Межесвет (СИ)

Глава 18

(Шадрен)

Он больше не был чужаком, и город обнажался перед ним, раскрывая свои тайны. Низкие проходы, будто предназначенные для детей или карликов, расширялись при его приближении, темные окна внезапно вспыхивали приглашающим светом, на стенах тупиков вырисовывались двери. Прохожие уже не прятались, и он повидал многих существ: трехметрового мужчину в широкополой шляпе и с тонкими, как спички, конечностями; свору детишек с крыльями вместо рук и одинаковыми лицами, наблюдавших за ним с крыши; женщину, чья улыбка была прекрасна, как сама любовь, а нижняя часть ее тела казалась проглоченной огромным василиском; пугливую стайку теней, сбежавших от своих хозяев; существо неопределенного пола с лицом Идрис, и Шадрен долго и тоскливо смотрел ему вслед. Они были похожи на отражения в кривых зеркалах, на что-то искаженное, неправильное, обросшее перьями и хвостами, наделенное теми характеристиками, которых никогда не было у людей. Они умели дышать под водой, могли парить над облаками, не прибегая к технике или магии, победили смерть и обрели способность размножаться без партнера. Все в Альдолисе переплелось, все было едино: высокие башни и приземистые храмы, неровные ряды могильников и ржавая земля, истекавшая кровью, заменившей здесь воду.

Шадрен почувствовал жажду и испил из одной такой темной лужи. Кровь была холодной и полной отвратительных сгустков. Он с омерзением сплюнул один из них, остальные скользнули в желудок, вызвав легкую тошноту. С минуту Шадрен стоял, прислушиваясь к своим ощущениям. Он вроде бы насытился, но впредь решил питаться иным образом, а холодные лужи оставить бедным и убогим — или очень голодным.

Он нашел даханавара на старом месте — на ступеньках перед Домом Скорби. Экзалторский плащ куда-то исчез, видимо, вампир выменял его на расшитый камзол из черного бархата, отныне красовавшийся на поникших худых плечах. Не зная, с чего начать беседу, Шадрен поинтересовался именем даханавара. Тот сначала сказал что-то длинное и труднопроизносимое, напоминающее ругательство, потом изрек:

— Слантья.

Шадрен слегка наклонил голову и представился.

— Я знаю, — сказал вампир. — Тебя все знают. Хочешь зайти?

Шадрен покачал головой.

— Зря, — сказал Слантья и замолчал.

Шадрен постоял еще минуту, попрощался и ушел в расстроенных чувствах. Он собирался вернуться во дворец, когда услышал за спиной шелест крыльев. Черная ворона опустилась ему на плечо столь же непринужденно, как когда-то садился Фрей. Шадрен испытал приступ ностальгии и легонько пробежался рукой по ее встопорщенным перьям.

— Что ты ищешь?

Она обратилась в девочку так быстро, что он и не успел и глазом моргнуть. Морта вцепилась пальцами ему в плечо, его рука покоилась на ее волосах. Шадрен снова погладил ее по голове — девочка не шелохнулась.

— Тебе это нравится?

— Что ты ищешь? — повторила Морта свой вопрос.

— Почему ты решила, что я что-то ищу?

— Ходишь и приглядываешься ко всем.

— Тебе кажется.

Она оставила в покое его плечо и поплелась рядом.

— Не ври мне. Я знаю, когда врут.

— Ладно.

Шадрен опустился на краешек полуразрушенного фонтана, в котором плавали водоросли, и поманил девочку пальцем. Морта подошла, придирчиво осмотрела ободок в грязных потеках и не захотела садиться. Шадрен предложил в качестве подстилки полу своего рваного плаща. В ответном хмыканье содержался явный намек, что его одежда ничем не чище.

— Мне нужен друг, — сказал Шадрен.

Они сидели плечом к плечу. Морта недоверчиво покосилась на него.

— А как же Морвена?

— Она не может быть мне другом.

— Почему?

— Потому что она моя зазноба.

— Ну и что?

Шадрен немного подумал и сказал:

— Мать ведь не может быть отцом, а отец — матерью?

Морта помедлила, ища в вопросе какой-то подвох.

— Наверное, нет.

Он улыбнулся, демонстрируя клыки.

— То-то же.

— И ты решил, что найдешь друга среди монстров? — спросила Морта.

— Ты не монстр.

— Это с какой стороны посмотреть, — не согласилась девочка.

— Так кто же ты?

— Я говорила тебе. Нас называют парками, богинями неизбежности. Я — смерть.

