Межесвет (СИ)

Глава 14

(Ланн)

Каждый, кто явился воздать хвалу Богине, неизменно натыкался взглядом на две пары красивых женских ног, свисающих с козырька. Они сидели на крыше храма, смеясь и болтая, словно дети. Лиандри набивала курительной травой изящную расписную трубку, которую подарила Дейдре — при условии, что ведьма угостит ее наркотиком. Лиандри взяла с нее клятву хранить молчание, так как боялась оказаться в немилости у Ланна. Вопреки смелым чаяниям госпожи Келлер, Лиандри не вошла в число замковых слуг: более того, ведьма с первого взгляда очаровала Дейдре и была мгновенно возведена в ранг лучшей подруги.

— Так каково это — быть ведьмой?

— Это трудно объяснить. Как будто в твоем теле бушует пламя, которое может сжечь тебя изнутри. Обычно огонь убивает по твоему желанию, и главное — не распалить себя до той степени, когда теряешь над ним контроль. Иначе ты сойдешь с ума. — Лиандри провела в воздухе вертикальную линию, символизируя падение. — Перейдешь в разряд чудовищ.

Дейдре коснулась ведьмы и сразу же отдернула руку.

— Ты такая холодная, — сообщила она. За спиной был гладкий купол храма, и девушка опасалась, что может случайно свергнуться с крыши, но это место выбрала Лиандри, и Дейдре не осмеливалась ей перечить. — Если я поскользнусь, ты подхватишь меня?

— Не выйдет.

— Почему?

— Я умею только убивать и соблазнять, Дей. Это тебе понятно?

Лиандри протянула ей трубку. Дейдре обхватила губами мундштук, придерживая трубку большим и указательным пальцами, и медленно затянулась. Курение было для нее ритуалом, не просто данью моде или вредной привычкой, и она действительно получала от него удовольствие. Дейдре оперлась на ладони и запрокинула голову, выпуская дым из легких.

— Я кое-что понимаю, — сказала она. — В устройстве этого мира.

Лиандри в свою очередь сделала затяжку и вопросительно взглянула на Дейдре. Ведьма любила утонченные вещи, и курить из трубки было приятнее, чем дымить папиросой. В горле у нее приятно защекотало, зрение заволакивало туманной пеленой.

— Иерархия такова: женщина, мужчина, ведьма, — со знанием дела заявила Дейдре. — Те, кто обладают силой, стоят на самом верху.

— Нет.

— Нет?

Лиандри всегда помнила об охотниках в хрустальных масках, могущих явиться в любой момент и лишить ее всего. Возможно, она могла забыть о них в моменты наивысшего блаженства, но в этом удовольствии ей было давно отказано. Лицо Кайна пронеслось перед ее лицом — неясное, текучее, — и расплылось на фоне чистого неба. По слухам, он вернулся в Гильдию стариком. Она не стала на него смотреть, чтобы сохранить в памяти его прежнее величие. Каким красавчиком он был! По нему не сохли лишь дряхлые развалины.

— Что ты видишь?

— Себя в шелках и алмазах, — мечтательно прозвучал голос Дейдре. — Но я все еще боюсь упасть.

— Не бойся. Падай.

Госпожа Келлер улеглась спиной на крышу храма, раскинув руки. Под действием наркотика купол показался ей мягким и упругим, как новая подушка. Расположившись удобнее, она поискала глазами Лиандри, с трудом фокусируя взгляд. Ведьма выглядела какой-то нереальной, окутанной светом, словно сумела преодолеть ограничения физического мира и вознеслась, присоединившись к сонму ангелов.

— А ты? — спросила Дейдре. — О чем ты думаешь?

