Император ярости

22

МАЛ

Все в моем мире сужается до ощущения Фреи подо мной, ее губ, мягких, но требовательных.

Я не знаю, как остановиться.

Не знаю, хотел бы я остановиться, даже если бы мог.

Мои руки запутываются в ее волосах, слегка дергая, чтобы заставить ее ахнуть, и этот звук посылает ударную волну по моему телу.

Она на вкус как водка и бунт, как грех, который я уже совершил тысячу раз в своих мыслях, но никогда в реальности. Я должен остановиться. Я знаю это. Но мое тело никогда не слушает разума, когда дело касается Фреи.

Внезапно она отстраняется.

Ее дыхание прерывистое, глаза горят, когда она смотрит на меня. Я тянусь к ней инстинктивно, мои пальцы касаются ее запястья, чтобы притянуть ее обратно, чтобы продолжить поцелуй, который я все еще чувствую на своих губах.

Но прежде чем я могу снова притянуть ее, ее ладонь резко бьет меня по щеке.

Пощечина не была мягкой — она была сильной и отдается в моем черепе, замораживая меня на месте. На мгновение мир замедляется, и мы просто смотрим друг на друга, оба ошеломленные тем, что только что произошло.

Ее глаза расширяются, за ними мелькает искреннее замешательство. Как будто пощечина была не только для того, чтобы вытащить меня из чего-то.

Она была нужна, чтобы вырвать ее оттуда, куда ушла ее голова.

Дыхание Фреи прерывается, ее грудь быстро поднимается и опускается, и на мгновение мы застреваем в этом месте между яростью и желанием. Затем она разворачивается, выбегая из маленькой уборной и быстро исчезая в коридоре, ведущем обратно в VIP-зону.

Я быстрее.

Настигаю ее за секунды, хватая за запястье и притягивая обратно к себе. Ее широкие, дикие глаза встречаются с моими, и все, что я могу сделать, — это удержаться от того, чтобы прижать ее к стене и поглотить. Я не могу думать, не могу сосредоточиться. Тону во всем, что Фрея всегда вызывает во мне — гнев, желание, вина, — и ничто из этого не имеет смысла.

Она вырывает руку, но я держу крепко, моя хватка усиливается, удерживая ее близко.

— Что, черт возьми, ты здесь делаешь?! — выплевывает она, ее голос дрожит от смеси ярости, шока и алкоголя.

— Мы не говорим обо мне, — рычу я. — Мы говорим о том, что, черт возьми, происходило там с этим ублюдком! — Я тычу пальцем в сторону туалета.

Она смотрит на меня с открытым ртом.

— Ты серьезно прилетел из Японии, чтобы убедиться, что другой мужчина не трогает меня?!

Может быть.

Вероятно.

Да.

Но я не отвечаю. Просто делаю шаг ближе, мое высокое присутствие поглощает пространство между нами. Я все еще чувствую жар ее гнева, исходящий от ее кожи, но за ним есть что-то еще. Что-то уязвимое.

— Ты исчез, — продолжает она, ее голос трескается. — Ты просто ушел без единого слова. Ни одного сообщения, ни одного звонка. Ничего. А теперь ты появляешься из ниоткуда, как будто… как будто я принадлежу тебе?!

Моя челюсть сжимается, и я делаю еще один шаг ближе, прижимая ее к стене. Я теряю контроль, и знаю это. Но она подталкивает меня к краю, и сырые эмоции в ее голосе словно подливают бензин в огонь.

— Ты не можешь так делать! — кричит она. — Ты не можешь вернуться и вести себя, как будто все в порядке. Как будто ты не бросил меня. Как будто то, что было между нами, ничего не значило!

Ее голос срывается, и что-то внутри меня пробуждается. Ее слова разбирают стены, которые я годами строил вокруг себя, кирпич за кирпичом.

Все между нами что-то значило.

И до сих пор значит.

Я хочу сказать это. Слова висят на кончике моего языка, но они не выходят. Вместо этого я просто делаю шаг ближе, мое тело прижимает ее к стене, мои руки скользят вниз, чтобы лечь на ее бедра. Она дрожит, но не пытается сбежать.

— Я ушел, потому что у меня были обязанности, Фрея, — рычу я. — Перед якудзой и моей семьей.

Ее грудь вздымается от силы эмоций, когда она смотрит на меня, ее губы приоткрыты от шока. Мои руки сжимаются на ее бедрах, притягивая ее ближе, пока наши тела почти не соприкасаются.

— Почему сейчас? — шепчет она, ее голос неровный. — Почему ты вернулся сюда сейчас? Чтобы… что, доказать, что ты все еще можешь контролировать меня? Доказать, что я все еще принадлежу тебе?

Одна из моих рук хватает ее за бедро, прижимая к стене. Другая обвивается вокруг ее горла.