Шадрен ничуть не удивился.

— Как дуллахан?

— У смерти много обличий.

— И ты знаешь, когда я умру?

— Знаю, — кивнула она. — Почему ты думаешь, что кто-то захочет быть тебе другом?

— Иногда за окном раздается тоскливый вой. Кто-то страдает от одиночества, как и я. Я хочу найти его, но у меня нет крыльев, чтобы обозреть весь город. Ты поможешь мне?

— Вот еще. С чего бы я стала это делать?

Его рука снова мягко легла ей на голову. Шадрен сделал несколько осторожных движений. Выражение ее лица изменилось, девочка прикрыла глаза: ему казалось, что Морта вот-вот заурчит, как довольная кошка. Она изголодалась по ласке, она вожделела ее, но была чересчур горда, чтобы просить. Шадрен внутренне обрадовался, что нашел к ней подход, и продолжал гладить: его рука скользила по иссиня-черным волосам, пропуская локоны между пальцев.

Потом девочка смутилась, обернулась птицей и улетела. Шадрен остался сидеть, точно зная, что Морта вернется с первыми сумерками. При полном отсутствии солнца трудно было сказать, когда именно в Альдолис приходит закат, но по расчетам Шадрена это должно было случиться не позднее, чем через два-три часа. Со своего места ему было отлично видно главную улицу, и он во все глаза таращился на пешеходов, не опасаясь их гневных взглядов. Прошла девушка в компании то ли волка, то ли огромной собаки. Казалось, она ведет со зверем непринужденную беседу, хотя в ответах собеседника присутствовали лишь рычание и лай. Тело девушки не покрывала шерсть, но на руках были длинные перчатки, что вызывало определенные подозрения. Шестое чувство подсказало Шадрену: она такая же, как ее спутник, а эти белые руки искусаны до локтей. Он отвел глаза. Чей-то крик разнесся над городом, пронзительный и громкий, как мольба о помощи. Шадрен вскинул голову, огляделся: улица была пуста, девушка с волком скрылись за углом, и оттуда доносился ее веселый смех. Она любила его, любила зверя.

Его руки сжались в кулаки. Ему следовало пресечь подобные мысли, перестать судить чудовищ, ведь теперь он мало от них отличался. Он убил ту несчастную в Доме Скорби, выпил ее без остатка. Шадрен не знал, кем и чем она являлась, — в тот момент она была его пищей. В ушах прозвучали слова Слантьи, как будто вампир был где-то рядом:

'Они и не живые, это точно. Они меня кормят'.

Шадрен горько усмехнулся, а потом вспомнил раны на ее шее с блестевшей в них кровью — горячей, с восхитительным сладковатым привкусом. Его сердце забилось сильнее. Красная жажда подступила к самому горлу, и ему стоило немалых усилий ее прогнать. Не думай, приказал он себе, не сейчас.

'Хочешь зайти?'

— Харр!

Он вскинул голову — над ним кружила Морта. Ворона хлопнула крыльями, и ему на колени опустилось маленькое черное перо. Шадрен повертел его в пальцах, улыбаясь.

— Линяешь?

Птица грациозно спикировала на каменный ободок. Шадрен моргнул — перед ним на четвереньках стояла девочка, край малиновой накидки упал в фонтан и потемнел, напитавшись влагой. Морта устало плюхнулась рядом, не обратив на это внимания.

— Всего несколько минут назад я слышал крик.

Она пожала плечами.

— Это баньши. Привыкай.

— Ты нашла его? Или ее?

— Конечно, нет, — равнодушно ответила Морта. — Они воют не от одиночества. Это чушь, которая могла прийти в голову только такому, как ты.

— От чего же?

— От тоски. Они хотят того, что может дать только человек. Не обязательно плоть. В основном их привлекает то, что содержится в людских умах и сердцах. Придя сюда, ты был в большой опасности. Морвена не могла уберечь тебя. Никто не смог бы.

— Это значит, что ты одобрила мой выбор?

Ее взгляд был подчеркнуто ледяным.

— Мне нет до тебя дела. Жив ты или мертв и так далее. Здесь, в Альдолисе, это волнует исключительно Морвену.

Шадрен проигнорировал ее холодность.

— Твоя сестра с белой косой…

— Децима, — подсказала Морта.

— Она назвала ее матерью. Не Морвену, как я понимаю… Ту, другую. Это правда? Она твоя мать?

