Межесвет (СИ)

Глава 24

(Шадрен)

Он спал крепчайшим сном младенцев и мертвецов и грезил о том, как исполинская птица с металлическими крыльями наполняет его комнату порывами ветра. Он раскидывал руки и смеялся, когда его омывал очередной воздушный поток. Он был счастлив, потому что прикоснулся к настоящему волшебству, смог вдохнуть его и потрогать руками; тому волшебству, от которого он раньше защищался.

Настойчивый стук в крышку гроба положил конец этим блаженным видениям. Королева Альдолиса была взволнована и запыхалась от быстрого шага. Ее объяснения были короткими и обрывочными:

— Грань разбилась. Нам нужно идти.

И теперь они шагали по бесконечному коридору вдоль ряда расписных колонн, и Морвена несла факел, держась как можно ближе к стене. Пахло чем-то едким и неприятным, туманившим сознание, хотя по пути Шадрен не увидел ни одной кадильницы и не представлял, откуда исходит запах. Он принюхался: возможно, это был ирий, открывающий двери в сказочную страну. Экзалторы при их доходах и нервной работе часто прибегали к дорогостоящим средствам утешения, и он пробовал этот наркотик раз или два после смерти Идрис. Утешиться ему не удалось.

Слантья под низко надвинутым капюшоном тихо напевал себе под нос, пока Морвена, подчеркнуто мрачная и безмолвная, не глянула на вампира так, что он сразу замолчал. Шадрен тем временем разглядывал древние фрески, которыми пестрели стены. Краски кое-где выцвели и облупились от времени, свет факела выхватывал из тьмы только малую часть изображений, и экзалтор долго не мог понять, о чем именно рассказывает та или иная картина. Сражения? Восхождения героев? В какой-то момент пламя высветило одну из сцен, не допускающую двоякого толкования, и у Шадрена мигом взмокли ладони, а во рту разлилась горечь. Не оставалось никаких сомнений: на этих фресках мертвые охотились на живых.

Морвена перебросила факел в другую руку, и экзалтору стало ясно, отчего она боялась сделать шаг в сторону. За первым рядом колонн виднелся второй, за ним третий и так далее; они находились в еще одном зале, не имеющем реальных границ, очередной ловушке для разума. Шадрен не подозревал, сколько они прошли, и тем более не представлял, сколько еще осталось — здесь напрочь стиралось ощущение времени, а одурманенный мозг отказывался считать шаги. Он думал о чем-то постороннем, когда мрачное безмолвие пустого зала потревожил звук далекого гонга. Медный звон не потонул в тишине, а наоборот, становился громче и громче. Экзалтор почувствовал, как под ним содрогается земля. Сканла-Кай когда-то научила его, что нет в мире наказания страшнее, чем пытка звуком, и он поспешно зажал уши ладони. Морвена остановилась. Сквозь нарастающий гул он едва расслышал ее слова.

— Часы бьют раз, — сказала ведьма, смотря во тьму.

Пол ходил ходуном, фреска трескалась и кусками опадала со стен. Кости экзалтора гудели в унисон, и Шадрену начало казаться, что они тоже треснут, когда звон резко прекратился, достигнув наивысшей точки звучания. Троица немедленно возобновила путь, как будто ничего не произошло. Экзалтор взглянул на Слантью, считавшегося его покровителем. Бледное лицо вампира не отражало тревоги. Шадрен был твердо уверен, что не нуждается ни в чьем опекунстве, но в тот момент он позавидовал его железной выдержке. На что Слантья успел насмотреться в Альдолисе? Оставалось лишь гадать.

Их снова окружила тишина. Через некоторое время экзалтор ощутил приток свежего воздуха: в лицо пахнуло холодным сумраком могил. Не сговариваясь, они ускорили шаг. В конце зала ждал тупик — глухая стена с изображением женщины, увешенной чудовищными трофеями. От одного взгляда на этот портрет в жилах стыла кровь. Узкое лицо скрывала маска из человеческой кожи, на шее висело ожерелье из блестящих глазных яблок, одеждой служили чужие локоны, черные и прямые. Демоница была лыса, из правого виска торчал бараний рог, по которому, причудливо изгибаясь, шла диковинная серебристая вязь. Дерзко топорщились груди с темными сосками, проглядывающие сквозь мантию из волос. В левой руке она держала мелкую чашу на трех золотых цепочках. Кривая трещина в стене, уже настоящая, рассекала чашу надвое; и то, что было в ней, тонкой багровой струйкой стекало вниз и впитывалось в камень.

Из отверстия тянуло холодом, темно-зеленые побеги с узкими листьями робко выглядывали наружу. Вход щерился острыми краями, но был достаточно широким, чтобы протиснуться внутрь, не поранившись.

