Межесвет (СИ)

Глава 34

(Летиция)

Его голос был проникнут ледяным спокойствием. Смерть не стучит в дверь: ей не нужно разрешение, чтобы войти. Летиция понимала, что должна испугаться, но страха не было.

— Если ты здесь, — медленно сказала она, — значит, в том доме…

Охотник взглянул на нее. Чуть улыбнулся.

— Прошлая наша встреча была короткой.

— Эта будет длиннее?

— Отчего же нет? — Он похлопал ладонью по скамейке. — Садись.

Летиция не стала дожидаться повторного приглашения. Затем ей стало стыдно: одежда вся в грязи, волосы слиплись от пота и пыли, лицо и руки вымазаны сажей. В отличие от нее, Охотник был чистеньким, как будто прилетел сюда на огненной колеснице. Госпожа ди Рейз украдкой глянула на него и, убедившись, что его внимания удостоился злосчастный особняк, послюнила палец и принялась стирать пятна с ладоней. Почему-то это казалось ей жизненно важным: чистые руки.

Охотник молча протянул ей платок.

— Если он там, — спросила она, — так чего ты не войдешь?

— Не могу, — донеслось в ответ. — Он насыпал под дверью дорожку из соли. Ума не приложу, где он этому научился.

Летиция перестала вытирать руки.

— Соль? — спросила она с неподдельным изумлением. — Тебя можно остановить солью?

Он издал короткий смешок.

— Вижу, это не очень впечатляет.

Летиция промолчала. Несколько минут они провели в тишине, и за это время погода резко изменилась: откуда ни возьмись, налетел холодный ветер, на землю упали первые капли дождя. Госпожа ди Рейз быстро продрогла, но не встала со скамейки. Она искала слова, которые заставят его уйти, — и в то же время знала, что таких слов не существует.

— Да, соль, — сказал Охотник. Их глаза на миг встретились, и под этим льдисто-голубым взглядом она поневоле сникла. — И чужой мир. Как, например, чья-то живая картина. Поэтому я нашел его не сразу. Но от меня никто не уходит. Меня нельзя избежать.

— Кто велел тебе избавиться от нас? Богиня?

— Она не говорит со мной, — с каким-то сожалением произнес Охотник. — Я не получал приказов уже лет сто. Или, может, все пятьсот? Время обтекает меня, как вода камень. Я не веду ему счет.

— Значит, приказ очень древний, — поняла Летиция. — А что, если все изменилось?

— Ничего не изменилось и не изменится. Колдовство остается уделом женщин. Она избавилась от архиведьм, несмотря на их фанатичную преданность, потому что они посмели обучить мужчину. Ты думаешь, на свете не было колдунов? Были. Но я убил их, — мрачно сказал Охотник. — Убил их всех.

— А я?

— А тебе суждено стать источником его силы.

— Но если убить его, — предательский, мерзкий вопрос, — то мне ничего не грозит?

— Ты чем слушаешь? Я должен убить вас обоих. Ты видела его, говорила с ним, ты расскажешь кому-то еще. Молва распространится, как чума, а люди не должны думать, что это нормальное явление. Иначе колдуны начнут появляться на свет как грибы после дождя, и мне придется нанять целую бригаду, чтобы вовремя от них избавляться. Кроме того, — он помедлил, — отпущенное тебе время давно истекло.

— О чем ты говоришь?

Охотник пожал плечами, не намереваясь отвечать. Госпожа ди Рейз беспокойно заерзала. Холодное кресло, стальная пластина на глазах… Неужели? Но ей не следует думать об этом сейчас.

— Тогда я буду с тобой драться.

Он с интересом посмотрел на девушку.

— И чем же ты собираешься меня одолеть?

Летиция сжала гримуар в онемевших пальцах. Дождь припустил в полную силу, ветер становился все яростней и гнул деревья к земле. Охотник проявил неожиданную заботу: легким движением накинул девушке на голову капюшон. Она глянула на него краем глаза.