— С чего бы ей врать? Да. Моя мать — королева чудовищ.

— Поэтому ты все время была с Морвеной?

— Не все время, — покачала головой девочка. — И я оказалась не очень-то полезной. Когда пришла дуллахан, я ничего не смогла сделать.

— Значит, ты не убиваешь, — заключил он.

— Своей рукой? Нет. Но Морвена должна была умереть. Я видела ее смерть. — Морта помолчала. — Кто-то изменил Узор на полотне, распустил его и сплел по-другому, не оставив следов. Сколько я ни вглядываюсь, вижу те же три узелка: Морвена, Летиция ди Рейз и Серый Скиталец. — Услышав знакомое имя, Шадрен на мгновение вскинул брови. Он видел девушку дважды: во время поединка на арене и когда ее вынесли, бездыханную, из логова Искариота. Вот как. Красотка в алом была не просто ярой поклонницей его несговорчивого приятеля, она имела значение. А Серый Скиталец? Неужели это Ланн? Девочка заговорила снова, и Шадрен не решился ее перебить: — Архиведьма. Лишь она способна на такое.

— Нефела? — предположил Шадрен.

— Нет, не она, — уверенно произнесла Морта. — Их было семеро. Шестеро мертвы, но их смерть не окончательна, как и любого из нас. Можно найти лазейку, проход шириной в игольное ушко, дыру в реальности. Достаточно одной руки, руки из могилы. Но что связано — того не развяжешь, если ты не пряха. — Она вздрогнула, будто сказанное неприятно поразило ее саму. — Зачем я говорю все это тебе?

Он легонько коснулся ее плеча.

— Потому что я слушаю.

Морта ничего не ответила. Они посидели молча. Его взгляд приковала ее гладкая белая шея: на ней не билась жилка, но Шадрен знал, что там есть кровь. Он тяжело сглотнул.

— Что ты так на меня смотришь? И глаза у тебя красные, как угольки.

— Я голоден, — признался Шадрен.

Морта кивнула на темную лужу.

— По крайней мере, крови здесь сколько угодно.

— Она… отвратительна на вкус.

— Тогда иди к Слантье. У него есть лучше.

— Те, что в Доме Скорби, — не люди?

Морта посмотрела на него как на сумасшедшего, и отчетливо произнесла:

— Здесь нет людей.

— Но люди тоже годятся в пищу?

— Ты разве не слышал, что я говорила? Годятся. Больше, чем что-либо.

— Значит, мы на вершине пищевой цепочки?

— На вершине цепочки — Мана, и никто другой. — В голосе Морты промелькнуло раздражение. От нее ускользала какая-то мысль, ей хотелось отделаться от Шадрена и спокойно поразмыслить в одиночестве. — Ты уходишь?

Шадрен поднялся. Девочка была права, ему следовало идти. В груди вспухал какой-то шар, он болезненно пульсировал, увеличиваясь в размерах. Шадрен мог сдерживаться, в голове царила ясность, но терпеть нарастающие муки было не обязательно. Он пойдет в Дом Скорби и насытится первым, кто попадется под руку.

— Прежде чем я уйду, ответь: пустошь или вечное лето?

— А ты как думаешь? — угрюмо отозвалась она.

— Ты скажи мне.

Морта задала встречный вопрос:

— Ты пил ее? Морвену? Мою мать?

Шадрен вспомнил испуганные глаза, в которых гасли зеленые сполохи.

— Нет. Я не смог.

— Прости, — сказала Морта.

Ответ за ответ. Другого он и не ждал. Как только Шадрен отвернулся, послышался негромкий хлопок, в спину ударила струя ветра. Морта упорхнула — лишь теплое перо в его руке напоминало о ней. Он спрятал перо в карман и вернулся к Слантье: тот встретил его радушно. Старая ведьма снова взяла Шадрена за руку и долго водила во тьме, прежде чем они достигли каморки, очень похожей на ту, в которой обитала его первая жертва. На этот раз ему попался молодой парень, столь же бледный, как девушка, разве что без ран и следов укусов. Шадрен в благоговении опустился на колени, взял тонкие руки в свои. Он не знал почему, но эти существа, предназначенные в пищу вампирам, обладали удивительной красотой. Казалось, чего еще желать? Ему не приходится жевать крыс, морщась от отвращения, кто-то обеспечил его пропитанием на всю оставшуюся жизнь, а плоть, в которую он вонзается зубами, пахнет фруктами и хорошим вином.

