Император ярости

8

МАЛ

Океан — единственное место, где я могу по-настоящему думать.

Единственное место, где крики в моей голове затихают, где постоянное притяжение ярости и жажды мести растворяется во что-то более… управляемое.

Держась за доску, я пробиваюсь сквозь волны, гребу дальше вглубь, ледяная вода режет мою голую кожу, словно лезвие. Сейчас определённо сезон гидрокостюмов, особенно на северо-востоке США. Но мне плевать.

Холод жжёт, онемение распространяется по телу, но остаётся неизменное, ритмичное притяжение прилива. Мышцы напрягаются, пока я гребу на сёрфе подальше, дожидаясь более крупной волны. Но в этой борьбе есть умиротворение, спокойствие, которое приходит только тогда, когда я довожу своё тело до предела.

Наконец, довольный, что нахожусь в нужном месте, я поворачиваюсь обратно к берегу, покачиваясь на чёрных водах у Лонг-Айленда. Несколько благословенных мгновений — только я и океан.

Нет прошлого. Нет будущего. Только тёмная, бурлящая бездна внизу и бескрайний простор воды впереди.

Я поворачиваю голову и смотрю на горизонт. Луна тонким серпом висит в небе, отбрасывая бледный свет на вздымающиеся волны. Здесь никого нет. И мне это нравится. Именно поэтому я прихожу сюда ночью — мир затихает, пляж пуст, и я могу раствориться в первобытной, дикой ярости океана.

Но даже здесь, в холодных объятиях воды, я не могу перестать думать о ней.

Фрея.

Её имя въелось в мой разум, тёмное, шёпотом проклятие, которое не хочет уходить. Я закрываю глаза, покачиваясь на волнах, пытаясь утопить эти мысли на самом дне моря. Но они всплывают снова. Сильнее. Навязчивее.

Я должен был убить её той ночью в офисе. Должен был покончить с этим, прежде чем она стала проблемой — прежде чем впилась в меня, словно заноза, которую нельзя вытащить.

Прежде чем я узнал, кто она, чёрт возьми, такая.

Но я не сделал этого. И теперь она засела у меня в голове, как рак, который невозможно вырезать.

Я должен был бы ненавидеть себя за то, что позволил ей занять столько места в моих мыслях. Но вместо этого я чувствую всё то же тёмное притяжение, тошнотворное влечение, от которого кровь закипает.

Она… другая. Я видел это в её глазах той ночью, когда поймал её в офисе — и снова сегодня. Да, там был страх. Но ещё… что-то. Что-то тёмное. Что-то, что перекликается с тенями внутри меня.

И теперь я знаю, почему.

Фрея Холм не существует. Это маска, которую она носила годами, скрываясь от мира и от самой себя.

Но я вижу её такой, какая она есть на самом деле.

Фрея Линдквист.

Одного этого имени достаточно, чтобы во мне зашевелилось что-то тёмное и жестокое.

Линдквист.

Семья, которая уничтожила мою. Шакалы, явившиеся среди ночи и убившие всё, что я когда-либо любил.

Моя мать. Моя сестра. Дядя — все они мертвы из-за этой семьи.

И вот она, последняя из них. Дочь человека, который пустил всё под откос.

Я чувствую, как за спиной поднимается волна. Позволяю разуму отключиться, остаётся только тело, доска и накатывающая стихия. Ударная волна швыряет меня вперёд, адреналин захлёстывает, когда я ловлю момент и поднимаюсь на ноги.

Холодный осенний воздух хлещет по мокрой коже. Но боль — это хорошо. Она заземляет, удерживает меня в реальности.

Волна с рёвом уносит меня обратно к берегу, я наклоняю доску, позволяя силе стихии нести меня к неизбежному концу.

Когда достигаю пляжа, валюсь в песок, вытаскивая доску за собой. Лёжа на спине, позволяю волнам омывать мои ноги. Грудь судорожно вздымается, когда я смотрю в небо. Звёзды спрятаны за слоем облаков, луну едва видно. Мир сам по себе кажется тяжёлым, давящим, словно он сжимается вокруг меня.

Но даже здесь, во тьме, среди уединённого безмолвия океана, я не могу сбежать от неё.

Фрея. Чёртова. Линдквист.

Разум говорит мне оставить это позади. Позволить призракам прошлого покоиться там, где им и место. Признать, что Фрея была всего лишь ребёнком, когда её семья уничтожила мою.

Но знаешь что?

Мне плевать.

Мне всё равно, хоть она святая или нашла лекарство от рака.

Она — Линдквист.

Я сажусь, чувствуя, как мокрый песок липнет к коже, и смотрю на бескрайние воды. Шум прибоя немного успокаивает, но не заглушает бурю внутри меня.