— Иди в дом, — сказал он. — Я подожду.

— Ты позволишь мне? — удивилась Летиция.

— Позволю. Он отчаялся и скоро выйдет. Так или иначе.

— Ладно, — сказала она.

Летиция поднялась, еще с минуту стояла, прислушиваясь к шуму дождя, как будто ждала, что он скажет что-то еще. С его волос стекала вода, капая на куртку. Охотнику было от силы лет двадцать пять на вид, может, меньше, один его глаз был бледнее другого, он хромал и не мог уснуть. Он был бессмертным богом, который собирался убить ее и Касса, а она не хотела оставлять его одного под сумрачным небом, наедине с дождем.

Госпожа ди Рейз не успела среагировать: Охотник схватил ее за руку чуть выше локтя и дернул к себе. Капюшон упал на плечи, ее сердце зашлось от испуга. Их лица оказались на одном уровне, и в какой-то момент Летиции почудилось, что он собирается ее поцеловать. Но он только спросил:

— Передумала?

— Нет, — прошептала она.

Помедлив, он отпустил ее. Госпожа ди Рейз бросилась к дому, спотыкаясь о камни и кляня себя, что решила задержаться, но запах пороха и беды преследовал ее, летел за ней, будто шлейф от траурного платья. Перед глазами маячило его лицо, чем-то даже красивое, но это было совсем не важно, так как Охотник ясно дал ей понять, что в следующий раз они встретятся врагами: столько холодной ярости отразилось в его взгляде.

Взойдя на крыльцо, Летиция остановилась, упираясь в колени и тяжело дыша. В следующий миг дверь распахнулась, будто Касс с нетерпением ждал прихода гостей. При виде девушки его лицо вытянулось от удивления.

— Что ты здесь делаешь?

Она протиснулась мимо него в дверь. В доме было зябко.

— Ты сам меня позвал.

Летиция огляделась, снимая плащ: старая мебель, побитые деревянные панели, давно потухший очаг. На каминной полке стояли часы с разбитым стеклом. Они не шли.

— Разведи огонь, что ли.

Она плюхнулась в потертое кресло, скрипнувшее под ее весом. Кассиан затворил дверь, все еще вне себя от изумления, и молча наблюдал, как Летиция, не слишком церемонясь, выжимает воду из мокрых волос. На полу перед креслом образовалась лужа.

— Я тебя позвал? — наконец осведомился он. — Как?

Госпожа ди Рейз обернулась и взглянула на него.

— Ты прислал мне сообщение.

— Каким образом? — Его понемногу охватывал гнев. Летиция, которой вообще не должно было здесь быть, принялась городить какую-то чушь прямо с порога. — Почтовой ласточкой? Передал записку? Я ничего тебе не присылал.

Пришел ее черед удивляться.

— Вот как? — Она подошла к камину, присела на корточки и поворошила кочергой холодные угли. Поискала взглядом растопку: ничего подходящего не нашлось. — Тем не менее, я получила сообщение. Что ты в опасности. Что Охотник…

— Стой. Замолчи. Он стрелял в меня.

— Стрелял?

Касс подошел ближе. Его лицо исказилось болью.

— О Богиня, Летиция, что тебе здесь понадобилось, в этой мертвой долине? Ты пришла умереть вместе со мной? Я остановил клинком его пулю. Но спектра разлетелась на осколки, как простое стекло. И я сбежал и спрятался здесь, насыпал под дверью соли… Что я мог еще сделать? Иди сюда, — его голос снизился до шепота, — иди и обними меня, потому что я не думал, что увижу тебя еще раз.

Она повиновалась. Касс обвил вокруг нее руки. Он думал о том, где она была после его побега и кому достались поцелуи, которых жаждали его губы. Летиция не могла принадлежать ему — и все-таки она пришла, пересекла ради него границу миров и подвергла себя смертельной опасности. Разве мог он желать большего от девушки, с которой его связывало только несчастье?

— Я люблю тебя.

