Межесвет (СИ)

Глава 20

(Ланн)

Он медленно приходил в себя. Окружающий мир возвращался по кусочкам: запах, яркость, прохлада, ломота во всем теле. Ланн попытался встать, не открывая глаз, но мышцы взвыли, а голова раскололась ужасающей болью. Он рухнул обратно на постель.

Тихие, шелестящие слова. Пение где-то снаружи — за окном? На него упала тень, холодная ладонь накрыла горящий, как в лихорадке, лоб. Память не торопилась, подкидывая какие-то обрывки: башни Гильдии, капли серебра в траве, разинутая волчья пасть. Ряд дверей, протянувшийся в бесконечность. Не солнце, но что-то столь же ослепительное — улыбка. Осколки зеркал, и все они отражали одно — ее лицо. Он разлепил веки, увидел бледный овал, обрамленный иссиня-черным, и едва не задохнулся от счастья. Она пришла к нему, сквозь тьму расстояний, сквозь Грань, переступила через себя и свою гордость. Ради него одного.

— Тиша.

Алые губы наклонились к его уху, что-то шептали, успокаивая, а рука продолжала покоиться на его лбу. Рука, холодная как лед, как свирепый свистящий ветер, лежала и колола его крошечными иголками мороза. Чувства окончательно вернулись, и ему стало так горько, как не было никогда. Летиция? Нет, не она.

— Что… — Ланн вздрогнул от звука собственного голоса: осипший и слабый, как будто он был болен, смертельно болен. Над ним маячило лицо Лиандри. — Что случилось?

— Ты потерял сознание, — отозвалась она. — Все это было… слишком. Нужно время, чтобы приспособиться. Ты поправишься. Обязательно. Я знаю.

— Ты совсем не умеешь врать.

Снежная Ведьма вскочила. Ее губы тряслись.

— Ты знал, что это опасно. Мы оба знали.

Ланн привстал, чтобы обвести взглядом комнату, и от увиденного ему стало дурно. Мир завертелся перед глазами, в горле встал комок. Он стиснул зубы и попытался успокоиться. Ничего не получалось. Все состояло из стекла: стены, пол, двери, стол, стулья, кровать. Он видел прохожих на улицах, в аллеях между домов, а они видели его. Он чувствовал себя раздетым догола, выставленным на общее обозрение и потеху, ему хотелось с головой накрыться одеялом, но и оно оказалось прозрачным.

Лиандри с тревогой наблюдала за ним.

— Я потерял сознание, — произнес Ланн. — А ты нет.

— Мне все равно, какой здесь воздух. Я могу жить везде.

Он усмехнулся.

— Верно. Как некоторые насекомые, выдерживающие как высокие, так и низкие температуры. Ты не сгоришь на солнце и не замерзнешь среди ледников. — Ланн был готов к взрывам гнева, к брани, к рукоприкладству, но с каждым его словом Снежная Ведьма становилась все печальнее: как мать, выслушивающая покаяния сына, которого прежде считала святым. Ульцескор не оправдал ее ожиданий, его тело было подвержено слабостям и болезням, он не был подобен богу, как она сама. — Ты можешь не спать, не есть, быть где угодно. Ты не боишься других ведьм, потому что ты сильнее, не боишься этих чудовищ…

— Рефиайты.

— Что?

— Ре-фи-ай-ты, — повторила Лиандри по слогам. — Они так называют себя.

Это открытие поразило его. Значит, ведьма говорила с ними на равных?

— Они не монстры?

— Монстры. Но в ином смысле.

Дверь за его спиной отворилась, и Лиандри замолчала. Она слегка склонила голову в знак приветствия и протянула руки, принимая поднос с какими-то фруктами и стаканом воды. Ланн обернулся, и у него захватило дух: вошедшая была писаной красавицей, под стать тому мужчине, которого он увидел здесь первым. Незнакомка была одета в свободное платье с длинным рукавом, а в ее локонах, белых, как вишневый цвет, сверкали серебристые ленты. Бездонная синева глаз, гордый разлет бровей, безупречный рисунок губ. Он не мог взирать на нее без восхищения.

— Кто это? — спросил Ланн, когда девушка ушла, так и не взглянув на него.

— Сирша. Супруга того парня, которому ты свалился на голову.

Ланн ответил ей сердитым взглядом.

— Я ни на кого не сваливался.

Лиандри рассмеялась.

— Мне нравится, когда ты злишься.

Он оставил это без внимания.

— Продолжай, — попросил Ланн. — Насчет этих… рефиайтов.

— Сначала поешь.

