасно теплое затопляет мое ядро.

Я должна удалить текст. Должна заблокировать его номер, бежать из страны, сделать все, чтобы сбежать от него.

Но я не буду.

Потому что в глубине души знаю ужасную правду.

Он прав.