Ведьмак почувствовал, как Летиция оцепенела в его руках, но ему было все равно. Три слова могли изменить все, и именно их он так и не сказал Лу. Кто знает, как бы все повернулось? Люди учатся на своих ошибках.

— Слушай, Касс…

— Тебе не нужно ничего говорить.

— Нет, нужно. — Она отстранилась, завладела его взглядом. — Ты не умрешь здесь. Я клянусь тебе в этом. Я смогу победить Охотника, и мы уйдем отсюда вместе.

— И что потом?

Она ушла от ответа.

— Я справлюсь. Просто жди. Ты в меня веришь?

— А у меня есть выбор? — с невыразимой печалью спросил Касс. Затем лицо ведьмака вдруг прояснилось, как будто его посетила замечательная идея. Он схватил ее за руку и горячо прошептал: — Давай убежим. Только ты и я. Давай убежим, невеста волка, ведь ты бегаешь быстрее, чем остальные.

Он и не подозревал, как оскорбил ее этими словами. В этом смысле он был таким же, как Ланн. Никто не верил в нее. Все считали ее ни на что не годной глупышкой. Летиция ожесточенно вырвала руку и глянула на него с такой яростью, что Касс невольно отшатнулся.

Она вернулась к креслу и подняла с пола гримуар, держа его обеими руками. Ведьмак переводил взгляд с книги на нее, не представляя, что Летиция собирается с ней делать. Что есть силы огреть его фолиантом? Да, это было бы неплохим выходом из положения.

— Ты знаешь, что это?

— Мне ли не знать? — мрачно отозвался он. — А ты знаешь, как им пользоваться?

— Конечно, знаю, — без зазрения совести соврала Летиция. Сейчас она не могла признаться в своем невежестве, это было равносильно капитуляции. — Потому что я ведьма. Этого ты отрицать не станешь?

Он промолчал. В этом споре Летиция имела больше шансов на победу: ее самоуверенность была как непотопляемый корабль, и количество пушек противника или их мощь ничуть ее не страшила.

— Я не буду убегать. Ты боишься, но во мне нет страха.

Он прикрыл глаза рукой и хрипло рассмеялся.

— Да, боюсь, и что с того? Я беспомощен. Мне нечем обороняться. Ты пришла упрекать меня? Так давай, упрекай! Скажи, что я ничтожество, что я бесчестный ублюдок, что я должен выйти за порог и умереть, как и подобает…

— Разве я говорила такое?

Мягкость ее голоса поразила его. Касс опустил руки и посмотрел на Летицию, и выражение ее лица оставило его безоружным, а слова в один миг утратили назначение и смысл. Она воплощала в себе все, чего он когда-либо хотел, чего мог хотеть, — и она досталась другому. Осознание впилось в его мозг так стремительно и болезненно, что у него подкосились колени, а к горлу подступила тошнота. Касс не мог заставить себя выйти к Охотнику, но он мог пережить ее смерть. Недостойная, низкая мысль. После такого лучше погибнуть.

— Я знаю, что верно, — проговорил он, отчаянно цепляясь за ошметки того благородства, которое когда-то у него было, — но то, что происходит сейчас, ужасно неправильно. Я люблю тебя. Пожалуйста, не уходи.

— Я поставлю все на свои места, — сказала Летиция.

И отвернулась.

Касс стоял неподвижно, пока за ней не закрылась дверь, а после шумно выдохнул и рухнул на колени. Какое-то время Охотник будет занят госпожой ди Рейз, и он сможет выйти через заднюю дверь и продолжить побег, который рано или поздно закончится неудачей. Охотник настигнет его, он знал это без подсказок, но ему удастся выиграть время. Жизнь была бесценным даром, жизнь была у него одна…

И в то же время он знал, что не сдвинется с места. Он будет ждать, пока Охотник не встанет у него на пороге и не сообщит страшную весть. Боги редко славились милосердием и величием души. Касс весь дрожал внутри — и ничего не мог с этим поделать. Страх полностью подчинил его себе, когда сквозь него, как огонек в тумане, пробилась яркая мысль: в том сне Летиция ничего у него не просила.