Кости по-прежнему ломило, но в голове прояснялось, боль уходила на задний план. Ведьма вложила ему в ладонь шершавый желтый фрукт. Ланн понял, что ужасно голоден, и яростно впился в него зубами. Когда рот наполнился сладким соком, он подумал о том, что местная еда может оказаться для него отравой. Несмотря на тревожную мысль, ульцескор продолжал вгрызаться во фрукт, удивляясь своей же беспечности.

— Никто не найдет меня здесь, — задумчиво молвила Лиандри. — Никто не найдет нас.

— У меня нет намерения…

— … оставаться тут навсегда, — закончила она за него. — Понятно.

Ланн вытер ладонью рот.

— Я не знаю, что ты там себе надумала, но я с этим заведомо не согласен.

— А чего бы хотел ты? Вернуться в Гильдию? Найти Летицию ди Рейз?

— Это не твое дело.

— Ты сказал Дей, что не собираешься быть королем.

— Лири. — Когда она подняла на него глаза, исполненные невыразимой грусти, Ланн отчетливо повторил: — Это тебя не касается. Так или иначе, наши пути разойдутся.

Ее лицо прорезала улыбка, некрасивая, точно шрам.

— На самом деле, мне хотелось поблагодарить тебя. За то, что ты не отступил, что не передумал. Ты человек, Ланн, но ты сильнее всех, кого я знала. Я думаю, что я…

— Нет, — резко перебил он. — Молчи.

Это было равносильно пощечине, но Лиандри никак не отреагировала на грубость. Только ее глаза потемнели, словно в них разверзлась бездна, зрачок расширился, полностью затопив радужку. Ланн знал, что играет со смертью; он начал эту игру, как только пересек Грань. Он поклялся сопровождать Снежную Ведьму, но ничего сверх того, и хотел сразу поставить точку в их отношениях.

— Выполни и свою часть клятвы, — потребовал он.

— Имя твоей сестрички?

— Моей сестры и твоей королевы.

Лиандри покачала головой, как будто осуждая его.

— Вот как ты решил поступить? Посадить на трон ведьму? — Она предупреждающе вскинула руку. — Не утруждай себя. Не имеет смысла повторять, что я сую нос не в свои дела. И я не буду тебя мучить. Узнаешь ты или нет… — Ведьма сделала паузу, приглаживая волосы, и на этот раз ее улыбка была более искренней. — Это уже неважно.

— Почему? — забеспокоился Ланн.

— Потому что, мой дорогой… — Лиандри склонилась над ним, и его обдало морозным дыханием зимы, — отсюда нет выхода. Врата захлопнулись, и ты оказался не на той стороне.

Ланн уставился на нее, не веря. Нет выхода? Это звучало как смертный приговор.

— Лири, — хрипло изрек он, и голос его походил на карканье, — я не могу здесь быть. Я умру здесь.

Попытка достучаться до ведьмы не принесла результатов. Ее взгляд отражал мрачное торжество. Она либо не до конца понимала смысл произнесенных слов, либо смирилась с тем, что новоиспеченный избранник покинет ее спустя несколько дней. Или, может быть, часов? За окном вздымались стеклянные тюрьмы, такие же, как Ланнова. Он судорожно размышлял: в голове носились мысли, окрашенные яростью. Лиандри заманила его сюда, она сговорилась с этими монстрами, при виде которых серафимы удавились бы от зависти, она все знала с самого начала, а сейчас потчевала его ложью. Врата не могли открываться в одну сторону, потому что рефиайты, как назвала их ведьма, выходили наружу, за Грань. Они охотились на людей: это ни для кого не было тайной.

— А пока мы будем жить как муж и жена.

— Что? — вспылил он. — Нет!

Ланн вскочил с постели и едва не упал — в голове загудело, тело пронзила острая боль. Он схватился за спинку кровати, сделал над собой нечеловеческое усилие и выпрямился на дрожащих ногах. Воздух был свеж и благоухал цветами, но в нем содержался яд: как в еде и воде, принесенной гостеприимной хозяйкой, как во взгляде женщины, обрекшей его на подобные муки во имя любви. Любовь. Лиандри было неведомо значение этого слова: это не то, что можно заполучить, пройдясь по костям.

Ланн опустил взгляд и увидел, во что одет: просторную серую тунику, подвязанную плетеным поясом. Это разозлило его еще больше.

— Где моя одежда? — крикнул он. — Мой меч?

— Тише, дорогой, — молвила Лиандри таким тоном, будто успокаивала расшалившееся дитя. — Ти-и-и-ше. Не стоит поднимать переполох. Они приняли тебя по моей просьбе. Прояви благодарность и понимание.

