Император ярости

2

ФРЕЯ

Страх разрывает меня изнутри. Мир вокруг трескается, словно реальность дала сбой. Всё кажется ненастоящим, как будто этого просто не может происходить.

Но глубоко внутри, там, где живёт упрямая, не сдающаяся без боя часть меня, ещё теплится искра сопротивления. Я дёргаюсь, пытаюсь вырваться, оттолкнуть его. Бесполезно. Всё равно что толкать бетонную стену.

Его пальцы сжимаются чуть сильнее — точно, уверенно, привычно. Он уже делал это. Много раз. Дышать он мне пока позволяет, но хватка его руки ясно даёт понять: он решает, когда мне вдыхать воздух. И когда перестать.

Власть. Полный, пугающий контроль.

Позади меня холодное стекло окна, его трещина впивается в поясницу, там, где задрались футболка и куртка. Но я почти не замечаю этого. Всё моё существо сосредоточено на фигуре в маске передо мной.

Он нависает, заслоняя собой весь мир.

Он разрезает мою душу, выжимает из неё страх, словно нож, вкрученный в тело.

Маска скрывает его лицо полностью, но мне не нужно его видеть, чтобы знать, что он делает. Я чувствую, как его взгляд скользит по моему лицу, шее, медленно, методично, словно он запоминает каждый миллиметр.

Я не вижу его глаз.

Но чувствую их.

Чёрные, хищные, ледяные, будто дуновение ветра на заброшенном кладбище. Они пронзают меня насквозь, пригвождают к стеклу не хуже, чем его рука.

Я не переживу это.

Мысль вонзается в сознание, словно кинжал, когда я смотрю в его пустую, ужасную маску.

Офис становится тесным, стены сдвигаются ближе, воздуха не хватает. Грудь сжимается, я задыхаюсь не от его руки, а от ужаса, ледяной петлёй сковавшего лёгкие.

— Пожалуйста, — мой шёпот едва слышен в гулкой тишине кабинета. — Я ничего не видела.

Тишина растягивается.

Настолько долго, что я начинаю сомневаться — а человек ли он вообще? Или это что-то другое? Что-то из кошмаров. Может, если сорвать с него маску, под ней окажется лишь пустая бездна?

И тут он смеётся.

Тихо, низко, без единой нотки веселья.

Его пальцы чуть сильнее сжимаются на моём горле — не душат, но напоминают, насколько я беспомощна.

Я лихорадочно ищу выход. Любой.

Но выхода нет.

Только я.

И монстр, который чувствуется самой смертью.

Он наклоняет голову, изучая меня, словно решая, стою ли я того, чтобы оставить меня в живых.

— ID, — роняет он одно-единственное слово. Голос хриплый, низкий, разрезающий тишину, как нож.

Я не двигаюсь.

Не сразу понимаю, что он сказал.

Но когда его пальцы сжимаются чуть сильнее, я дёргаюсь, лихорадочно роюсь в кармане куртки, вытаскиваю удостоверение, руки дрожат.

Конечно, оно фальшивое.

Одна из множества личностей, что я использую в подобных ситуациях. Если его проверить — всплывёт целая история, биография.

Но ни одна не приведёт к настоящей мне.

Монстр выхватывает его с такой скоростью, что я вздрагиваю.

— Карен Вандершмит, — протягивает он, пробуя имя на вкус. В голосе звучит… развлечение?

Я сглатываю, цепляясь за последние клочья самообладания.

— Я… я просто временная работница! — заплетающимся языком выпаливаю я. — В «Орлов Финаншиал Солюшнс»!

Голос дрожит не потому, что я хорошая актриса.

Я по-настоящему боюсь за свою жизнь.

— Я… я ничего не видела! Клянусь! Я никому не скажу! Пожалуйста… просто отпусти меня.

Он поднимает голову.

Взгляд снова пронзает меня, оценивает, взвешивает мои слова, решает — стою ли я хлопот.

Сердце грохочет так сильно, что мысли размываются в гулком шуме паники.

Он делает шаг вперёд.

Его тело прижимает меня к стеклу ещё сильнее.

Я чувствую его жар.

Чувствую запах крови в воздухе.

— Ты правда думаешь, что я просто позволю тебе уйти? — Голос низкий, тягучий, мурлыкающий. Опасный.

Мурашки бегут по коже.

Я мотаю головой.

Не могу говорить.

Не могу думать.

Каждый инстинкт во мне вопит: беги!

Но бежать некуда.

Его рука поднимается, и пластиковый край ID-карты неспешно скользит по моей ключице, опускаясь ниже, по чёрной ткани футболки, по груди.

Останавливается там, где грохочет моё сердце.

Я не могу дышать.

Второй раз пытаюсь его оттолкнуть, но он даже не шелохнётся, с лёгкостью удерживая меня на месте.

— Я ничего не видела, — повторяю, голос дрожит, едва слушается. — Я забуду всё, клянусь.

Тишина.

Тяжёлая, давящая, заполняющая собой весь мир.

А потом он склоняется ближе.

Его дыхание горячее, обжигающее ухо, голос низкий, опасный — и от него меня пробирает до самого нутра.

— Знаешь, что я ненавижу?

Я не отвечаю.

Не могу.

Страх сковывает меня, мысли мечутся в панике, цепляясь за любой шанс выбраться.

— Лжецов, — рычит он, пальцы сильнее сжимаются на моём горле.

Он снова постукивает пластиковым уголком ID по моей груди, а потом медленно поднимает его, подталкивая вверх, заставляя меня приподнять голову.

— А ты, Карен Вандершмит, очень плохая лгунья.

