Нарты. Эпос осетинского народа

«Однажды, выйдя на охоту, — так

Рассказ свой начал храбрый Урызмаг, —

Я обошел болота все и скалы,

Но зверя, как на зло, не повстречал я.

Земля как бы покрылась черным снегом,

Не находил пещеры для ночлега.

Но вот, бродя среди кромешной мглы,

Нащупал я расщелину скалы

И дверь глухую на ее изгибе.

Тогда не знал я, что иду на гибель.

«Эй, где хозяева, вскричал, скажите?

Охотнику вы двери отворите,

Коль не смутит вас, что ночной порой

Решился я тревожить ваш покой».

И вышла девушка, как солнца свет,

Виновница моих грядущих бед.

Меня с почетом в дом она ввела

И усадила тотчас у стола.

Ломился стол от кушаний и ронга.

Хозяйка мне прислуживала долго.

Я голод свой и жажду утолил,

И девушку я поблагодарил.

Убрав остатки со стола проворно,

Постель постлала в комнате просторной

И указала на нее рукой,

Сама же скрылась в комнате другой.

Я лег в постель, мечтая отдохнуть

И перед сном припомнить долгий путь.

Вдруг яркий свет в глаза ударил мне,

Не знал я, наяву или во сне.

Мне показалась радугою арка.

Не солнце ли послало мне подарок?

И, ослепленный ярким освещеньем,

Я на мгновенье впал в оцепененье,

Невиданному свету поражаясь,

Неслыханному чуду удивляясь.

О, где он, где живой источник света?

И вот дождался, наконец, ответа.

Увидел я, но все ж глазам не верил,

Что здесь же, рядом, в этой же пещере,

Красавица, волшебное созданье,

Как лепестки, срывала одеянья.

От теплого сверкающего тела

Все осветилось и посеребрело.

Когда одежда сброшена была,

Предстал источник света и тепла.

Не раз встречал я дивные черты,

Но не встречал подобной красоты:

Глаза ее прекрасные сияли

И, словно звезды, землю озаряли;

Ланиты, будто яблоки, пылали;

А зубы, словно жемчуга сверкали;

Как крылья ворона, был взлет бровей;

А косы — золотистый сноп лучей,

Что светом радужным ее облек,

Прекраснейшую, с головы до ног;

Она была небесных зорь нежней

И месяца лучистого ясней;

Казалось, Бардуагом был ей дан,

Лишь ей одной, как тополь, стройный стан;

А грудь ее — дыхание весны,

Белей сто крат жемчужной белизны.

Увидел я невиданное чудо,

И, растерявшись, потерял рассудок.

В глазах моих внезапно потемнело,

И чувствовал я, как слабеет тело,

И сердце, истекающее кровью,

Шептало мне: «Как быть с такой лдобовью?»

Я покорился радостной судьбе,

Красавица меня влекла к себе.

И в этот час я сделался смелей,

Дрожа всем телом, бросился я к ней.

Любовь одна лишь мной повелевала.

Но девушка, смущенная, сказала,

Меня окинув недовольным взором:

«Ужели не боишься ты позора?

Почетный гость, на нарта ты похож,

Но сам себя сейчас не узнаешь».

Я изгнан был, но не прошел мой хмель.

Ушел я злой, свалился на постель.

А сердце не могло найти покоя:

Красавицу я видел пред собою.

Сон навсегда мне изменил, казалось,

А сердце от отчаянья сжималось.

Презрев суровый нартовский обычай,

Поднялся я и к ней пошел вторично,

И, покрывало сбросив, не робея,

Уже успел возлечь я рядом с нею.

О, мог ли думать, что попал я в сеть!

Она схватила войлочную плеть,

Когда ж от страсти начал пламенеть я,

Ударила меня своею плетью,

И колдовством был обращен я в мула.

Колдунья на меня и не взглянула,

Но я прочел в ее глазах укор.

Тогда познал я истинный позор.

Передо мной был корм, но что в нем толку?

На утро был я выведен за челку,

И привязали мне тогда на спину

Для переноски тяжестей корзину.

Там, на вершине башню строить стали,

На мне туда каменья поднимали.

Раз не сдержал я гневного порыва

И сбросил вниз погонщика с обрыва.

Тогда меня избили плетью длинной

И поломали ребра мне дубиной.

Ну, а потом волшебной плетью был я

В пса обращен, и стала жизнь постылой.

А в наказанье, на мое мученье,

Я отдан был в соседнее селенье.

Там по приказу грозного алдара

Я сторожем приставлен был к отаре,

И пастухи сливали все помои

В корыто из ольхи передо мною.

Хоть я привык ко всяческим невзгодам,

Но грязную не мог лакать я воду.

Досадуя на жизнь, с пустой утробой

Я сам не свой был, озверев от злобы.

К полуночи волков огромных стая

Пришла к отарам, пищи ожидая,

И, щелкая от голода зубами,

Завыла: «Нарты не были рабами.

О до чего ты дожил, Урызмаг,

Лакаешь ты помои для собак!

К барашкам лучше подпусти скорей,

Нас покорми и сам поешь плотней.

Ты сам от голода уже слабеешь.

Чего же ты алдаров скот жалеешь?»

И я со злобы подпустил их к стаду,

Полстада съели те и были рады.

А пастухи имели злобный вид,

До черноты я ими был избит,

Потом к алдару отведен обратно

И отдан им одной вдове за плату.