Ланн проковылял вдоль стены-окна, используя ее как опору. Дыхание с шумом вырывалось из легких, он мысленно повторял, словно инканту: я должен выбраться отсюда. Улицы города оказались затоплены водой, сквозь нее просвечивали темные корни растений, коих здесь было в избытке, на глубине резвились мелкие рыбешки с ярко-синей чешуей. Странно, что зелень не сносит течением, подумал Ланн, а затем вспомнил: местная вода обладает иными характеристиками, чем в том, правильном мире. Корабли в облаках, дома, стоящие на реках, — и десятки прохожих, беспечно прогуливающихся по городу, как будто это являлось их основным — и единственным — занятием. Среди них были и дети, но кое-что совпадало в облике всех рефиайтов: цвет их волос. Ульцескор пожирал пешеходов глазами, выискивая темные макушки, но его старания оказались напрасны.

— Я должен выбраться отсюда.

Он и не заметил, что сказал это вслух.

— Ты не можешь, — мягко произнесла Лиандри. Сладкими и тягучими были ее слова. — Посмотри, как здесь красиво. Неужели тебе правда хочется уйти? Смирись, Ланн. Скоро тебе станет лучше. — В ее голос закрались зовущие нотки: — Иди ко мне.

Ланн так резко мотнул головой, что едва не свернул себе шею. Лиандри хотела подойти сама, но взгляд ульцескора обжег ее и пригвоздил к месту. Из его широко распахнутых глаз черным шипящим потоком изливалась ненависть. Он поднял кулак: ногти до боли впились в ладони, костяшки побелели от напряжения.

— Ах ты… лживая сука!

Она отшатнулась, словно от удара. Лиандри казалось, что сейчас ее осыплют бранью, вслед за которой в ход пойдут кулаки. Именно так и делал отец, когда она возвращалась от очередного кавалера. Потом он понял, что не стоит тратить сил, и махнул рукой на пропащую дочь. Тогда она не могла противостоять отцу, а сейчас — Ланну.

Она могла убить его. Только и всего.

Но ульцескор не набросился на нее. Вместо этого он размахнулся и обрушил свой гнев на стену. Его рука врезалась в стекло, прорубая дыру, со звоном посыпались осколки. Не обращая внимания на боль, в какой-то немой, неистовой ярости Ланн задействовал вторую руку. Реальность пошла цветными пятнами, а он все продолжал бить. В мозгу стучало, не отпуская: я должен выбраться. Нужно проделать отверстие, достаточно большое, чтобы я мог выйти. Я должен выбраться. Я должен…

Звук как отрезало, вместе с ним ушла боль. Черной воронкой свернулся мир.

Когда Ланн очнулся, за окном стояла темень, прорезаемая частыми зелеными вспышками, а на руках белели бинты. Он ничего не добился, лишь обзавелся еще одной разновидностью боли. Ресницы слиплись, веки поднимались тяжело. Очередной яркий сполох — и на треснутом стекле, как в разбитом зеркале, проявилось его лицо. Ульцескор вздрогнул. Кто-то перевязал ему руки, но забыл — или не захотел — стереть с лица кровь. Он подполз к отражению, присмотрелся. На голове не было зияющей раны, только порез над левой бровью. Наверное, задело осколком.

Что-то шевельнулось в дальнем углу. Ланн впился взглядом во мрак, ожидая следующей вспышки, хотя не сомневался — его сиделкой могла быть только Лиандри. Свет на мгновение озарил комнату. Он ошибся.

— Где? — прохрипел он, надеясь, что его поймут. — Где она?

— Она ушла, — то ли произнесла, то ли пропела Сирша.

В сердце Ланна закралась надежда.

— Помоги мне выбраться.

— Слишком поздно. Смотри. — Сирша простерла указующий перст, и Ланн послушно повернул голову. Астральный поток разлился в небе, как весенняя река, вышедшая из берегов. — Огни… огни уже здесь. Зеленые огни. Они уничтожат нас, заберут все, что в нас есть человеческого. — Она зажала рот ладонью, будто ей внезапно стало дурно. — О Богиня…

Ланн не понимал, о чем она говорит. Сам по себе межесвет не представлял никакой угрозы. Он попытался привести в порядок мысли, безумным вихрем кружившиеся в голове. Куда исчезла Лиандри? Неужели она бросила его умирать? Где выход? Ему нужно идти.

Он скатился с кровати и на четвереньках направился к двери. Краем глаза Ланн увидел, что Сирша поднялась и застыла в нерешительности, но не придал этому значения. Он нащупал дверную ручку, когда тишину, словно ножом, разрезал чей-то крик. Ульцескора мгновенно скрутила боль, он с размаху стукнулся лбом об пол и чуть не потерял сознание. Так и сидел, зажав голову между коленями, и ждал, когда отступит чернота, застлавшая глаза. Кто-то продолжал истошно визжать, как свинья на бойне. Сирша коснулась Ланнова плеча, привлекая внимание. Он поднял глаза: она протягивала ему руку.