Она его оплакивала; его, мертвого.

— Значит, вернулась?

Охотник не оказал ей теплый прием. Его лицо вообще не отражало никаких эмоций, как будто Летиция уже не была девушкой, а только холодным трупом, лежащим в грязи. По крайней мере, дождь прекратился, думала она, вперив взгляд в сумрачную гладь небес.

— Ты всерьез считаешь, что пришла сюда по своей воле? В прошлом я думал так же. Что я в полной мере сознаю то, что делаю, что я властен над своими поступками. Но я ошибался. Боги предпочитают действовать через нас. Потому что это забавно или, может, они чересчур ленивы, — этого я не знаю. Тебя привели, — повторил Охотник, глядя в сторону.

— Это не имеет значения. И все же я благодарна тебе за заботу. Мой отец не сказал бы лучше.

— Я не хочу убивать тебя. Не сегодня, не здесь.

— Но приходится, — закончила она вместо него.

Револьвер перекочевал из кобуры в ладонь с такой скоростью, что девушка не успела и глазом моргнуть. Охотник выстрелил без предупреждения и прощальных слов, вокруг дула вспыхнуло оранжевое пламя, и пуля ударила Летицию в грудь, выбив из нее дух и отбросив далеко назад. Ее несколько футов тащило по грязи, перевернув на бок, и в расплывшемся, потемневшем мире не нашлось места мыслям о попранном достоинстве. В груди пульсировала тупая боль. Госпожа ди Рейз сильно приложилась затылком, но не потеряла сознания. Какое-то время она лежала неподвижно, прислушиваясь к ритму своего дыхания и ожидая, когда уйдет обморочная слабость. Летиция дышала часто и тяжело, но это была не агония. Она не могла понять, каким образом осталась в живых, пока в глазах не прояснилось. На обложке книги, придавившей ей левую руку, осталась круглая вмятина. В момент выстрела госпожа ди Рейз машинально прижала фолиант к груди, воспользовавшись им как щитом.

Охотник явно сожалел, что первый выстрел не убил Летицию. У него не было привычки затягивать дело. В глубине души он восхищался ее решительностью и отвагой, но смерть не гнушается никем, для нее все одно: стар или млад, женщина или мужчина, подонок или герой. Охотник оказался достаточно великодушен, чтобы дать противнику время подняться. Остальное было излишеством.

Летиция встала на ноги, превозмогая боль, выпрямилась во весь рост. У нее, перепачканной в грязи, замерзшей, усталой и голодной, почти не осталось сил, чтобы сражаться. Нет, не так. Их не было уже в тот момент, когда она пересекла порог дома на холме. Одна лишь сила воли толкала ее тело вперед. Сила воли — и неуемная злоба.

Она совершила длинное путешествие, чтобы познать колдовство, ощутить его хотя бы на кончиках пальцев. Она пересекла пустыни и реки, пережила такое, что страшно представить, и все же магия ей не давалась. Жертва, которую потребовало от нее темное искусство, оказалась немыслимой, это не вкладывалось в рамки ее мировоззрения. Вот что было действительно неправильно.

Гримуар взлетел в воздух, зашуршав страницами, но вместо того чтобы тяжело грохнуться вниз, продолжил порхать над землей вровень с ее лицом. Летиция вытащила кинжал из-за пояса и срезала булавки, сдерживающие одну из бабочек. Она даже не удостоила заклинание взглядом, отпуская на волю других мотыльков, вскоре окутавших ее голову дымным облаком. Они содержали ледяные копья и огненные шары, каменные глыбы, стрелы из света и тени, снежную бурю в миниатюре, цветистые иллюзии, магические доспехи и целую свору различных стражей, готовых как помочь скоротать зимний вечерок, так и распылить противника на молекулы. Там были заклятья исцеления, безумия и мгновенной смерти: все то, что может придумать человек, — и чего он вообразить не в состоянии. Летиция могла сделать врага тонким, как бумага, а потом с легкостью разорвать его руками. Она могла убрать из его тела все кости и смотреть, как он превращается в бесформенную массу, неспособный даже кричать. Она могла превратить его в пугало, калеку или горстку пепла. Она могла забрать у него разум.