Зрачки Лиандри вдруг сузились до размеров крошечных точек, она судорожно обхватила руками колени и уставилась ненавидящим взглядом в пустоту. На лице проступили несвойственные ей эмоции: отчаяние и боль. Вместо того чтобы просто накинуть ведьме на голову экзалторский мешок или похитить ее спящей, он решил сломить Лиандри, разбить ее каменное сердце или заставить впасть в бешенство, после которого уже не будет возврата к нормальной жизни, если жизнь колдуньи можно назвать таковой. Они стояли в кругу роз, и он подарил ей обручальное кольцо. Он знал, что она холодна, как полярная ночь, но клялся отдать ей все, что имеет, умереть вместе с ней, умереть ради нее. Кольцо было из кресета, того самого материала, из которого состоит гильдейская стена, и когда он вышел за пределы круга цветов, ее начало охватывать оцепенение. Оно поднялось от кончиков пальцев до груди и сдавило ей горло. Лиандри находилась в состоянии, близком к каталепсическому сну, а красные розы пред ее взором разгорались ярче и ярче, будто языки огня, стремящиеся пожрать ее плоть, в то время как внутреннее ледяное пламя желало соединиться с этим огнем в безумной, разрушительной пляске смерти. Покрыть землю налетом из ледяных кристаллов, заморозить весь мир, и только тогда, в объятиях холодной вечности, он станет чистым и прекрасным. Она хотела это сделать, но не смогла пересечь круг из роз, распространявших сладкий, удушливый аромат.

— О розах.

Одной затяжки хватило на несколько минут. Лиандри обрела ясность рассудка, но ее все еще трясло. Она спрятала это воспоминание в самый темный уголок памяти, но оно все равно всплыло на поверхность.

Дейдре приподнялась.

— Тебе нравятся розы?

— Я их ненавижу, — призналась ведьма.

— Еще разок? — Дейдре вытряхнула на землю пепел и потянулась к пестрому мешочку с травой, сиротливо лежащему рядом с Лиандри, собираясь самостоятельно набить трубку, но ведьма прикрыла его ладонью. — Почему нет?

— На сегодня достаточно.

— Но почему? — принялась канючить Дейдре. — Так мало!

— Хорошо. — Лиандри сжалилась над ней, ссыпала в ладонь горстку травы и протянула девушке. — Но теперь ты сама.

Госпожа Келлер не стала возражать.

— Тебе нравится Ланн? — спросила она в перерыве между затяжками.

— Что, если так?

— Как мне его соблазнить? Ты говорила, что умеешь это делать.

— Никак, — пожала плечами ведьма. — Его сердце принадлежит другой, и уж поверь мне, женщин редко любят так сильно. Честно говоря, я ей немного завидую.

Дейдре облизала мундштук кончиком языка. Вот оно как. Лиандри, видно, уже попытала счастья с Ланном и потерпела поражение. Но Дейдре, как бы там ни было, знатная аристократка и дочь богача, к которой около года благоволил сам король, и у нее намного больше шансов на успех.

— И где же она сейчас?

— Неизвестно. Она от него сбежала.

Дейдре рассмеялась.

— Это упрощает дело, — с улыбкой сказала она.

— Смотри, как бы она не вернулась.

— Мне-то что?

— Она ведьма, — сказала Лиандри, — как и я. Отдай трубку.

Дейдре неохотно выпустила трубку из рук. После нескольких глубоких вдохов в голове прояснилось, но девушку все еще немного качало, и Лиандри помогла ей спуститься с крыши, а затем испросила разрешения побыть в одиночестве. Просьба была всего лишь формальностью, Дейдре не имела права приказывать ведьме и прекрасно это знала. На ужин Лиандри тоже не явилась. Госпожа Келлер, сидя за длинным столом по левую руку отца, не спускала глаз с Ланна, у которого, несмотря на ошеломляющее разнообразие яств, не было аппетита. Его взгляд блуждал по комнате, ни на чем не задерживаясь, в том числе на юной Дейдре в роскошном платье цвета сочных апельсинов. Глубокое декольте подчеркивало полную грудь, чересчур крупную для ее возраста и сложения, и девушка специально низко наклонялась над столом, по привычке прислуживая отцу, позволяя всем желающим рассмотреть ее внушительные достоинства. Стыд был ей неведом. Дейдре привыкла, что красоту нужно демонстрировать, а не скрывать под слоями кружев.

Все ее старания оказались напрасны: Ланн был околдован кем-то другим. Снова ведьма, подумала Дейдре, но вслед за мимолетной вспышкой гнева пришло осознание собственного бессилия. Она не могла быть врагом тем, кто облечен властью, в сотни раз более могущественным, чем она сама: по той же причине госпожа Келлер не возненавидела короля. Дейдре была по-своему простодушна и все еще питала надежды на возвращение в Аверну Лиму, а на Ланне было рано ставить крест. Сидящий напротив человек был одинок, подобно ее отцу, в его глазах затаилась печаль; а скорбящий, как известно, нуждается в утешении.