Следующие несколько минут Сирша тащила Ланна на себе. Ноги ульцескора волочились по полу, и он ничего не мог с этим поделать. За дверью была лестница, и спуск оказался невероятно долгим и утомительным. Они присели на нижнюю ступеньку, чтобы отдохнуть. Ланн поводил глазами по комнате, ища среди очертаний предметов что-то, принадлежащее ему. Затем он обратился к девушке:

— Мой клинок.

Черт с ней, с одеждой, подумал он. Сирша прислонила Ланна к перилам и отправилась на поиски его меча. Судорожно пошарила руками по столу и тумбам. Раскрыла шкаф, сорвала одежду с вешалок и побросала на пол. Она собиралась отойти, но темень разогнала еще одна вспышка, и внутри гардероба что-то взблеснуло серебром. Они с Ланном переглянулись.

— Там, — сдавленно произнес ульцескор.

Сирша кивнула и присела на корточки. Ее рука нащупала полоску металла, прислоненную к задней стенке шкафа. Она вернулась к Ланну, вложила клинок ему в ладонь и опять предложила свое плечо в качестве поддержки. Он не спрашивал ее ни о чем.

Лишь выйдя на улицу, Ланн понял, что крик давно стих. Стало значительно легче, его больше не мутило. Он навалился на девушку, попробовал стать ровно — и ему это удалось. Ледяная вода омывала босые ступни, еще больше отрезвляя.

Сирша стояла на крыльце. Ланн потянул ее за руку, но она покачала головой.

— Почему?

— Я не могу. Я одна из них.

Ее лицо начало терять очертания. Ульцескор подумал, что им снова овладевает слабость, и неистово затряс головой. На руке, что он держал, проступили багровые вены. Он посмотрел на девушку — и обомлел. Румянец сошел с ее щек, кожа посерела и пошла складками, равномерно черными стали глаза. Сирша вырвала у него руку и прижала ладони к губам.

— Уходи.

Меж пальцев блеснули стальные клинья.

Ланн развернулся и побежал, хромая, подволакивая по очереди то одну, то другую ногу. Он не знал, куда идти, но за зданиями виднелась мерцающая стена, которая, как он надеялся, выпустит его так же легко, как и поглотила. Ему некогда было ломать голову над тем, что произошло: все это было одним жутким кошмаром.

Он был уже у цели, когда кто-то снова завопил, и Ланн узнал этот голос. Грань истекала волнами цвета. Он занес ногу, собираясь сделать шаг, и опустил ее на старое место. Поколебался еще секунду — а потом, проклиная и ненавидя себя за проявленную слабость, устремился на крик.

Несколько раз свернув, Ланн оказался на открытом пространстве. В центре площади бил фонтан, а в пяти ярдах находилось огромное нагромождение тел. Их было больше дюжины, и они копошились, как черви, пожирающие мертвую плоть. Он бросился к гуще тел, держа наготове клинок. Он хватал зубастых монстров по очереди за шею и, действуя как опытный палач, молниеносно их обезглавливал. Всецело поглощенные добычей, они не успевали ничего сообразить. Тела казненных чудищ бешено извивались, руки судорожно хватали воздух, ноги били по воде, поднимая брызги. Кто-то ползал на четвереньках в поисках своей головы.

Ульцескор, от макушки до пят забрызганный темной кровью, наконец обнаружил ведьму под завалом. Лиандри уже не кричала и не двигалась. Зубастый рот впился ей в предплечье, монстр на миг застыл, покрываясь голубоватой коркой, а потом встряхнулся, сбрасывая оковы льда, и продолжил дело. Снежная Ведьма не учла, что за Гранью регенерация этих тварей была ошеломляющей.

Ланн рванул Лиандри за руку и вытащил ее, израненную, из-под груды корчащихся тел. Несколько монстров нашли свои головы и водрузили их обратно на плечи. Зло сверкали черные глаза, из разинутых ртов капала слюна, смешанная с кровью. Ланн разворошил осиное гнездо и знал, что так просто ему не отделаться. Ему понадобится помощь.

— Лири! — Он встряхнул ее так, что застучали зубы. — Ты нужна мне.

Ведьма распахнула глаза, полные отчаяния. Спустя мгновение ее тело опять обмякло, голова откинулась назад, глаза закатились под веки. Ланн затряс ее с новой силой. Она очнулась, взглянула на него с сожалением, будто извиняясь за свое бессилие.

— Убей их. Ты можешь их убить.

Лиандри покачала головой, по щекам заструились слезы. Мне больно, говорил ее взгляд, пожалуйста, оставь меня. Посмотри, я вся в ранах, я вся в крови…

Очередная встряска. Ее благодетель был непреклонен.

— Ну же! Я спас тебе жизнь, — прорычал Ланн. — Теперь ты спаси меня.