Не сильно, но достаточно, чтобы ее лицо покраснело, и зажглось манящее пламя в ее глазах, пока мой большой палец гладит точку пульса.

— Ты принадлежишь мне, — рычу я.

Это признание словно вырвано из части меня, которую пытался похоронить неделями. Я ненавижу, что она проникла под мою кожу так, что, как бы далеко я ни бежал, как бы много расстояния ни ставил между нами, она всегда там.

Фрея смотрит мне в глаза. Я вижу в них войну, которую она ведет с собой, борьбу на ее лице. Она хочет отрицать это, оттолкнуть меня, но не может.

— Почему ты ушел? — требует она, ее голос трескается.

Я не отвечаю сразу. Как я могу объяснить бурю, бушующую внутри меня? То, как она успокаивает хаос в моей голове, даже когда сводит меня с ума?

— Потому что я знал, что если останусь, то поглощу тебя, — наконец рычу я.

Ее глаза смягчаются на долю секунды, и этот взгляд — этот кратчайший момент уязвимости — почти разрушает меня. Затем ее выражение снова становится жестким.

— Ты не можешь решать это, — резко говорит она. — Ты не можешь врываться в мою жизнь и уходить, когда тебе вздумается!

Вина обрушивается на меня. Она права, и я не заслуживаю того, как она смотрит на меня, словно ждет, что я скажу все правильные слова, которые сделают все это понятным.

У меня нет этих слов.

— Ты ушел, — снова говорит она, ее голос напряженный и злой. — Ты просто исчез. А теперь, о чудо, ты вернулся! — Ее глаза сужаются. — Я не проститутка, которую ты можешь трахать, когда тебе вздумается! — резко бросает она.

Ее слова бьют меня, как удар. И проблема со мной и ударами в том, что у меня только одна реакция, когда кто-то бросает их в меня.

Я бросаю ответный.

— Я не слышал никаких жалоб раньше.

Сожаление сразу же накрывает меня, как грузовик, но уже слишком поздно. Ее выражение меняется, ярость и предательство заполняют ее лицо.

— Пошел ты, Мал, — выплевывает она, сильно толкая меня.

Спотыкаюсь назад, ударяясь о стену. Прежде чем я могу оправиться, она убегает, оставляя меня стоять там, ругаясь сквозь зубы.

Черт.

Я отталкиваюсь от стены и бросаюсь за ней, пробиваясь через VIP-зону. Гулкий бас звуковой системы клуба заполняет воздух, но все, на чем я могу сосредоточиться, — это Фрея, которая пробивается через толпу.

Настигаю ее снаружи, хватая за руку, разворачивая и прижимая к холодной кирпичной стене переулка.

— Что, черт возьми, ты делаешь? — резко говорит она.

Я не думаю ясно, но мне нужно, чтобы она слушала и, возможно, поняла, даже если сам не понимаю.

— Я не делаю этого, — рычу я. — Не вступаю в отношения. Это не я.

Фрея смотрит на меня с ненавистью, ее глаза сверкают, когда она холодно смеется.

— Я не прошу тебя быть моим чертовым парнем, придурок! Я прошу элементарной человеческой порядочности!

— И этого у меня тоже нет, — рычу я.

Это правда. Каспер выбил из меня всю порядочность много лет назад. Или, может быть, у меня ее никогда и не было. В любом случае, любая мягкость или доброта, с которыми я родился, — давно исчезли.

Теперь я такой. И не знаю, как быть кем-то другим.

Гнев вспыхивает на лице Фреи, когда она выставляет подбородок в мою сторону.

— Ты не можешь врываться в мою жизнь, играть с моей головой, а потом просто уходить, когда тебе удобно.

Ее грудь вздымается, когда она смотрит на меня. Я хочу заставить ее замолчать поцелуем, заставить перестать говорить и бросать мои собственные слабости мне в лицо. Но я не могу. Еще нет.

— Я больше не буду этого делать, Мал, — говорит она, ее голос срывается. — Я просто не могу больше терпеть эти качели с тобой.

Фрея вырывается от меня, разворачивается и уходит в ночь.

Я не знаю, как остановить ее. Не знаю, как это исправить. Поэтому вместо этого я делаю то, что всегда делаю.

Подливаю масла в огонь и, вероятно, делаю все еще хуже.

За несколько шагов снова настигаю ее, хватая за руку и разворачивая лицом к себе.

— Не уходи от меня, — рычу я, моя хватка на ее руке усиливается.

Она дергает рукой, пытаясь вырваться, но я притягиваю ее ближе, прижимая к холодным кирпичам стены переулка. Ее грудь быстро поднимается и опускается, когда она смотрит на меня дикими, злыми глазами.

— Я не отпущу тебя, — рычу я, мой голос низкий и опасный. — Не сейчас. Никогда.