Слантья явно ждал указаний. Морвена медлила, и он спросил:

— Так что мне делать?

— Молчать. Тебе большая честь оказана.

— Мы могли бы взять лампу.

На этот раз Морвена повернулась к вампиру, чтобы дать ответ. Слантья с вызовом посмотрел на нее. Его глаза мерцали, как алые огоньки. Он не испытывал страха перед ней; скорее, он боялся этого места.

— Все гаснет здесь, кроме живого огня, — сказала она презрительно и сухо. Жестом подозвала Шадрена, велела ему наклониться. Экзалтор послушно подставил ей ухо. — Не позволяй тени упасть на тебя. Слышишь? Ни в коем случае.

Шадрен похолодел. Тень алчет, как этот город, как все в нем; Тень никогда не насытится, и она сожрет его, только дай ей волю. Леди-под-Вуалью, чьей крови он так жаждет вкусить, не менее опасна, чем острый нож в руке душегуба.

Убедившись, что он в полной мере осознал важность ее слов, Морвена отошла.

— За этой стеной находится Черный Сад, — произнесла она. — Здесь пируют боги, и что бы ни случилось, не прерывайте их пир. Держите рты на замке, говорить буду я. — Ведьма перевела дыхание. — Там будут узорчатые кубки, посуда из филигранного серебра, золотые миски… Ничего не трогайте. Они в них принимают подношения, но мы не пришли подносить. Это понятно? — Помолчав, она произнесла то, от чего их обоих бросило в дрожь: — Если боги захотят насытиться вами, я не смогу им помешать.

Они не стали обсуждать очередность: кто пойдет первым. Морвена отдала факел Слантье и протиснулась в щель. За ней полез Шадрен. Факел остался у Слантьи, за спиной экзалтора рдела кровавыми отблесками трещина, но перед глазами стояла кромешная тьма. Пахло озоном, как перед грозой, под ногами ощущалось что-то мягкое, похожее на ковер с густым ворсом. Шадрен не мог не вздрогнуть, когда холодная рука коснулась его лица, и только спустя миг с облечением понял, что это Морвена.

Появление Слантьи разогнало мрак, и в этот момент Шадрен был ему рад, как никогда. Вампир поводил факелом, осматриваясь. Пол выстилал темный мох, сквозь который проглядывал древний камень, стены густо заросли плющом с маленькими черными цветами без запаха, одна из юрких лоз опутала золоченую арфу без струн, притулившуюся в углу. Шадрен сделал неосторожный шаг назад, споткнулся и с бранью полетел в темноту. Тишина наполнилась шорохом крыльев, стайка теней взмыла в воздух и рассеялась перед его лицом, коснувшись щек чем-то бархатистым и теплым. Морвена вырвала факел у Слантьи и подбежала к экзалтору. Черные цветы на толстых лозах оказались не чем иным, как мотыльками. Ведьма склонилась над Шадреном, подала ему руку, а они беспечно вились вокруг пламени, не боясь опалить крылья.

Экзалтор почти не пострадал, только ушибся и ободрал руку. Рядом валялась ржавая птичья клетка с распахнутой дверцей, и он сердито оттолкнул ее ногой.

Позднее они наткнулись еще на несколько подобных клеток, согнутых и рассыпающихся от времени. Когда-то в них обитали птицы, но их трупы давно превратились в пыль. Здесь умирал камень и металл, что уж говорить о живой плоти.

Когда мох начал заметно редеть, до них долетели голоса. Они повернули на источник звука, но голоса стихали, как будто они удалялись от их обладателей, а не приближались к ним. Шадрен наступил на какой-то предмет, жалобно звякнувший под его ботинком, и остановился. Морвена подняла факел высоко над головой, озарив полукруглый альков с абсолютно голыми стенами: на них не было ни рисунков, ни плесени, ни вездесущего плюща. На полу громоздилась посуда из драгоценных металлов вперемешку с самоцветами, жемчугом и лоскутами ткани, столь тонкой, что ее могли соткать лишь пауки. Свет от факела скользил по краям чаш, наполняя их рубиновым сиянием.

Кто-то стоял справа от алькова, бледный и прозрачный: Нефела. Архиведьма обернулась на шаги, оглядела гостей опаловыми глазами без зрачков и подала знак Морвене, одними ресницами: вниз-вверх. Слантья хотел было опуститься на пол перед сокровищами, но ведьма резко схватила его за плечо и встряхнула. Он осознал свою ошибку и прислонился спиной к стене: оставайся на ногах, пока боги не разрешат тебе сесть.