Он хотел быть нежным. Шадрен наклонил юноше голову, придерживая его рукой за шею. Сомнения быстро отодвинулись на задний план, и глотку обожгла пряная кровь. Он пил жадно, прижимая к себе тело, которое и не думало сопротивляться. В голове путались мысли: может, Шадрен предпочел бы девушку; может, Морвену. Он вспомнил ее испуг, ее вскрик, и во рту разлилась горечь. Он оставил парня и вытер рукавом рот.

Во дворце его ждала буря. Его зазноба, как он недавно окрестил ее в разговоре с Мортой, побросала свои одежды на пол и исступленно топтала их ногами. Пол ходил ходуном, стены дрожали, сверху сыпалась пыль. Шадрен понаблюдал за ней несколько минут, стоя на пороге. Затем он решил, что пришел в плохое время, и хотел удалиться, но она как раз подняла глаза от вороха тряпок и увидела его. Зеленые глаза полыхали гневом.

— Что? — спросил Шадрен, беспомощно отступая назад.

Она молчала, ввинчиваясь в него взглядом. Внезапно наступило затишье, дворец перестал трястись, а ее руки безвольно повисли вдоль тела. Морвена понурила голову, волосы упали на лицо. В гробовой тишине он услышал: кап-кап.

— Ты плачешь? — пораженно спросил он. Будто в подтверждение его слов, на пол упали еще две соленые капли. — Но почему?

— А ты не понимаешь.

Морвена говорила тихо, он едва разбирал слова.

— Я… недостаточно хороша для тебя?

Он пересек комнату, не дожидаясь приглашения.

— Что ты говоришь?

— Ты ходишь к ним, не ко мне, — прошептала она.

— К ним? Морвена! — Шадрен взял ее за плечи. — Что случилось? Объясни!

Она обратила к нему лицо в потеках слез.

— Помнишь, я была безобразной? Помнишь, какой я была?

Шадрен чувствовал, как его затапливает гнев. Морвена не могла ничего толком сказать. Ему хотелось привести ее в чувство, вытряхнуть из нее весь этот вздор.

— Нет, не помню. Я никогда не говорил такого. И не думал.

— Я взяла у Кайна все. Но этого оказалось мало. — Морвена закачалась, и Шадрен обхватил ее рукой за талию из боязни, что она упадет. — Как ты можешь? Это как… измена.

До него наконец дошло, о чем она толкует.

— Ах вот оно что, — произнес он упавшим голосом.

В ее понимании место, куда он ходил пить кровь, приравнивалось к дому терпимости. Это его огорчило. Шадрен действительно испытывал возбуждение, склоняясь над жертвой, в этом процессе было что-то сексуальное, но ведь иначе он не мог. Морвена сама этого хотела, разве нет? Она заставила его стать таким, а потом испугалась, узрев вампирские клыки. Шадрен готов был поклясться, что в тот момент в ее голове пролетело что-то вроде: 'Как с этим можно целоваться? Как это можно любить?'

— Я приношу свои извинения, — с трудом произнес он. — Я был голоден.

Ее тело напряглось. Морвена выпрямилась, медленно убрала с плеч льняной локон, откинула на спину. Шея белела, словно кость. Он ничего не почувствовал: красная жажда не явилась.

— Чего ты от меня хочешь?

Она отозвалась мгновенно:

— Люби меня. И никого больше.

— Я не знаю, сколько мне нужно, — честно сказал он. — Я не могу позволить тебе умереть.

Их взгляды встретились.

— А страдать позволишь?

Шадрен не знал, что ответить.

— Морвена…

Она взяла его лицо в ладони и накрыла его рот своим: резко, неумело. Сначала он опешил, ощутив во рту вкус своей крови, потом взял контроль над ситуацией, направляя Морвену, показывая ей, как надо. Они целовались, памятуя о клыках, а когда Шадрен открыл глаза, то увидел перед собой другую девушку. Морвены нигде не было. Он потрясенно отшатнулся, махнул ладонью, словно пытаясь отогнать наваждение. Провел пальцем по саднящим губам: на них был пепел.

Темный флер, скрывавший лицо, еле заметно дрогнул. Шадрен встретился глазами с дис, и его рассудок мгновенно помутился, а рот наполнился слюной. С ужасом он понял, что она вызывает у него острое желание, подобно беззащитным жертвам из Дома Скорби. Красная жажда явилась внезапно и вопила в каждой клетке его преображенного тела. Ему хотелось попробовать, какова она на вкус. Он жаждал пить из богов.