Нарты. Эпос осетинского народа

Отправился из крепости старинной

Сайнаг-алдар к невесте на смотрины.

Засватана еще со дня рожденья,

Она ждала алдара с нетерпеньем.

Жених приехал в дом гостеприимный

К родителям своей невесты дивной.

Устроен был веселый кувд в селеньи,

Звенел фандыр и слух ласкало пенье.

Старейшие день свадьбы утвердили

И жениха с почетом проводили.

Засуетились в доме, с оживленьем

К дню торжества начав приготовленья.

На мельнице весь день муку мололи,

И напекли лепешек сдобных вволю,

На две недели наварили пива,

И ронг хмельной им удался на диво.

Узнали в скором времени все нарты,

Что девушку Сайнаг-алдар просватал

И что гостей на свадьбу созывал.

Хамыц об этом ничего не знал.

В густых лесах на дичь он той порою

Охотился за Черною горою.

Сайнаг-алдар в то время подбирал

Достойных дружек. Терпеливо ждал,

Когда они невесту молодую

С веселой песней, радуясь, ликуя,

В богатые владенья привезут

И жениху на счастье отдадут.

Вот едут дружки, на конях гарцуя,

Звенят их песни и сверкает сбруя.

Приехали к невесте в дом богатый,

Все сделали, что требуют адаты.

И шафера, Уастырджи святого,

Представили невесте. Молвил слово

Один из дружек: «Это — небожитель».

Невеста посмотрела. Не забыть ей

Той бурки белой, что была одна.

Лица его не видела она.

Но вот окончились приготовленья,

И дружки все в алдаровы владенья

Невесту повезли. В дороге пели.

А к вечеру уж за столом сидели.

А в это время на ныхасе нартов

Хамыц узнал о новости приятной,

Что женится его обидчик вскоре,

Кому на радость, а кому на горе.

Сайнаг-алдара он не забывал

И отомстить давно ему мечтал.

И по ночам ему все время снилось,

Что с недругом несчастье приключилось.

Скакун лихой, почуяв только волю,

Помчал его к Сайнаг-алдару в поле.

Нарт встретил пастуха, к нему склонился

И с льстивой речью к старцу обратился:

«Пусть во сто раз умножится твой скот,

Чтоб ты не ведал никаких забот!

Коль, словно солнце, любишь ты добро,

За золото отдай мне серебро.

Не обмани, мудрец, мои надежды

И рваные мне одолжи одежды.

И, коль тебе расстаться с ней не жалко,

Дай мне твою пастушескую палку,

Впридачу пояс свой волосяной,

Снабди меня и кожаной сумой,

И шапку одолжи, и ноговицы.

Все это мне для дела пригодится:

В село пойду в твоем наряде старом,

Чтоб песни петь на свадьбе у алдара.

Тебе от кувда принесу я долю

И угощу шипящим ронгом вволю».

Пастух подумал: «Сделка неплоха».

Все получил Хамыц от пастуха.

И вот, накинув рваный мех на плечи

И спрятав лоб под шапкою овечьей,

Он отдал пастуху коня, седло,

А сам спокойно двинулся в село.

В чужой одежде, выцветшей и старой,

Он незаметно в дом вошел алдара

И приютился скромно в уголке,

Как бедный странник, с палкою в руке.

Уастырджи как шафер в это время,

Неся адатов стародавних бремя,

Почтительно пред старшими склонился

И с просьбою к старейшим обратился:

«Мне кажется, что как почетный вестник

Пройти я должен в горницу к невесте,

Чтоб слово молвить — гость я не простой —

С моею нареченною сестрой».

Старейшины ответили ему:

«Будь милостив, мудрейший по уму.

Тебя проводим до ее порога,

Но перед тем должны мы вспомнить бога».

Уастырджи им низко поклонился,

С решеньем старцев молча согласился

И перед тем, как тост сказать в волненье,

Снял бурку белую и вынес в сени.

Хамыц как будто этого и ждал,

Метнулся в сени он и бурку взял.

И, завернувшись в бурку, словно вестник,

Вошел он смело в горницу к невесте.

Двух девушек застал он вместе с нею.

Чтоб ловко выполнить свою затею,

Он ласково сказал: «Живите с миром!

О девушки прекрасные, пред пиром

С сестрою нареченной дайте мне

Сказать два слова, но наедине.

Имею я к невесте порученье,

А вам подарки будут, угощенье».

И девушки послушно удалились,

За ними двери горницы закрылись.

Хамыц не медлил, бросил деве вызов:

Он показал волшебный зуб аркыза.

Забыв о том, что он пришел как вестник,

Он, словно муж, провел с ней время вместе.

Потом, накрыв невесту кисеею,

Он быстро вышел из ее покоев.

Пробрался в сени, там он бурку сбросил

И у порога сел незваным гостем.

Там и сидел он, будто бы в печали.

Хозяева ему куски бросали.

Все, что казалось лакомым ему,

В пастушескую прятал он суму.

