Нарты. Эпос осетинского народа

Суасса был великим предком нартов,

Прославленным героем в деле ратном.

Имел он трех отважных сыновей,

Один другого в подвигах смелей, —

Бора Стальнорожденного, Дзылау,

Болатбарзая, — вышли все на славу.

Не в первый раз Бора под гомон птичий

Помчался в лес охотиться за дичью.

Он одолел крутой подъем легко

И оказался выше облаков.

Лишь первый луч блеснул ему с востока,

Спустился он к шумящему потоку.

Косой песчаной выгибался берег,

Там, на песке, следы остались зверя.

Звериный след вел к бездне первобытной,

Пошел туда охотник любопытный.

Он миновал обочины, овраги,

Шел по земле сухой, лишенной влаги,

Шел по холмам и по засохшим руслам,

Шел по траве, при свете солнца тусклом.

Звериный след манил в глухие дебри,

Охотник шел и проклинал свой жребий.

Исчезло солнце, стал прохладен воздух,

Зажглись на небе золотые звезды.

Бора мечтал об отдыхе в пещере,

Чтоб ранним утром обнаружить зверя.

И в темноте он наугад шагал,

С пути сбиваясь, средь отвесных скал.

Он спотыкался и на камни падал.

Вот на него повеяло прохладой,

И ручейка послышалось журчанье.

Подумал он: «Вот и конец скитанью».

А тьма ночная становилась гуще,

Шумел в горах поток воды бегущей.

Он к озеру внезапно подошел,

Кипевшему, как огненный котел.

И ветер буйный с каждою волной

Вступал в свирепый рукопашный бой.

Бора снял бурку, черную, как ночь,

На землю лег, сон отгоняя прочь.

Забыв про все, он слушал с удивленьем

Огромных волн воинственное пенье.

Когда взобрался на крутую гору,

Окинул даль он удивленным взором:

Вертящийся хрусталь на самом дне

Кремень огромный точит в глубине

И высекает пламенные искры

Движением молниеносно-быстрым.

А озера бушующего дно

Как будто светом дня озарено.

На черный остров, светом озаренный,

Смотрел он долго, как завороженный.

Пытливый взор охотника влекла

Пещера та, что больше всех была.

Дверь золотая вдруг Открылась справа.

Семижды семь донбетров величаво

Проследовали из своих покоев.

Шел во главе их старший из героев,

Земли касаясь белой бородой,

Сверкающей жемчужною водой.

Степенно занял он почетный угол.

А остальные молча, друг за другом,

Как подобало, ниже разместились,

И взоры их на старца устремились.

А юноши — их очень много было,

Они блистали красотой и силой, —

Став у столов, заботились о том,

Чтоб угостить всех вкусным шашлыком.

Они не знали на пиру покоя,

Не успевали разносить жаркое,

Густое пиво черное из бочек

(Был цвет его чернее темной ночи).

Поочередно подносили всем

В семи котлах напитков крепких семь.

И пивочерпий первым подал чашу

Тому, кто был из старцев самым старшим.

Месили тесто семь хозяек быстро

В семи арынгах, словно звезды, чистых.

Из сладких гор поднявшегося теста

Семь пирогов пекли им семь невесток.

И на семи кострах при свете красном

Семь отроков поджаривали мясо.

С горячих шашлыков оленье сало

На угли раскаленные стекало.

То угощенье для гостей желанных

Семь юношей разносят неустанно.

А старики медлительно и чинно

Рукою сальной крутят ус свой длинный.

Но вот в пещере появился вестник,

Остановился и застыл на месте:

«О старшие, да будет с вами мир!

О младшие, пусть длится вечно пир!

Надземный гость случайно к нам попал,

Он голоден и, видимо, устал.

На берегу сидит он одиноко

Над озером, в молчании глубоком».

Тот, кто здесь был из старцев самым старшим,

Поставил вдруг на стол пивную чашу

И так промолвил, озаренный светом,

Почтительно поднявшимся донбетрам:

«Я думаю, что гость наш не простой,

В опасный путь выходит лишь герой.