В тот вечер Дейдре не представился случай остаться с Ланном наедине: после ужина он ушел вместе с отцом, чтобы продолжить незаконченный разговор. Логан привел его в ту же потайную комнату, в которой, как надеялся старик, стены не имели глаз и ушей. Там хранились его воспоминания, покрытые пылью, фрагменты из жизни, которую он хотел бы вернуть. Ульцескор попросил портрет своей семьи, и после минутного колебания Логан отдал ему картинку. Эта вещь была ему дорога.

— Ты говорил с сестрой? — спросил Логан. У него еще не было возможности увидеться с Лиандри, хотя Дейдре души в ней не чаяла и практически все время проводила с ведьмой. Ланн покачал головой: его внимание было сосредоточено на портрете. — Почему?

— Не думал, что скажу это когда-то, но я боюсь последствий. А если это известие всколыхнет в ее сердце что-то, чему лучше остаться нетронутым? Что, если она захочет… — Ланн умолк. Старик терпеливо ждал продолжения. — Она больна.

— Мы все больны, Ланн.

— Вы не понимаете. Она сама — болезнь. Мне хочется думать, что я контролирую ее и смогу удержать от насилия, но это чересчур самонадеянно. Я не уверен. Она из Вираго, сильнее ее только дис, утратившие плоть и парящие где-то за пределами материальных пространств. Скажите мне, Логан, что стало с моим отцом? Должна же быть какая-то причина, по которой ему отсекли голову. Королей казнят только за измену.

— За тиранию. Шпионаж. Насилие над членами царственного дома.

— Что же это было? Он угнетал аристократов? Продавал оружие на Альвийские острова? Искалечил своего брата?

Логан издал тяжелый вздох и сел на кровать.

— Твои дядья плохо кончили, а отец женился на танцовщице без роду и племени. Твой дед, тогдашний король, был уже довольно стар, и потеря сыновей не могла не сказаться на его рассудке. Он вбил себе в голову, что союз с твоей бабушкой посеял в роду семена безумия и что все его дети заражены, в том числе твой отец. Но только не Ирвин Август. Дитя от второго брака, он единственный был чист. Два сводных брата лежали в могиле, остался только один: кто бы упустил такую возможность, когда на кону стояло целое королевство? Но одних подозрений было недостаточно, а Рен не подавал признаков умственного недуга. А потом родился ты, и он стал растерянным, замкнутым, подолгу не выходил из своей спальни. Навещал твоего дедушку и сидел у его постели, как будто извинялся за что-то, еще не совершенное. Приходил один, по ночам. Перед одним из таких визитов Ирвин Август вложил ему в руку нож.

На шее Ланна дрогнула жилка, он напрягся, стиснув руки в кулаки.

— Он убил своего отца и короля? — спросил ульцескор.

— Успокойся, Ланн. Ничего не случилось, но король испугался. У Рена отняли право наследования. А после смерти твоего дедушки и коронации Ирвина Августа было проще простого лишить его еще и головы. — Логан подошел к столу, наполнил кубок вином и промочил горло. Он сознательно давал ульцескору время переварить услышанное. — Но есть кое-что еще, что ты должен знать. Имя человека, одурманившего твоего отца.

— И вы никому не сказали?

— Я слаб, Ланн. Я и тогда был слабым. Я не думал, что все так обернется, а потом было уже поздно. Некого было спасать.

— А меня? Мою сестру?

Логан промолчал.

— Так кто это, ведьма?

— Нет, не ведьма. — Старик сделал еще один глоток, собираясь с духом. — Это был я. Я показал ему болота, богатые триофеном. Мы вместе вдыхали этот газ, хотя тогда я не знал, что это может привести к смертельному исходу. Я не мог ничего доказать, но я продолжил изучать триофен и спустя годы убедился, что твой отец не был безумен. Он умирал, он чувствовал это — и не мог сказать близким.

Долгое время Ланн не знал, что говорить.

— И все это время вы торговали газом, который убил моего отца?