Я открываю рот, но слова застывают на языке.

Он медленно качает головой.

А потом убирает ID в карман кожаной куртки.

Когда его рука возвращается, уже пустая, сердце срывается с ритма.

Пальцы поднимаются к моему лицу, обхватывают челюсть, ладонь горячая, тяжёлая, и от неё по коже расходится дрожь.

Маска наклоняется.

Наклон головы хищный, изучающий.

Его большой палец скользит по краю моей челюсти, замирает, а потом повторяет движение. Неспешно. Выверенно.

Смесь прикосновения и угрозы.

Он делает это снова.

Но в этот раз его палец касается не моей челюсти.

А моих губ.

Что-то тёмное, страшное застывает внутри меня, сжимается в клубок, когда его палец медленно скользит по нижней губе, смещая её в сторону.

Снова.

В другую сторону.

Он смотрит.

Я чувствую его взгляд, даже если не могу видеть глаза за этой жуткой маской.

Он ждёт, чтобы я отпрянула. Чтобы я взбрыкнула.

Но я не двигаюсь.

Я не могу.

Третий раз.

Его палец давит на мою губу, проникая в рот.

Я сжимаю губы в инстинктивном протесте.

Это его не останавливает.

Даже не замедляет.

Его палец упирается сильнее, прорывается внутрь, пока мои губы не размыкаются.

Проникает глубже, касаясь языка.

Пульс рвано взмывает вверх.

Страх и что-то ещё, тёмное, неназванное, сталкиваются внутри меня с грохотом бури.

— Соси.

Мир кренится.

Я не ослышалась?

Маска снова наклоняется, и из-за пустых глазниц, скрытых тенью, веет тьмой.

— Соси, — командует он снова.

Голос низкий.

Требовательный.

Я не думаю.

Просто подчиняюсь.

Меня трясёт.

Но я обхватываю губами его палец, затягиваю его внутрь.

Он медленно двигает им, скользя по языку, обводя его размеренно, дразняще.

Контроль.

Это всё игра в контроль.

И я проигрываю.

Я ненавижу, как моё тело предаёт меня.

Как разум вязнет в страхе и в чём-то ещё.

Чём-то, что клубится внутри, опасное, липкое, незваное.

Он играет.

И я знаю.

Он не собирается меня убивать.

Ему нужно другое.

Куда более страшное.

Его палец двигается внутри моего рта, медленно, почти лениво, но с неприкрытым намёком.

Будто это не палец.

Будто это нечто другое.

Я жду, что эта больная игра закончится, когда он вынимает его.

Но вместо этого на его место приходят два толстых, татуированных пальца.

И что-то в самой глубине меня содрогается.

Чёрт.

Он не останавливается.

Не спеша, но настойчиво он двигает пальцами, раздвигая мои губы, проникая глубже, быстрее.

Я давлюсь, чувствую, как слюна стекает по его коже, капает на мой подбородок.

— Хорошая девочка.

Чёрт.

Гнев.

Шок.

Стыд.

И ещё что-то, что я отказываюсь признавать.

Я слышу эти слова, чувствую, как пальцы скользят из моего рта, влажные, блестящие.

А потом он просто лениво стирает их об мои губы.

Будто это было всего лишь игрой.

А потом его рука исчезает с моего горла.

Он делает шаг назад.

На мгновение мне кажется, что он уходит.

Облегчение пронзающим холодом пробегает по моему телу, выжигая остатки адреналина.

Но внезапно его рука снова врезается в моё лицо, хватая меня за подбородок с такой силой, что я чувствую, как завтра на коже останутся синяки.

Он наклоняет мою голову вверх, вынуждая смотреть.

И чёрная злоба за маской проникает в самую глубину моей души.

— Ты будешь молчать, — говорит он ровным, тихим голосом. — Если нет… я найду тебя. И в следующий раз я не буду таким… милосердным.

Угроза висит между нами, тяжёлая и неоспоримая.

Я киваю.

Не могу доверять своему голосу.

Я хочу верить, что просто уйду.

Что забуду.

Что вытру из памяти кровь, тела.

То, как он заставил меня почувствовать себя ничтожной.

Не просто жертвой.

Игрушкой.

Своей игрушкой.

Он отпускает меня.

Я отступаю, прижимаюсь к стеклу, дрожа, хватая ртом воздух.

А он просто разворачивается и уходит, исчезая в тенях, так же, как появился.

Всё кончено.

Я всё ещё дрожу, когда, наконец, отталкиваюсь от окна, ноги не слушаются, но я заставляю себя двигаться, покидая офис.

Осознаю, что прошла прямо по телам только на третьем этаже.

Сознание просто вычеркнуло их.

Или, может, оно было занято чем-то другим.

Что-то внутри меня ломается, когда я выхожу на улицу.

Свежий ночной воздух не помогает.

Сердце всё ещё бешено колотится, кожа помнит его хватку.

Город спит.

Но я не могу думать ни о чём, кроме него.

Человека в маске.

Монстра, который мог меня убить… но не сделал этого.

Почему?

Меня пронзает холодная, жестокая дрожь.

Я натягиваю капюшон, кутаясь в него, и бросаю взгляд через плечо, прежде чем ускорить шаг к машине.

Каждая тень кажется угрозой.

Каждый звук — эхом страха.

Я дрожу, когда, наконец, сажусь в машину, с трудом попадая по кнопке, чтобы запереть двери.

Тишина в салоне давит, но только здесь я чувствую себя в относительной безопасности.

Безопасность.

Я тихо смеюсь.

Коротко. Горько.

Я не в безопасности.

И уже никогда не буду.