Скорей пошлите лодку золотую,

Чтоб гость у нас нашел семью родную.

Мы для него откроем наши двери.

Но помните, что, выходя на берег,

Не надо брать оружья никакого,

Коль не таите умысла дурного».

И семеро отправились тогда

Из тех, кто был моложе по годам.

На дно они мгновенно опустились,

Все двери перед ними растворились,

И лодка выйти на простор смогла,

И к берегу спокойно подплыла.

Собрались с духом юные донбетры

И к незнакомцу подошли с приветом.

Но голос нарта громом прогремел:

«Кто дерзкий вызов бросить мне посмел?

Кто хочет первым в бой вступить со мною,

Пусть подойдет с отточенной стрелою».

И встречею нежданною встревожен,

Бора мгновенно вынул меч из ножен.

Донбетры слова вымолвить не могут,

Стоят безмолвно, затаив тревогу.

Тогда Бора, молчаньем их смущенный,

От них отводит меч свой обнаженный:

«Коль не таите умысла дурного,

Что ж вы боитесь вымолвить и слово?»

Тут вышел тот, кто был других постарше,

Сказал пришельцу: «Будь же гостем нашим~

Не жди от нас ни горя, ни обид»,

И продолжал, всадивши в землю щит:

«Не силой мы помериться пришли,

Великий сын неведомой земли.

Тот, кто у нас из старцев самый старший,

С тобой охотно осушил бы чашу,

Гостеприимства показав пример.

Под сводами родных для нас пещер

Он ждет тебя, и вся его забота

В том, чтобы встретить путника с почетом.

И по его приказу за тобой

Приехали мы в лодке золотой».

Растроганный сердечными словами,

Бора сказал: «Готов идти я с вами

На край земли, доверьем к вам влекомый,

Но должен быть я до рассвета дома.

Ведь на охоте проведя шесть дней,

Ни птиц не встретил, ни лесных зверей.

Я в дом родной, как близкие хотели,

Вернуться обещал через неделю.

За день единый, юные друзья,

Путь шестидневный должен сделать я

И дичи настрелять в короткий срок,

Что за неделю я собрать не мог.

Благодарю за приглашенье ваше,

Поклон мой низкий передайте старшим.

А я смогу и здесь передохнуть

И, выспавшись, в обратный двинусь путь».

Тогда донбетр, других донбетров старше,

Сказал ему: «О путник, солнца краше,

Коль так, прости, но не спеши в дорогу,

На этом месте подожди немного».

И, огорченные отказом нарта,

Донбетры в путь отправились обратный.

Домой приехав, так сказали старшим:

«Напрасны были все усилья наши.

Смягчив отказ любезными словами,

Гость добродушный не спустился с нами».

В ответ на это старшие донбетры

Послали вновь ладью с попутным ветром,

С хозяйкою мудрейшей во главе,

Как то велел старинный их завет.

Вот к берегу хозяйка подплывает,

Ковер узорный плавно расстилает.

Застежки золотые, словно звезды,

Огнем лучей пронизывают воздух;

Стан поясом затянут был на диво.

За ней ряд юношей стоял учтиво.

Она смущенно к гостю подошла, —

В движеньях сдержанна, лицом светла.

Один из юношей промолвил нарту:

«Мы за тобой приехали обратно.

Мужское не уважив пожеланье,

Хоть женщине ты окажи вниманье.

Обычай наш тебе открою я,

Что женщинам отказывать нельзя».

И пред хозяйкой, светом озаренной,

Склонил свой стан Бора Стальнорожденный:

«О свет очей, вовеки не мечтал я,

Чтоб предо мною с чашей ты стояла.

Кто из людей откажется от дружбы,

Предложенной с улыбкой добродушной?

Я принимаю золотую чашу

Из рук, которых нет на свете краше.