Ее глаза расширяются, но она ничего не говорит. Воздух между нами заряжен, электрический, напряжение трещит, как живой провод, готовый порваться.

— Ты моя, — рычу я, мои губы касаются ее уха, мой голос грубый шепот. — И я никогда не позволю тебе забыть это.

Пульс Фреи учащается под моим прикосновением, ее руки поднимаются, но затем останавливаются, упираясь в мою грудь, словно она не может решить, оттолкнуть меня или притянуть ближе. Ее дыхание прерывистое, губы приоткрыты, когда она смотрит на меня, ее глаза широкие и дикие.

— Я ненавижу тебя, — шепчет она, ее голос дрожит.

Я усмехаюсь, наклоняясь ближе, мои губы касаются ее шеи.

— Нет, не ненавидишь.

Она дрожит, ее тело реагирует на мое прикосновение, даже когда ее разум борется с этим. Я чувствую конфликт, бушующий внутри нее, то, как она разрывается.

И мне это нравится.

Мне нравится хаос, который я вызываю в ее крови.

— Отпусти меня, — шепчет она. Слова слабые, едва ли протест.

Я сжимаю хватку на ее бедрах, притягивая ближе, пока между нами не остается пространства.

— Нет.

Ее дыхание замирает в горле, когда она смотрит на меня широкими, дикими глазами. Она ненавидит меня. Я знаю это. Но она хочет меня так же сильно.

Это то, что сводит меня с ума и делает это таким захватывающим, таким опасным.

Я наклоняюсь, мои губы касаются ее, грубый шепот вырывается из моего рта.

— Ты моя, Фрея.

И затем я целую ее.

Это не нежно. Не мягко. Это властный, отчаянный поцелуй, который заявляет на нее права и напоминает, кому она принадлежит. Ее руки хватаются за мою рубашку, притягивая ближе, и на мгновение мы теряемся в хаосе друг друга, в ярости и страсти, горящей между нами.

Когда я отстраняюсь, глядя на ее раскрасневшееся лицо и дрожащие губы, в ее глазах мелькает что-то еще — что-то уязвимое и сломанное.

— Ты ушел, — снова шепчет она, ее голос тихий.

Слова бьют меня сильнее, чем я ожидал. На мгновение ярость внутри меня стихает. Я смотрю на нее, моя грудь сжимается от чего-то, что я не хочу называть и не могу позволить себе чувствовать.

— Но я вернулся, — грубо бормочу я.

Она смотрит на меня, ее глаза ищут ответа в моих, и все замирает. Гнев, желание, хаос — все это исчезает, оставляя только нас двоих, стоящих в переулке, цепляющихся друг за друга, словно мы единственное, что удерживает нас от разрушения.

Но я знаю лучше.

Это не то, что можно исправить словами или поцелуями. Это что-то более темное и гораздо более опасное.

Я не могу спасти ее от себя.

Но я также не могу отпустить ее.

Так что… я не отпускаю.

Целую ее снова, сильнее. На этот раз она отстраняется, вырываясь из моей хватки с задыхающимся вздохом.

— С этим покончено, Мал, — выпаливает она, ее голос дрожит от ярости. — Это… что-то… между нами. Все кончено.

— Это не тебе решать, — резко рычу я. — У нас все еще есть соглашение.

Ее глаза вспыхивают гневом, и она делает шаг вперед, тыча пальцем в мою грудь.

— К черту соглашение! Просто скажи им! — кричит она. — Скажи Киру! Скажи Соте! Скажи всем! Мне все равно, Мал!

Я моргаю, мой разум кружится. Чувствую, как она ускользает, и как бы я ни старался удержать, земля уходит у меня из-под ног.

Голос Фреи смягчается, но в нем все еще есть острота.

— Ты то здесь, то нет. Ты хочешь меня, но ненавидишь. — Ее взгляд становится каменным, когда она отступает, создавая дистанцию между нами. — Почему бы мне не облегчить тебе задачу.

Темная мания накрывает меня, когда я вижу решимость в ее глазах.

— Как насчет того, чтобы ты остался, — холодно говорит она, — а я уйду на этот раз.

Она разворачивается, прежде чем я могу ответить, прежде чем могу даже осознать слова, и уходит. Я начинаю следовать за ней, но останавливаюсь, когда она садится в черный внедорожник, который я узнаю как принадлежащий организации Николаевых.

Дверь закрывается, и машина уезжает от обочины. Я смотрю, как она уезжает, моя грудь полна гнева, разочарования и чего-то, что слишком похоже на потерю. Вид того, как она уезжает, вызывает во мне волну тревоги, настолько чуждой и неприятной, что я почти не узнаю ее.

Мне нужно отпустить ее. Это все, что я когда-либо делал.

Но с Фреей я не могу. Рев в моей голове стихает только тогда, когда она рядом.

И это проблема, которую я не знаю, как решить.