Когда ж суму до верха он набил,

То у хозяев ронга попросил.

И те, смеясь над странником бездомным,

Налили ронг в его бурдюк огромный.

Обычай пира был ему знаком,

Он с пира шел с сумой и бурдюком.

И так сказал, завидя пастуха:

«Опередил я нынче жениха.

Бери суму, в ней жареное мясо,

А в бурдюке принес я ронг прекрасный.

Твоей услуги не забуду я,

Пей, веселись, и вспоминай меня».

Довольный пиром и своей игрой

Приехал ночью он к себе домой.

Невеста огорченная алдара

Нахлынувшие слезы вытирала,

Ничто ее уже не веселило,

И жизнь сама казалась ей постылой.

Побочная жена Сайнаг-алдара,

Что подношенья в доме принимала,

Заметила невестино смятенье,

И в сердце ей закралось подозренье.

Вошла она к ней тихо, осторожно

И ласкова была, как только можно:

«Будь счастлива, невеста. Что с тобою?

Что слезы льешь жемчужною рекою?

Зачем рвешь шелк ты черных кос на части?

Царапаешь ты щеки, не от счастья!

Зачем печаль в твоем чудесном взоре?

Открой мне тайну девичьего горя».

Еще сильней заплакала невеста

И от стыда не находила места.

Поведала о горе бесконечном:

«Мой шафер оказался бессердечным.

Тот, в белой бурке, погубил меня,

Из-за него лишилась чести я».

Жена побочная все разузнала,

К Сайнаг-алдару в страхе побежала.

«Я принесла нерадостные вести.

Уастырджи вошел тайком к невесте

И, обесчестив, убежал, как вор,

Оставив нам неслыханный позор».

Разгневался Сайнаг, сказал зловеще:

«Зачем ты на невинного клевещешь?

Сидел он с нами, как и все мужчины,

Не отлучаясь и на миг единый.

Ты лучше больше собери примет

О том, кто ловко замутил свой след.

И осторожно отнесись к невесте,

Чтоб наш позор не стал бы всем известен».

Идет жена к поруганной опять

И просит все как было рассказать.

Не поднимая от земли очей,

Та рассказала все до мелочей:

«Мужчина этот — наглый и бездушный,

Рыжебородый, все лицо в веснушках.

Одежда сверху рваная, под ней

Была кольчуга серебра светлей,

На сапоги надеты ноговицы.

Мне зуб аркыза будет вечно сниться».

Побочная жена пошла к алдару

И все ему тотчас пересказала.

От гнева он не мог пошевелиться,

Вмиг по приметам он узнал Хамыца.

Нахмурились его густые брови,

Жене побочной он сказал сурово:

«Злодея знаю я и знаю также,

Что сам он о злодействе не расскажет.

Но только вы, две женщины, смотрите,

Позора моего не разгласите».

Так свой позор от всех людей он скрыл,

Но злобу против нартов затаил.

Навеселились за ночь дружки вдоволь;

Чуть отдохнувши, в пляс пускались снова

Наутро ж повезли они невесту

В другое место. Возвышалась крепость

Над Черною горою, среди скал.

Туда алдар им ехать приказал.

Веселым криком горы оглашая,

Везут они невесту, напевая.

А впереди, на самом первом месте,

На скакуне несущий радость вестник.

Вот вестник мчится, время догоняет.

А Черная гора вдали сверкает.

В алдара крепость он летит, как ветер,

С чудесной вестью, лучшею на свете.

Вот он приехал. Дом за поворотом.

Мечом своим ударил он в ворота

И крикнул громко: «Я несу вам счастье.

О поскорей раскройте двери настежь!»

И тотчас же ворота им раскрыли,

Приехавших на славу угостили.

Тем временем подъехала невеста,

Ей дали приготовленное место.

Веселье продолжалось до утра,

Ласкала взоры свежих яств гора.

И вот, когда час отдыха настал,

Сайнаг-алдар такую клятву дал:

«Коль прикоснусь к жене в теченье года,

Пусть превращусь я в жалкого урода».

В покои женские ее послали,

И посторонних к ней не допускали.

Невеста от Хамыца тяжелела.

Она грустила, с каждым днем бледнела.

Жене побочной так сказал алдар:

«Преступникам готовлю я удар.

Ее ребенок должен умереть.

Новорожденного не смей жалеть!

Я доверяю лишь тебе одной,

Пусть это будет тайной вековой.

Коль эту тайну не сумеешь скрыть,

На этом свете ты не будешь жить».

И вот родился будущий герой,

Красивый, большеглазый, огневой.

Жене побочной стало жаль ребенка,

И обвела она алдара тонко:

Младенца в место тайное снесла,

Любя его, Созыром нарекла.

Год миновал, и вскоре все забылось.

Сайнаг вернул жене опальной милость.

Но, как охотник за желанной птицей,

Стал он следить за дерзостным Хамыцем,

Преследовал его неумолимо,

Но тот, как прежде, был неуловимым.