Так или иначе, Охотник должен был умереть. Летиция вложила в это намерение всю свою ярость, и растревоженный рой мотыльков метнулся к противнику, оставляя в воздухе четкие темные следы. Эти линии, прямые и в то же время вибрирующие, точно Мана-струны, разрезали пространство между ней и Охотником. У заклятий нет своей воли, они повинуются хозяину, и приказание, отданное однажды, нельзя отменить. Госпожа ди Рейз была уверена, что бабочки не повернут назад, какими бы уловками ни располагал Охотник.

Подобный арсенал мог оставить в руинах весь мир. Никто не мог противостоять ей. Никто.

Враг вскинул руку с револьвером и пальнул в воздух, пробив небо цвета лиловых сумерек. Вокруг дыры мгновенно образовался смерч, затягивая в мерцающий водоворот все новые облака, а их брюшка то и дело подсвечивались белым, как при грозе. Заклятья, едва достигнув Охотника, рассыпались на яркие сполохи, клубы дыма и переливчатые осколки, а потом, вновь обратившись в мотыльков, замертво упали к его ногам. Их прозрачные тела усыпали землю, оставленные ими линии оплыли, как горячий воск. С влажным звуком гримуар шлепнулся в грязь. Мир стал черно-белым, будто из него высосали весь цвет.

Летиция отчаянно заморгала и вспомнила свои же слова: 'Он был абсолютен. Он был… богоподобен'. По телу разлилась слабость, кинжал начал выскальзывать из пальцев, но она вовремя опомнилась и крепче обхватила рукоять. Сдаться — значит проиграть. Ее неодолимая армада только что была разрушена одной-единственной пулей, стерта в пыль и прах вместе с ее самонадеянностью. Запасных планов у нее не было, лишь одна простая стратегия: в смелых фантазиях госпожи ди Рейз побеждал тот, чей удар был достаточно силен, чтобы навсегда заставить противника замолчать. Что ж, секунду назад Летиция обладала мощью, способную уничтожить любого. Но не Охотника.

Их сватка больше напоминала шахматную партию, чем смертельный поединок. Охотник играл белыми и напал первым, но он всегда ждал ответного хода, прежде чем ударить снова. Так и теперь. С минуту он смотрел на оппонентку, и его взгляд был скорее ленив, чем сосредоточен, потом якобы невзначай опустил глаза на ее руку, державшую кинжал, и Летиция, как зачарованная, последовала его примеру.

Первой ее мыслью было: у нее больше нет оружия, у нее нет ничего. Спектральное лезвие раскололось в тот миг, когда Охотник забрал из мира цвет, и в грязи перед Летицией лежала россыпь зеркальных обломков. Вместо этого из рукояти изливался поток клубящейся тьмы, настолько длинный, что уходил далеко в землю. Длинный… и невероятно тяжелый. Она резко согнулась пополам, словно только сейчас ощутила его вес.

Летиция осела на землю, не выпуская клинок. Охотник зашагал к девушке, всем своим видом показывая, что бой окончился не в ее пользу. Свободной рукой госпожа ди Рейз принялась листать пустые страницы гримуара, забрызганные грязью. Она старалась отпустить на волю всех мотыльков, не оставив ничего напоследок, и до сих пор считала, что это было правильным решением. Ничего. Ничего. Она перевернула последнюю страницу.

Последний мотылек притаился на обложке, испуганно трепеща крыльями в такт ударам ее сердца. Летиция не могла прочесть подпись под картинкой и тем более не могла знать, нужное ли это заклятье, но у нее не было выбора. Трясущимися пальцами она отколола булавки, бережно взяла мотылька в ладонь и резким движением подбросила вверх. Воздух над ней задрожал, начал наливаться формой, и госпожа ди Рейз, ощутив тревожную вибрацию, с трудом отползла назад.

