Нарты. Эпос осетинского народа

Бора с утра помчался на охоту.

По склонам гор, по кочкам и болотам,

В глухом лесу бродил он много дней.

Дивился нарт, не находя зверей.

Дивился он, что в чаще опустелой

Пред ним ни разу птица не взлетела.

Но вот однажды в роще голубь белый

Вблизи от нарта опустился смело.

Охотник лук поднять успел едва,

Как лопнула внезапно тетива.

За камень острый он с досады взялся,

Но камень от земли не отрывался.

Он поднял палку, чтобы кинуть в птицу,

Но вдруг повисла, словно плеть, десница.

И перед птицею завороженный

Стоял Бора, как громом пораженный.

Подумал он: «Каким же стал я жалким,

Коль приподнять не в силах даже палки».

А голубь в белоснежном оперенье

Следя за нартом, в это же мгновенье

Над пологом ветвей зеленых взвился

И на поляне дальней опустился.

И там, воркуя, сел на белый камень,

Сверкая белоснежными крылами.

За голубем следя горящим взором,

Охотник тихо полз по косогорам,

И думал он: «Каким я буду нартом,

Коль без добычи поверну обратно.

Ведь если птица поймана не будет,

То в дом родной меня не впустят люди.

Куда б ни полетела эта птица,

За нею всюду буду я стремиться.

Там, где она захочет отдохнуть,

И я прерву мой долгодневный путь.

С ней и на нивах, и на пепелищах

Питаться буду я одною пищей.

А той водой, что голубь будет пить,

И я сумею жажду утолить».

Вдруг голубь скрылся в чаще вековой.

Бора за ним шел в тишине немой.

Глухая ночь в лесу его застала,

Тогда он выбрал место для привала.

Под соснами он лег у водопада,

Где веяла целебная прохлада.

Заснул Бора, едва земли коснулся.

Но вот над ним свод неба распахнулся,

На вековых дубах и стройных соснах

Сверкает ярко солнечная россыпь.

Журчат ручьи, сверкая серебром,

И так светло и радостно кругом.

Бора проснулся бодрый и веселый,

Взглянул любовно на леса и долы.

И водопад биенью сердца вторил,

И ветер пел, волнуясь на просторе.

Но в ту минуту, к удивленью нарта,

По волшебству застыло все внезапно.

И водопад жемчужный не шумел,

И звонких песен ветерок не пел,

Деревья тихо ветви опустили

И неподвижно в воздухе застыли.

Тогда слетел с высот небесных голубь,

Взглянул на лес затихший и на долы,

На ветку опустился, под которой

Сидел охотник с изумленным взором.

Блестели крылья белые, как снег,

Которых смертным не видать вовек.

И снова он на небо плавно взвился,

И в облако внезапно обратился.

Из облака же вскоре показалась

Красавица, что краше не рождалось!

Бора взглянул и так промолвил ей:

«Всех солнечных ты лучше дочерей!

Красу твою могли б воспеть и в песнях.

Ты — украшенье и для звезд небесных.

О, кто намечен доброю судьбой

Быть избранным на долгий век тобой?

Пред кем стоять ты будешь, напевая,

Домашний стол любовно накрывая?

Кто будет слушать голос твой напевный?

Кому отрадой станешь ты душевной?»

Она ему с улыбкою внимала,

За облачным скрываясь покрывалом.

И вот опять в голубку обратилась,

И в небеса, взмахнув крылами, взвилась.

Бора с тоской глядел ей долго вслед, —

Но от нее остался только свет.

Вновь зашумел жемчужный водопад,

Запел и ветер водопаду в лад.

Защебетали звонко птичьи стаи,

Судьбу Бора счастливой почитая:

«Охотник славный, если б всю неделю

Ты приходил бы к этим стройным елям,

Чтоб отдохнуть в прохладный час ночной,

Доволен стал бы ты своей судьбой?»

Взволнованный Бора прилег на землю,

Предчувствию сердечной тайны внемля,

Глаза сомкнув. И не заметил он,

Как был лучом рассветным озарен.

Услышал вновь стук дятла, птичье пенье

И ветерка лесного дуновенье.

С тех пор ночами стал Стальнорожденный

В лес приходить, надеждой окрыленный.