Было тихо. До этого Шадрен слышал несколько голосов, в основном женских, но перед альковом стояла одна Нефела. Он вопросительно глянул на ведьму: неужели боги ушли? Она покачала головой, прижимая к губам палец.

— Морвена из Блука, — произнес кто-то с напускной торжественностью, и экзалтор вздрогнул. Это напоминало аудиенцию у короля, а представлял их его паяц. — И ее спутники.

Справа раздался звонкий, мелодичный смех. Шадрен повернул голову на звук: на стене подергивалась тень, не принадлежащая никому из них. Нефела вообще не заслоняла свет. Он тяжело сглотнул, сцепил в замок дрожащие руки. Вопреки тому, что Морвена держала факел ровно, его янтарный свет метался по алькову, и на голом камне, будто чернила сквозь мокрую бумагу, начали проступать силуэты. Одна Тень, явно взрослая женщина, держала в руке куклу, вторая состояла из ряда продолговатых клякс, третья сидела на полу и медленно расчесывала волосы, на голове у четвертой красовался колючий венец, у пятой были обрубки вместо рук. Всего Теней было шесть: последняя куталась в рваный плащ, а из ее плеч торчали два клинка наконечниками вверх.

— Так на чем мы остановились? — спросила женщина с культями.

— На том, что все к лучшему, — ответил ей мужчина-клякса.

— В темноте не различишь цветов, — поддакнула женщина с куклой.

— Но ты ведь любишь краски? — спросил поразительно нежный голос. Она говорила с чудным акцентом, старательно произнося слова чужого языка. Рука перестала водить гребешком. — Ирисы, маки и лилии…

— Это не краски, — мягко подсказал ей мужчина-клякса. — Краски — это желтый, или, к примеру, лиловый… А я люблю цветы.

— Цвета, цветы, цвета, — задумчиво повторила она, судя по всему, не видя между ними разницы. Ее голос лился как река, экзалтор уловил в нем знакомые нотки и узнал этот говор: она была альвийкой. — Фрезии и каллы, черный и грязно-желтый… — Продолжая перечислять названия, она вытянула руку в направлении Шадрена. Он попятился, не зная, чего ожидать. — Отдай мне. Я хочу его.

Шадрен почувствовал, как у него внутри все сжалось. Невзирая на то, что она говорила ранее, Морвена вышла вперед и заслонила собой экзалтора. Он подивился ее неожиданной смелости и с благодарностью посмотрел ей в спину. Что он мог сделать этим существам, не имеющим плоти? Их нельзя было ранить, невозможно убить.

— Нет, — твердо произнесла ведьма.

— Все мужчины принадлежат мне, — плаксиво заявила альвийка. — Они сказали, я могу взять что захочу.

— Дай ей, — изрек мужчина-клякса.

— Дай, — вторила ему увечная.

— Дай! — яростно потребовала альвийка. — Дай, дай, дай!

— Нет.

Тени заговорили разом, и коридор наполнился отголосками. Кто-то обвинял, кто-то пытался уговаривать, это угадывалось по интонации: в общем взволнованном гомоне нельзя было ничего разобрать. Дикий, душераздирающий крик резко поднялся над всеми голосами и так же быстро стих, но потом еще долго блуждал по залам, донося до них рваное эхо.

Морвена стояла не двигаясь. К ней протянулась рука Тени, возжелавшей Шадрена, тьма накрыла часть прозрачного шлейфа — и на этом месте остался ровный срез. Экзалтор положил ладонь ей на плечо, но ведьма сердито стряхнула его руку. Слантья съежился, пониже надвинул капюшон, как будто это помогло бы ему остаться незаметным.

— Я не принесла вам ничего, — твердо произнесла Морвена. — И мне ничего не нужно, кроме совета.

— Совета, — передразнил ее мужчина-клякса. В его голосе была издевка. — Неужели?

— Что для тебя мир, Морвена из Блука? — серьезным тоном спросила женщина с куклой. — То, что вокруг тебя? Альдолис? Так он не погибнет. Что до остального — зачем тебе спасать это? Оно умрет и возродится вновь.

— Если не вмешаться, — сказала Морвена.

— А кто посмеет? Бог-отец? Твоя кайле?

— Мне нужен совет, — упрямо повторила ведьма.

— Это то, что Она любила больше всего, — произнесла Тень в шипастом венце. От нее веяло смертельной усталостью. — Ее самое драгоценное творение.

— Она поклялась уничтожить нас всех, — сказал новый голос, жесткий и отдававший металлом. — В этой войне нет никаких правил.

— Ты бросила все силы на то, чтобы убить Ее, — возразили ей. — Ты Ее убила? Правила были, но мы нарушили их. И понесли наказание.

