Не померкнет никогда…

СКВОЗЬ ОГОНЬ

— Ты скажи, не повезло! Ведь пару месяцев всего-навсего отслужить осталось, и я б домой подался, — давя зевоту, еле выговорил Ханыга.

— Нескладно получилось, это точно, — ответил ему хриплый шепот. — Ты женатый?

— Пока холостой. Вот думал: в сентябре вернусь, а в октябре и свадьбу сыграть можно. Невеста есть. Три года ждала. А теперь выходит, что зря ждала.

— Такая уж их доля — ждать…

Барбашов прислушался. Переговаривались двое за кустом, шагах в трех от того места, где он лежал. Ханыгу Барбашов по голосу узнал. У него была такая манера говорить, что его ни с кем нельзя было спутать. Слова у него словно сквозь зубы тянулись: нехотя, с ленью. Второго собеседника Барбашов определил с трудом. Это был Косматых.

— Ты откуда? — снова заговорил пулеметчик.

— С Полтавщины.

— Бывал я у вас. МТС мы там строили. В достатке живете, — вспомнил Косматых.

— Пить-есть было што, — согласился Ханыга. — Получил я от головы нашего колхоза письмо. Ох и хитрый дед. Боялся, шоб я куда в другое место после армии не махнул. Пишет: приезжай, посажу за баранку. Ишь как заговорил, старый черт! А то, шо я за ним до армии два года ходил, как телок за вымем, эту баранку выпрашивал, так он молчит. Нет, теперь она мне не нужна. Я так башковал: вернуться, свадьбу сыграть да в техникум определиться. Черта ли мне в баранке в этой!

— У тебя семилетка?..

— Зачем, восемь классов…

Барбашов открыл глаза. «Ни свадьбы, ни техникума, ни баранки, пожалуй, не будет, — с горечью подумал он. — Уж это верно, что всем нам здорово не повезло». Он встал. Беседа за кустом оборвалась. Появился Клочков.

— Какие будут приказания? — спросил он, едва Барбашов остановил на нем свой взгляд.

— Обратно пойдем. На Молодечно, — сухо ответил старший политрук.

Клочков поднял отряд. Было сыро. Над оврагом висел туман. Бойцы зябко ежились и жались друг к другу.

— Можно идти в шинелях, — разрешил Барбашов и осторожно полез по склону оврага вверх. За ночь он так продрог, что сейчас готов был бежать вприпрыжку, чтобы поскорее согреться. Но ему не хотелось поднимать лишнего шума, и он шагал осторожно, раздвигая ветки и заглядывая вперед.

Решение вернуться в город появилось у него не случайно. Хотя накануне в споре с сержантом ему удалось доказать Клочкову, что немцы преградили путь отряду лишь в западном направлении, но неожиданная встреча с колонной сразу усложнила обстановку. Путь на юг тоже был отрезан. Бойцам волей-неволей приходилось поворачивать либо на север, либо на восток. Но последнее было равносильно отказу от поисков дивизии. А Барбашов, несмотря ни на что, еще не терял надежды напасть на след Железной, хотя бы для этого ему пришлось начинать поиски с самого начала.

Около шести часов утра в тишину леса ворвался гул канонады. Барбашов остановился и попытался определить по карте, где идет бой. Но это оказалось не так-то просто. Впереди до самого города тянулись леса, и выбрать среди них какой-то определенный рубеж совершенно не представлялось возможным. Непонятно было, на каком удалении гремят орудия. Ветер то усиливал доносившийся грохот, то ослаблял его, и тогда казалось, что стреляют где-то за тридевять земель, может быть, у самого города. Канонада еще некоторое время гремела не умолкая. Потом сразу оборвалась. В лесу снова стало тихо.

— Артиллерия работала, — сказал Барбашов. — Но чья?

Пошли еще быстрее. Неожиданно грохот впереди раздался с новой силой.

— А может, бомбежка? — высказал предположение Ханыга.

— Самолетов вроде не слыхать, — признался Барбашов. — Ясно одно: лупят здорово. Похоже, что идет артподготовка.

