Лишь только небо стало полуночным,
Как для Дзылау пробил час урочный.
Всю эту ночь он не смыкал очей,
Чтоб смазать салом петли всех дверей.
В груди удары сердца раздавались,
От них, казалось, двери сотрясались.
И нарт, надеждой тайной окрыленный,
Проник к сестре заснувших авсаронов.
И, завернув любимую в цыновку,
Вмиг Стальношейному подкинул ловко.
Но осторожно выйти не сумел,
Тяжелый ставень он плечом задел.
И рухнул ставень, слабо закрепленный,
На уаигов, болью пробужденных.
Проснувшись, братья подняли тревогу,
Стеной железной стали у порога.
«Не кровник ли, — кричали исполины, —
Явился к нам под дружеской личиной?»
Нахмурившись, как грозовые тучи,
Трут запалили, чтобы видеть лучше.
Но оказалось, что пуста светлица,
И исказились злобою их лица.
Тут поняли семь братьев-великанов,
Что стали жертвой хитрого обмана.
За беглецами ринулись в погоню.
Хрипели, ржали беспокойно кони,
Свет факелов, кровавый и зловещий,
Им освещал провалы горных трещин.
Но не был счастлив и беглец Дзылау,
И он хлебнул из чаши бед немало.
Едва уйдя от псов неугомонных,
Искусанный, борьбою утомленный,
Он через речку переплыл с трудом
И еле-еле одолел подъем.
Уже погоню чуя за собою,
Сел на скалу он, в ожиданье боя.
Вот, наконец, в погоне великаны
Врага настигли за седьмой поляной.
Настал черед последнему сраженью,
И глыбы скал летели, как каменья.
Когда сгустилась пелена туманов,
Речную тишь спугнули великаны.
Один из них схватил огромный камень
И отомстил обманщику за ставень.
Дзылау с переломленной ключицей,
Как ветер, начал по полю носиться.
Скрипя зубами, вырывал деревья
И на врагов кидал легко, как перья.
И трупы великанов молчаливо
Он сбрасывал, как камешки с обрыва.
Жестокою борьбою увлеченный,
Упал Дзылау, словно тур сраженный.
Очнулся он на травяной постели
С щемящей болью в изнуренном теле.
А в это время славный Стальношейный,
Храня обет, что древностью овеян,
Сестру родную грозных великанов
Донес сквозь чащу до лесной поляны,
Чтоб опустить там с братскою любовью
Перед Дзылау, истекавшим кровью.
Обнявши нарта, девушка сказала:
«Пора разлуки неужель настала?»
А Стальношейный им травы нарвал
И караулить бережно их стал.
На миг один Дзылау мир забыл,
На мягких травах страсть он утолил.
А в полдень жизнь, овеянная славой,
Покинула несчастного Дзылау.
Для овдовевшей утешенья нет,
День ночью стал, померк навеки свет.
И прядь своих волос в последний путь
Она кладет усопшему на грудь.
А Стальношейный подошел проворно
И труп покрыл своею буркой черной:
«Смерть для героя — подвиг неизбежный.
Да будет мир душе его мятежной!»
Вдова сказала, горя не тая:
«Куда пойдешь, туда пойду и я.
Уж лучше смерти броситься в объятья,
Чем возвратиться к оскорбленным братьям»
И Стальношейный, не стыдяся слез,
Труп на носилках к нартам перенес.
И шла за ним невестка молодая
В родную даль неведомого края.
Пришли домой и донесли Дзылау,
И хист тотчас же справили на славу,
И посвятили павшему коня,
Обычай древний благостно храня.
А мать Дзылау, по завету сына,
Была нежна с сестрою исполинов.
Невестке башню выстроили скоро,
Чтоб скрыть ее от посторонних взоров.