— Мы не будем давать Ей бой, — сказал мужчина-клякса.

— Мы — не будем, — согласилась женщина с куклой. — Нас было семеро — и одна предала нас. — Нефела, услышав обвинение, не шелохнулась. — Сколько вас? Ты и новорожденный вампир?

— Новая Лете, — прошептала альвийка. — Такая красивая. Какой была я.

— И Серый Скиталец.

— Четверо?

— Трое.

— Охотник доберется до них, — сказала венценосная, и все замолчали.

Факел трещал и сыпал искрами. Рука Морвены дрожала.

— Пожалуйста, скажите мне, что делать. Разве я много прошу?

— Ты не принесла нам ничего, — изрекла калека.

Морвена в отчаянии заломила руки. Она повернулась спиной к Теням и взглянула на Слантью поверх Шадренового плеча. Вампир стоял, низко опустив голову. Неужели она действительно собиралась принести его в жертву? Экзалтор хотел вмешаться, остановить ее, но слова застряли у него в горле.

— Я оставлю его вам, — глухо произнесла Морвена.

Слантья как будто и не слышал. Мужчина-клякса презрительно фыркнул.

— Нельзя брать сира, если жив его чайльд.

— Но я не могла прийти одна. — Морвена беспомощно посмотрела на Нефелу, ища у нее поддержки. — Нужны два спутника. Так было сказано мне.

— А знаешь почему? — спросил мужчина-клякса. — К нам не приходят с пустыми руками.

— Вы не можете взять их, — сказала архиведьма. — Они не годятся в пищу.

Голоса снова загудели, заволновались.

— Они пили из богов, — объяснила Нефела. — Оба.

— Так ты пришла, чтобы дразнить нас?

— Пожалуйста, — прошептала Морвена. — Не для меня, не во имя мира… — она сглотнула, — но ради Лилит.

Тени долго молчали. Морвена знала их имена и могла догадаться, кто из них кто, но предпочла этого не делать. С тех пор как они, шесть архиведьм и один колдун, проиграли свою войну, минуло больше тысячи лет. Она бередила старые раны, напоминала им о том времени, когда их надежды были безжалостно втоптаны в пыль. Все пало, все лежало под слоем холодного праха; и даже город, в котором они нашли приют, был возведен не ими. Лишь Нефела была облечена божьей благодатью, но это длилось недолго. Став частью Гильдии, она раскаялась и заплатила сверх меры за свои грехи.

Они мнили себя богами, которым следует кланяться до земли, иначе испытаешь на себе их гнев, а на самом деле были собаками на цепи, с жадностью хватавшими любые кости. Морвене сразу объяснили, что кормежка Теней, обитающих в Черном Саду, входит в ее обязанности, и она регулярно присылала им преступников или безумных, но сама явилась сюда впервые. Было предельно ясно: они кормятся с ее руки. Она не их служанка, но госпожа. И все-таки она их побаивалась.

— Поднимись по ту сторону неба, — сказала женщина с куклой.

— Собери Ману, — добавила калека. — Отнеси ее куда должно.

— Позови их за собой на Край Мира, и они пойдут, — прошептала альвийка. — Приведи их в мир, который лучше этого.

— Победи Охотника, — сказала Тень в венце. — Хотя бы раз.

— Отдай то, что было украдено, — сказал мужчина-клякса.

— И вернись к нам.

Назад они шли молча. Шадрен каким-то образом чувствовал голод своего собрата, шагавшего рядом, и всерьез рассматривал возможность заскочить вместе со Слантьей в Дом Скорби. Он не хотел тревожить Морвену, которой было над чем поразмыслить. Он спросит ее позднее, а сейчас голод терзал его слишком сильно, чтобы думать о чем-то другом. Шадрен предпочитал одного постоянного партнера, но моногамия была здесь ни при чем. Красная жажда являлась не просто прихотью, она жгла его изнутри. Длительное воздержание было опасно, даханавар мог впасть в бешенство или сойти с ума. Он насытится и посмотрит Морвене в глаза — и пусть она обвиняет его, если хочет.

Тишину разорвал удар бронзового гонга, за ним последовал второй. Шадрен вздрогнул от неожиданности, протискиваясь сквозь трещину в стене, и до крови ободрал руку. Оказавшись в зале среди колонн, он бездумно припал губами к ране. Эта капли не насыщали, как не насытит глоток воды человека, изнемогавшего от зноя среди песчаных дюн.

Слантья тронул экзалтора за плечо, и тот кивнул ему.

— Часы бьют два, — сказала Морвена.

Бабочки, порхавшие вокруг ее факела, разом исчезли.