Охотник остановился. На его лице отразилось удивление, быстро сменившееся холодным презрением. Путь к жертве ему преградил мужчина, сотканный из тени, как две капли воды похожий на него самого, а его оружие было точной копией Охотничьего револьвера. И все же Богиня сделала Охотника убийцей, не имевшего равных ни в этом мире, ни за его пределами. Сомнения были ему чужды, как и страх.

Летиция продвигалась все дальше, таща за собой клинок. Она пыталась уйти с линии огня. Бой, который ты ведешь с самим собой, нельзя выиграть; нельзя победить свою Тень. Дом на холме был раскрашен в серые тона, ее плоть была белой и практически искрилась в отсветах грозового неба, спутанные локоны волочились по грязи. Она задыхалась от усилия, загребая пальцами грунт. Земля внезапно содрогнулась, подбросила ее вверх, а потом немилосердно швырнула обратно. Летиция перекатилась на спину, хватая ртом воздух. Больше всего досталось руке: она не выпустила клинок, и при толчке ей едва не вывихнуло локтевой сустав. Девушка повернула голову и чуть приподнялась, помогая себе здоровой рукой.

Тень играла с Охотником, как ребенок с новой игрушкой. Он видел, что Тень в точности повторяет все его движения, и это наполняло его злобой. Он распалялся, будто любовник в жаркую ночь, и Тени передавалась его пылкость. Тень была столь же ловкой, сильной и изобретательной, хотя это казалось немыслимым. Тень была им.

Их обоих покрывали следы от пуль: у Охотника были раны и царапины, у Тени прорехи. Они не умирали, потому что смерть не была заложена у них в клетках, как у любого живого существа. Два бога. Два Охотника.

Летиция отвернулась и поползла по направлению к дому.

На середине склона у девушки кончились силы, и она устало повисла на темных корнях, выступающих из-под земли. Из нее выжали все, что у нее было. За спиной не стихали звуки сражения. Оно будет длиться столетиями, а она должна добраться до Касса, прежде чем потеряет сознание, и сказать ему…

Выстрелы перестали сотрясать воздух, затаила дыхание земля. Превозмогая себя, Летиция боязливо оглянулась через плечо. Охотник приближался, охваченный сполохами грозы, страшный и кровавый, и его Тень, петляя из стороны в сторону, шагала следом. Нет, убеждала себя девушка, это мое заклятье, моя защита, оно не посмеет обернуться против меня. Как по команде, они оба вскинули руки с револьверами. Госпожа ди Рейз зажмурилась в ожидании двух ударов, которые насквозь пробьют ей грудь. Внутри разлился леденящий холод, как будто она уже была мертва. Летиция словно окоченела, перед лицом гибели она не могла даже заплакать. Она ждала и ждала, но ничего не происходило.

Когда Летиция наконец открыла глаза, Тень обвила Охотника руками и ногами, присосалась к нему, как огромная пиявка. Его рука с револьвером была единым сгустком черноты. Он яростно сопротивлялся, но не мог выскользнуть из цепких объятий своего двойника. Тьма залепила ему глаза, лилась в глотку через полуоткрытый рот. Кажется, он едва дышал.

Госпожа ди Рейз посмотрела на клубящийся клинок в своей руке. Придерживаясь за корень, она встала на четвереньки, приподняла сначала верхнюю часть тела, а потом выпрямила колени. Теперь Летиция стояла, пошатываясь, а клинок тянул ее к земле. Она обхватила рукоятку обеими руками и безуспешно попыталась воздеть меч над головой. Он был непосильным грузом, слишком массивный для нее одной.

Чья-то ладонь легла на ее скрещенные, напряженные до предела руки. Мягко, ободрительно сжала и подтолкнула вверх. Клинок начал подниматься с такой легкостью, будто Летиции не хватало всего лишь мизерного усилия, чтобы сделать это самой. Воздетое лезвие простерлось до самых облаков, налитых бурей. Госпожа ди Рейз была как богиня правосудия со своим мечом.