— У меня не было выбора. Теперь ты понимаешь? Перед казнью он был особенно плох. Он все равно бы умер — спустя месяц или два. — Маска спокойствия, которую старик с таким трудом удерживал на лице, разбилась вдребезги, кубок звякнул, выскользнув из его руки. Логан упал на колени и подполз к Ланну: дряхлый, жалкий, раздираемый чувством вины. Старик захлебывался слезами. — Прости меня. Прости. Я отдам тебе все. Даже свою дочь.

— Мне ничего не нужно.

Логан поднял на него заплаканные глаза.

— Тогда зачем ты здесь?

— Я не знаю. — Взгляд ульцескора обжег его холодом, и старик со всей ясностью понял: похожесть Ланна с отцом заканчивается на внешнем аспекте. Дайрен был сентиментальным, податливым и мягким, им было легко управлять, а еще легче — расположить к себе. — Чем больше я вас слушаю, тем меньше мне хочется остаться.

— Но, Ланн… — умоляюще произнес старик, — мне нет оправданий, я виноват, таковым признает меня любой суд. Но я не хотел этого. Поверь мне, и я помогу тебе вернуть то, что еще можно вернуть — твою мать, сестру и королевство. — Ланн угрюмо молчал, и Логан продолжил, дернув его за штанину: — Люди хрупкие. Иногда мне кажется, что они сделаны из хрусталя, а не плоти. Мы были созданы такими.

Ланн почему-то подумал о Летиции. Он не хотел о ней думать.

— Встаньте. Негоже старому пресмыкаться перед молодым.

Келлер поднялся, опираясь на краешек стола. Он не был полон жизненной силы, но и не выглядел больным: триофен не затронул ни его тело, ни разум. Старик взглянул на Ланна с надеждой, ожидая услышать слова прощения, но ульцескор молча направился к выходу. Он оглянулся перед тем, как уйти, и яркий лазоревый свет из его глаз удивил и напугал Логана.

— Вы первым узнаете о моем решении, — произнес он.

Голос старика остановил его через несколько секунд.

— А где был ты? Чем занимался все это время?

— Я охотился на чудовищ, — сказал Ланн, — но теперь с этим покончено.

Его разобрала тоска: по скромной комнатке в восточном крыле, по хрустящей бумаге с гильдейской печатью, по тем временам, когда от него требовались лишь смекалка и умение махать мечом, по Летиции. Все, чего он сейчас хотел — уйти из замка под покровом ночи, забыть о своем происхождении и скитаться по дальним краям до самой старости. Его отца убил Логан Келлер — он сам сознался в своем преступлении. Так кому он должен мстить, с кого требовать спрос?

Волей случая Ланн встретил в коридоре Кольма. Ульцескору хотелось остаться наедине со своими мыслями, и он прошел мимо, не заметив мальчика, но паж догнал его и несмело дернул за куртку. Сказал коротко и просто, потупив взгляд:

— Научите меня.

Ланн не смог оттолкнуть мальчика, хотя не так давно отказался тренировать молодых карцев. Кольм привел его на задний двор, и они до темноты упражнялись в фехтовании. Когда на небе высыпали звезды, Ланн предложил пажу деревянный манекен в качестве соперника, а сам отправился в постель.

Проснулся он от жуткого холода, пробиравшего до костей. Комнату заволокло промозглым густым туманом, на одеяле лежал снег, а за прозрачной занавеской окна он различил знакомый силуэт. Девушка сидела к нему спиной, ее ноги болтались над пропастью. Лететь вниз было далеко. Одно быстрое движение — и она разлетится на осколки, как фарфоровая чашка, едва достигнув земли. Ланн представил ее разбитой и мертвой, в луже стылой крови, и с трудом преодолел дурноту.

Он стряхнул снежинки с одеяла, завернулся в него и подошел к Лиандри, по пути включив свет. Она была в том самом дешевом шерстяном платье, купленном на местном рынке, и это казалось странным: ведьма ведь страсть как любила прихорашиваться.

— Мне нужно кое-что у тебя спросить, — произнес он.

— Какое совпадение, — отозвалась она. — Уступишь женщине?

Она все еще сидела к нему спиной, и ульцескор не попросил Лиандри обернуться. В самом деле, зачем смотреть людям в глаза, когда разговариваешь, и видеть все, что происходит у них в душе? Знать слова прежде, чем они будут произнесены?