Да славится неведомое имя

С донбетрами почтенными твоими!

Пусть изобилье снизойдет навеки

На озеро чудесное и реки!

Теперь до дна я чашу осушаю

И долгих лет вам от души желаю.

Уастырджи, свет путников и слава,

В пути всегда будь от меня ты справа».

Окончив речь, он чашу осушил.

А про себя Бора проговорил:

«Случаются же чудеса такие:

Пьют дивный ронг донбетры водяные».

И вынув из-за пазухи рожок,

Он затрубил, вспугнувши ветерок.

На зов его покорно и неслышно

Из мглы лесов оленья самка вышла.

И молоко, что надоил он в чашу,

Той протянул, кто всех хозяек краше.

А после в землю, рядом со щитом,

Копье свое всадил тупым концом.

Тогда донбетр, что старшим был, не медля„

Узорный щит всадил в сырую землю.

Его примеру все, кто были в сборе,

Последовали по адату вскоре.

И, обложив щиты кусками кварца,

Все начали в дорогу собираться.

Лишь разместились в лодке золотой,

Взялись за ронг чудесный и хмельной.

Для них часы летели, как минуты,

И ветерок казался им попутным.

Внимательны донбетры к гостю были

И в свой дворец радушно пригласили.

С любовью гостя проводили к старшим,

И снова ронга засверкали чаши.

Устроили донбетры праздник славный,

Чтя, как всегда, обычай стародавний.

Напитков — море, кушаний — гора.

Веселый пир тянулся до утра.

Но лишь забрезжил первый луч зари,

Взволнованно Бора проговорил:

«Мне не забыть сердечного приема,

Но до рассвета должен быть я дома».

Хозяева сказали гостю дружно:

«Коль должен ты прервать веселый ужин,

Да будет все, что съедено тобой,

Тебе на пользу, путник дорогой.

А все, что выпил с честью за столом,

Да будет материнским молоком.

И чтоб в горах ты не бродил один.

Тебе юнца в попутчики дадим.

Путь пробивая через бездорожье,

Он, как родной, во всем тебе поможет.

Эй, молодежь! Готовьтесь с гостем в путь,

Чтоб он ни в чем не мог нас упрекнуть».

И молодежь пустилась в путь обратный,

До берега сопровождая нарта.

Бора простился с ними дружелюбно

И вышел в путь томительный и трудный.

А одного из самых молодых

С Бора послали вглубь дубрав глухих.

Так шли они горами и лесами,

Бег времени не замечая сами.

В лесу под дубом нарт копье вонзил,

Стрелу на камень знаков положил,

На ветку дуба щит повесил свой

И дальше в путь отправился, домой.

Бора в лесу оленей убивал,

Юнец-донбетр их ловко подбирал

И сбрасывал, не говоря причины,

В крутые волны мчащейся пучины.

Но в полдень нарт промолвил с удивленьем:

«А где же мной убитые олени?»

Юнец ответил: «В речке по теченью

Уже давно плывут твои олени».

Вот подошли они к реке большой.

Донбетр достал рожок любимый свой

И затрубил в него, что было силы.

Вскипели волны, речка забурлила,

И из воды, под свист протяжный ветра,

Вдруг показалась голова донбетра.

«Пойдем-ка, нарт. Отсюда дом видней».

Волненье стало во сто крат сильней.

И, отгоняя горы волн на берег,

Железные раскрылись настежь двери.

Тогда донбетры ринулись в провал,

Бора за ними еле успевал.

Лишь только двери наглухо закрылись,

Они на дне пучины очутились.

Донбетр промолвил: «Вот мы и пришли.

Открой глаза, сын нартовской земли».

Земля как будто треснула внезапно,

На берег черный выбросило нарта.

Родную землю он окинул взором,

Увидел скоро и оленей гору.

Свою добычу измеряя взглядом,

Донбетры юные стояли рядом.

Оленя в дом они внесли легко

И подкрепились сочным шашлыком.