Овец она десятка два имела,

Но волки ночью крали их умело.

И женщина алдара упросила

Продать ей пса и этим сделать милость.

Сама она чурек горелый ела,

А для меня дзыкка не пожалела.

Вот перед сном с заботой неизменной

Она постель мне сделала из сена,

Тугой ошейник поспешила снять,

Сама ж ушла спокойно отдыхать.

Лишь над селом спустилась тьма ночная,

Завыла снова та же волчья стая

И с голоду защелкала зубами:

«Пусти нас к овцам и покушай с нами».

«Не будет этого, ответил я,

И близко подойти ко мне нельзя.

Сюда никто из вас не проберется,

Кто жизнью дорожит, пусть уберется.

Я за добро платить не буду злом,

Сиротским не воспользуюсь добром».

Волков нещадный голод донимал.

Я их ловил, потом уничтожал.

Убил я многих, но одна волчица

Сумела ловко от меня укрыться.

Когда ж нашел ее я и догнал,

Услышал я, как голос прозвучал:

«Не убивай, смерть будет бесполезна.

Больны с тобою мы одной болезнью,

С тобою надо нам договориться.

Узнай, что я такая же волчица,

Как ты, несчастный, пес сторожевой.

Но час настал для радости одной!

Ведь встретились с тобою мы недаром,

Скорей иди к проклятому алдару,

Но в руки ты к нему не попадись

И под кроватью в спальне притаись.

Там в изголовье войлочная плеть

Висит всегда, где надо ей висеть.

Коль украдешь ее до темноты,

То будем спасены: и я, и ты».

О, мог ли я словам ее не внять!

Я кинулся к алдару под кровать.

Вдова, лишь солнца наступил восход,

Из дому вышла проверять свой скот.

Увидя волчьи трупы на дороге,

Искать собаку начала в тревоге,

Но, не найдя ее нигде, она

Пропажею была огорчена.

Пришла вдова к алдару с причитаньем:

«Несчастную избавь от наказанья,

Алдар великий, украшенье дня,

Не рассердись и выслушай меня.

Неоценим твой добрый пес дворовый,

Расправился с волками он сурово,

Но сам пропал. Должно быть, втихомолку

В лес заманив, его сожрали волки.

Чем заплатить мне за такого пса?

Ты справедлив, обдумай это сам».

Алдар сказал: «Гони сюда свой скот,

На этом кончен будет наш расчет».

Проплакала несчастная весь вечер,

Алдару стадо отдала овечье.

«Ну, что ж, то псиной головы цена» —

Решила с грустью про себя она.

Домой вернулась, плача и стеная.

На землю надвигалась тьма ночная.

Но вот затих алдара шумный дом.

Когда с женой заснул он крепким сном,

Из-под кровати выполз я впотьмах

С волшебной плетью войлочной в зубах.

Себя хлестнул той плетью только раз,

И прежний облик принял я тотчас.

Алдара спящего потом хлестнул я

И обратил его мгновенно в мула.

От тяжести кровать переломилась,

И вместе с ним жена его свалилась.

Жену его среди ночного мрака

Я обратил в дворовую собаку.

Тогда собрал я весь алдарский скот,

Пригнал к несчастной матери сирот,

С порога дома громко крикнул ей:

«Взгляни на баранту свою скорей

И до заката загони домой».

Она сказала: «Шутишь надо мной,

Ты вдовью бедность хочешь осмеять.

Коль нет скота, кого ж мне загонять?»

«Нет, женщина, тебе нужна охрана.

Взгляни на двор. Расстроилась ты рано.

Домой вернулось без потери стадо,

За доброту свою бери награду.

Прими подарок пса сторожевого,

Ведь от тебя не видел он плохого,

Куском последним с ним не раз делилась,

Из-за него всей баранты лишилась.

Так знай же: пес добра не забывает,

Тебя алдарским стадом награждает».

Вдова сказала: «Нет меня бедней,

Я эту жизнь терплю немало дней.

А наш алдар ты знаешь ведь каков,

И бедняка ограбить он готов.

Так это стадо и приплод к нему

Гони скорей к алдару самому».

В последний раз я ей ответил с жаром:

«Прими ж во имя твоего дзуара

Ты для сирот весь пригнанный мной скот.

Хочу добром закончить наш расчет.

Скот все равно я не возьму обратно».

И так я сделал ту вдову богатой.

Когда ж ударил плетью я волчицу,

Та в золотоволосую девицу

Вдруг обратилась. Солнечно-светла,

С бровями, как орлиных два крыла.

«Красавица, о что стряслось с тобой,

Что ты жила волчицей молодой?»

Ответила она мне с гневным жаром:

«Бог не простит греха жене алдара.

Она меня приревновала к мужу

И как-то, заманив к себе на ужин,

Ударила волшебной этой плетью,

И стала я волчицей жить на свете».

Тогда в ответ на сетованья эти

Собаку я ударил больно плетью.

Собака, завизжав, к земле прильнула

И сразу обратилась в самку мула.

Она-то и была женой алдара.

«Ты этих мулов получи в подарок, —

Красавице я молвил. — Мул и самка

Пускай работают и тянут лямку.

А плеть волшебную возьму с собой,

Чтоб случай не сгубил тебя слепой».

Так добрыми расстались мы друзьями,

Как я теперь хочу расстаться с вами».

Так Урызмаг закончил свой рассказ.

Все слушать начали Сахуга сказ.