— Я слушаю.

— Дейдре имеет на тебя виды.

Это меньше всего его волновало.

— О боги.

— Тебе все равно?

— Нет, я думаю, мне пора жениться, — с иронией заметил Ланн, — ибо в последнее время таких девушек становится все больше.

— Не шути со мной.

Теперь она обернулась. Бледное марево рассеялось, ее лицо стало четким, словно камея. Лиандри была без косметики, даже губы не подвела, а ее волосы пребывали в очаровательном, но столь несвойственном для них беспорядке.

— Что случилось? — спросил он.

— Я могла бы убить Летицию ди Рейз, если бы хотела этого.

— А ты хочешь?

Она отвела взгляд.

— Возможно.

— Лири, я не Кайн. Я лишен его чар, его энергии, его страстей.

— От него веяло безумием и угрозой. И любовью.

— Опасное сочетание, — заметил Ланн. — А что насчет меня?

— Ты другой.

— Тогда в чем дело?

— Я ревную.

Между ними стеной встало молчание.

— К Летиции? — наконец спросил ульцескор.

— Потому что она ведьма.

— Послушай… — Какое-то время Ланн подбирал слова. Если Лиандри окажется его сестрой, это станет лучшим выходом из сложившейся ситуации. Не имело значения, какие чувства он испытывал: в отношениях со Снежной Ведьмой можно было рассчитывать только на статус жертвы. — Ты давно не была среди людей. Еще привыкнешь, они успеют тебе осточертеть, прежде чем вернешься в Гильдию.

— Кто заставит меня вернуться? — прошептала она.

— Экзалторы, — отчетливо проговорил Ланн. — Никто еще не отменял их, верно?

— Ты жесток.

— По-твоему, — он положил ладонь ей на плечо, — я могу остановить их?

— Можешь. Ты уже победил двоих.

— А что потом? — Его голос огрубел, в него закрался гнев: — Превратишь меня в ледяную статую в знак благодарности?

Лиандри улыбнулась. Ульцескор почувствовал, как от кончиков пальцев струится холод, расползаясь по жилам, как медленно коченеет плоть. Он убрал руку.

— Что ты хотел спросить? — мягко поинтересовалась ведьма.

Не имело смысла затягивать дело. Ланн достал из кармана портрет и показал ей.

— Эта девочка — ты?

Она вгляделась в изображение. У малышки были густые темные волосы, глаза голубые или серые — цвета тусклые, уже и не разобрать; личико симпатичное, но у детей часто такие, по мере взросления черты меняются и грубеют.

— Кто это?

— Моя сестра.

— С чего ты решил, что это я? — Лиандри протянула ему портрет. — Ланн, я была уродливым ребенком. Мне это часто мать говорила. По ее мнению, лучше бы я такой и осталась.

Его лицо отразило разочарование.

— Значит, это не ты?

— Нет, но… — она показала ему кончик языка, — я знаю, кто это. Это лицо знакомо мне не хуже, чем мое собственное. А теперь давай обсудим условия сделки. Что я получу взамен?

— Ты уверена, что…

— Да, — кивнула Лиандри. — Ошибки быть не может.

Он вздохнул.

— Чего ты хочешь?

Ведьма задумалась на мгновение.

— Подари мне букет роз.

— Странная просьба. Это все?

— Нет, не все. Я хочу войти за Грань. И ты меня сопроводишь.

Ланн покачал головой.

— Я не пойду, но остановить тебя не могу.

Она снова улыбнулась, на сей раз шире.

— Ты хочешь сохранить ей жизнь? Летиции ди Рейз? Я ведь найду ее. Найду, где бы она ни была. Разве она не стоит того, чтобы рискнуть?

Ланн прореагировал болезненно.

— Она стоит всего, — хриплым, быстрым шепотом произнес он. Он никому еще не говорил, насколько сильно любит Летицию, и откровенность оказалась неожиданно волнующей. Звучание ее имени изменило все, наполнило жидким огнем его нутро. — Ты клянешься?

— Боюсь, мы не сможем скрепить договор кровью. — Лиандри плюнула в ладонь и простерла руку ему навстречу. — Клянусь. Ты пойдешь со мной?

— Да. — Он повторил ее жест, их руки соединились. — Клянусь.