Проблема в том, что, когда я смотрю на неё, я жажду не только мести.

Есть… другие желания, всплывающие на поверхность вместе с годами накопленной злобы.

Желания, которые я держу взаперти, потому что не могу позволить им вырваться наружу.

Не могу. Я больше не такой. Я оружие. Инструмент. Я здесь, чтобы выполнить работу, и не более.

Но Фрея…

Не могу перестать думать: эти чёрные, ядовитые мысли, кружащиеся в голове при одном только упоминании её имени, связаны с тем, кто она, или с тем, чего хочу я?

Я хочу сломать её, потому что она Линдквист, и вся моя жизнь прошла в призраках того, что её семья сделала с моей?

Или дело в чём-то другом? В чём-то куда более тёмном, более извращённом?

Встаю, стряхивая песок с кожи, хватаю доску. Холодный ветер хлещет по лицу, но я почти не чувствую его. Только глухое, гнилое ощущение в животе — всё выходит из-под контроля, и я зашёл слишком далеко, чтобы это остановить.

Когда я добираюсь до своего пикапа, телефон жужжит на переднем сиденье. Прислоняю доску к кузову, бросаю взгляд на экран.

Хана.

Я почти игнорирую звонок, но что-то заставляет меня ответить.

— Что? — бурчу я.

На том конце провода повисает пауза, и я слышу слабые звуки джаза на фоне. Она на своём обычном месте.

— Я так и думала, что ты там, — говорит она мягким, насмешливым голосом.

— Где? — хмыкаю я.

— Я слышу волны, тупица. Плюс я знаю, что ночной сёрфинг — твой способ страдать в одиночестве.

Фыркаю, бросая взгляд на океан.

— Я не страдаю.

— Конечно, — отвечает Хана сухим тоном.

Снова пауза, и голос её меняется.

— Серьёзно, ты в порядке?

Простой вопрос, но он царапает меня изнутри. Я не в порядке. Не был в порядке с девяти лет, с той самой ночи, когда моя семья была разорвана на куски. И уж точно не был в порядке те два года после, пока не переехал к Кензо, Таку и Хане.

Но об этом я никогда не заговорю. Даже с ними.

Некоторые вещи слишком сломаны, чтобы их можно было починить.

— Я в порядке, — лгу, голос звучит резко. Слишком резко.

Хана не давит. Никогда не давит. Но я слышу беспокойство в её голосе.

— Что бы это ни было, ты же знаешь, что тебе не обязательно разбираться с этим в одиночку, да?

Я криво улыбаюсь. Хана — одна на миллион, и мне чертовски повезло называть её своей семьёй. Но именно одиночество — моя стихия. В одиночестве я не представляю угрозы. В одиночестве никто не пострадает из-за меня.

— Как там джаз?

Она фыркает.

— Отвлекаешься от темы?

— Очевидно.

Она тихо смеётся, и я почти вижу, как она закатывает глаза.

— Ты невозможный, знаешь?

Я не отвечаю.

— Группа сегодня хороша. Но я скучаю по Обезьяне.

Она говорит о Золотой обезьяне, своём любимом джаз-баре в Киото.

— Скажу так. Помоги мне уговорить Кензо убраться из этого богом забытого города, и я угощаю тебя выпивкой месяц.

Она снова смеётся. Затем выдыхает: — Серьёзно… Береги себя, Мал. У тебя есть люди, которым не всё равно.

Не успеваю ничего сказать, она сбрасывает звонок, и её слова тяжелым грузом оседают у меня в груди.

Я закидываю доску в кузов, захлопываю крышку и прислоняюсь к машине. Закрываю глаза, позволяя звуку волн заполнить тишину.

Но воспоминания уже здесь, цепляются за сознание.

Ночь, когда умерла моя семья.

Я до сих пор это вижу. Языки пламени, облизывающие края дома. Выстрелы, разрывающие воздух, заглушённые десятью футами воды над моей головой.

Металлический привкус садового шланга. Дым в воздухе, которым я дышал сквозь него, спрятавшись на дне бассейна, зажав шланг во рту, слушая, как всё, что я любил, разрывают на части.

Кровь повсюду, когда наступила тишина, и я наконец выбрался наружу.

И тогда был Кир.

Тогда я не знал, кто он. Я был слишком мал, слишком напуган. Но годы спустя понял — это был он. Именно его я видел той ночью, когда, карабкаясь из бассейна, наблюдал, как пламя уничтожает мой мир.

Я снова загоняю воспоминания внутрь, запирая их там, где им и место.

Кир — один из ключей ко всему этому.

Фрея — другой.

Я выясню, как всё связано.

Я должен.