— Рази, — шепнул он.

Клинок опустился без свиста, без единого звука, и вонзился во влажную почву. Изломанный след от меча протянулся до самого горизонта, вспыхнул темным пламенем и мгновенно потух. Долина Аш оказалась разделенной надвое, и пересечь эту огромную расселину нельзя было ни по воздуху, ни по земле. Края трещины испускали свет столь слепящий и полный красок, что невозможно было смотреть, и это сияние будто стеной скрыло Охотника от чужих глаз. Они были на правильной, цветной стороне, он остался на мертвой, черно-белой.

Летиция уронила на землю рукоятку кинжала. Она едва держалась на ногах, опираясь спиной на плечо человека, стоящего позади. Такое приятное, родное тепло. Она блаженно прикрыла глаза.

— Он мертв?

— Вряд ли. Но я победила. Мы победили.

— Значит, он придет снова?

— Может быть.

— И что тогда?

— Я буду драться с ним опять.

— Ради меня? — Касс взял девушку за плечи и резко развернул к себе. Ее волосы свисали мокрыми спутанными прядями, кожа отливала восковой бледностью, на перепачканном грязью лице горел лихорадочный румянец, и при этом она казалась ему беспощадно, губительно прекрасной. — Так останься со мной, а не с кем-то другим!

Летиция ответила ему прямым взглядом.

— Мы не можем быть любовниками. Но могли бы стать кем-то еще.

— Да ну? Например, кем? — в его голосе не было энтузиазма.

— Партнерами.

Он не знал, что сказать, все еще обуреваемый страстями, но это слово вселяло надежду. Когда-то он сам этого хотел, разве нет? Летиция обняла ведьмака за талию, нисколько не смущаясь. Она слегка раскачивалась, и Касс, невзирая на слабые протесты, поднял ее на руки. Когда-то он был невысокого мнения о женщинах: темное искусство было дано им, чтобы компенсировать природную слабость.

Но его убеждения покачнулись. Госпожа ди Рейз определенно обладала чем-то, чего он был лишен. Он не находил слов, чтобы описать это небывалое свойство: способность бежать быстрее, когда это невозможно, находить силы, когда они на исходе, отыскивать решение, которого нет. Для разума не существовало границ, не было лимитов у тела. Если захотеть, можно получить все.

Летиция задремала у него на руках. Касс поймал себя на том, что укачивает ее, как ребенка, и запечатлел на ее лбу короткий поцелуй. Девушка вскинулась и растерянно огляделась вокруг. Увидев его лицо, она снова расслабилась и обмякла.

— Пойдем домой, Касс, — произнесла Летиция между зевками. — Я так устала.

— Домой? — переспросил ведьмак. — Но как?

— Проще не бывает. — Она смежила веки, по губам скользнула тень улыбки. — Нам нужно всего лишь проснуться.

Госпожа ди Рейз умолкла и откинула голову, мгновенно проваливаясь в сон. Касс собирался перехватить ее поудобнее и отнести в дом, как вдруг девушка исчезла, оставив после себя ускользающее ощущение тепла и плащ, поразительно легкий, казавшийся сотканным из паутины. Ведьмак растерянно развел руками, накидка упала в грязь. Он смаковал горечь потери, когда за спиной раздалось хлопанье крыльев.

— Как поживаешь, Серый Скиталец? У меня для тебя задание.

Он обернулся. Нона держала в руке что-то вроде осколка или кристалла, полного острых углов и сверкающих граней: фрагмент времени. Госпожа ди Рейз сделала свой вклад в спасение мира, но его путешествие только начиналось.

Интермедия. Практически незнакомка

— Ты знала обо всем. Что печати были временным решением. Что Грань охватывает все большую территорию. Что вывихнутый мир — не сустав, который можно вправить обратно.

— О чем ты говоришь?

— Ах да, конечно!

Она всплеснула руками, одновременно воздевая глаза к потолку. Гостеприимство было неведомо хозяйке этих апартаментов: ей не предложили ни сесть, ни выпить чаю. Ифа принялась мерить шагами спальню, выражая нетерпение. Подошла к окну, намереваясь раздернуть занавески, но в последний момент передумала. Полумрак был как нельзя кстати. Она обернулась к Вираго, опираясь на подоконник и скрестив ноги: расположилась куда вольготнее, чем того требовал этикет.

Лайя-Элейна нахмурилась, но ничего не сказала. Внезапный визит вытащил ее из постели, и она недоумевала, что понадобилось здесь рядовой ведьме, когда в ход пошли обвинения. Все ясно. Ифа хочет занять ее место: не она первая, не она последняя. Но это было еще не все. Интуиция никогда не подводила карлицу, а сейчас она прямо-таки вопила об опасности. Если Ифа надеется, что Вираго каким-то образом выдаст себя, то ей придется уйти ни с чем. Сами по себе слова не имели веса.

Лайя-Элейна откинулась в кресле и произнесла почти лениво:

— Приемные часы… — Ифа ответила ей таким яростным взглядом, что карлица умолкла, неожиданно для себя. — Мне придется позвать экзалторов.

— Я уже их позвала.

Уголок рта Вираго еле заметно дернулся. Мерзавка, явившаяся сюда ни свет ни заря, была настроена серьезно. Какие карты могут быть у нее на руках? Да никаких. С некоторых пор Лайя-Элейна ни с кем не делилась своими тревогами, они хранились исключительно в ее голове. Сканла была ее слабым местом. Она от нее избавилась, пусть не без сожаления.

— Да? С какой целью, позволь спросить?

— Чтобы взять тебя под стражу.

Ясно как день — это провокация. Вираго собиралась ответить в своей обычной презрительной манере, когда увидела странную тень у Ифы на плече. Тень медленно передвигалась бочком по изгибу шеи. Лайя-Элейна не сумела сдержать дрожь. Милосердная Богиня, это невозможно.

Ифа сказала что-то еще, Вираго ответила молчаливым согласием. Многоногая тень на пару секунд скрылась из виду, переползая на левое плечо. Кажется, Ифа почувствовала зуд, так как машинально провела ладонью по шее, едва не смахнув паука. Лайя-Элейна не сводила с него напряженного взгляда. По ее спине липкой струйкой стекал пот.

— …с тобой будут хорошо обращаться, — долетел до нее голос. — Это я тебе обещаю.

Карлица заморгала, не веря своим ушам. Что-что? Ифа направилась к выходу и по пути дружески хлопнула Вираго по плечу. Паук громко щелкнул хелицерами, будто в подтверждение ее слов. Неслыханная дерзость.

Когда за ними обоими закрылась дверь, Лайя-Элейна вздохнула с облегчением. Монстры из наших снов не могут проникать в реальность, иначе мир стал бы одним нескончаемым кошмаром. И все же она могла поклясться, что этот паук был точной копией паука, приходившего к ней на закате дня.

— Ну что? — спросила Шайна. — Какой у тебя обаятельный питомец. Не кусается? Можно погладить?

Ифа оперлась на стену, сложив руки на груди. Паук по-прежнему сидел у нее на плече, перебирая лапками. Она с некоторой опаской взяла его двумя пальцами и положила на раскрытую ладонь Шайны. Девочка поднесла его к глазам.

— Ты быстро меняешь стороны.

— Я гибка по части отношений, — сказала Шайна. — Легко завожу друзей.

— И долго я буду твоим другом?

Огненная леди подняла на нее взгляд.

— Завоевать мое расположение несложно. — Ее ладонь внезапно нагрелась, и Шайне пришлось вернуть паука. На языке вертелось то самое, заветное слово. — Выпусти меня отсюда, — медленно произнесла она, — и я буду верна тебе столько, сколько пожелаешь.