— Я тоже так думаю, — сказал Клочков. — Вроде бы одно и то же место месят…

— Тут справа неподалеку должна быть дорога от Молодечно на Радошковичи. Давайте-ка свернем поближе к ней. На дороге всегда яснее обстановка, — предложил Барбашов и первым шагнул в сторону.

Отряд принял вправо. Прошли километров пять. И неожиданно снова услыхали шум. На этот раз он ворвался в лес приглушенным воем моторов. Пришлось опять остановиться. Шум усилился, накатывался волнами, то приближаясь, то удаляясь. Иногда он смолкал на протяжении нескольких минут. Иногда пропадал совсем. Но вскоре тяжело и надрывно, как стон больного, вновь долетал до бойцов.

— Чего они там делают? — в недоумении развел руками Клочков.

— Кто они? Вот что важнее, — вопросом ответил ему Барбашов. — Слушай не слушай — лично я ничего не разберу. Кто по деревьям лазить мастер?

Бойцы переглянулись.

— Я когда-то умел, — выступив вперед, ответил чернявый боец.

Барбашов огляделся по сторонам. Лес вокруг, как назло, был мелкий, коряжистый, какой обычно растет в сырых низинах. Лишь вдалеке, на пригорке, синели вершины пушистых сосен. Пошли туда. У корней самой высокой сосны чернявый быстро сбросил с ног сапоги, снял ремень и проворно полез по гладкому, покрытому шелковистой коркой стволу дерева. Бойцы снизу наблюдали. Чернявый лез все выше и выше и скоро скрылся в густой кроне. На минуту под сосной воцарилось молчание.

— Будет теперь сидеть до вечера, — первым, не выдержав, пробурчал Ханыга. — Коль не видно, слезал бы скорее. Прилип там…

— Почем ты знаешь, что не видно? — набросился на него Косматых. — Лез бы сам.

— И то верно. У тебя шея вон какая длинная. На версту дальше разглядишь! — поддержал ростовчанина Клочков.

— Дело не в шее. Соображать надо что к чему, — усмехнулся Ханыга.

Ветки вверху зашевелились, и по сосне как тень скользнул наблюдатель.

— Ну? — посыпалось со всех сторон.

— Тут же дорога рядом. А на ней танки. И еще всяких машин полно. И солдатни ихней много. Уходить отсюда надо, — как пулемет, отчеканил чернявый и нагнулся за сапогами.

— Подожди. Уходить некуда. Докладывай толком, что видел, — остановил его Барбашов. — Чьи танки?

— Не знаю. Только у нас таких нет, — так же скороговоркой ответил боец. — Вот когда мы наблюдали на дороге — точно такие.

— А кресты на них есть? — спросил Ханыга.

— Нет. Замазаны они чем-то все, — ответил чернявый.

— Откуда идут? — продолжал расспрос Барбашов.

Боец махнул рукой, показывая направление.

— С севера. Значит, город сдан. Да! — с досадой произнес Барбашов. — Что еще видел?

— Там, впереди, у дороги, леса нет. Там вроде вырубка. На нее танки идут. И машины тоже туда сворачивают. Я думал, они сюда движутся…

— Нечего им тут делать, — успокоил его Барбашов. — Там они под деревьями прячутся. Теперь понятно, почему гул так часто обрывается. Похоже, что у них на той вырубке идет сосредоточение. Готовятся рвануть отсюда на Радошковичи.

— Это, наверно, та колонна, которую мы видели? — спросил Ханыга.

— Вряд ли. Боев не слышно. Те, наверно, уже далеко, — вздохнул Барбашов. — Те, может, уже к Минску подошли. Отсюда ведь до Минска рукой подать.

— Неужели Минск сдали? — ужаснулся Чиночкин.

Барбашов насупил брови.

— Это мне не известно. Я только говорю, что отсюда до Минска танкам четыре часа ходу, — после короткого раздумья ответил он. — И еще хочу сказать. Пятиться нам некуда. Мы в мешке. И выход у нас один: за шоссе. Сейчас подойдем вплотную к дороге и заляжем. Удастся — перескочим на ту сторону днем. Нет — будем ждать ночи.

Под сосной опять воцарилась тишина. Все ждали, когда обуется чернявый. Потом очень осторожно двинулись к дороге. Снова смертельная опасность подкралась к отряду так близко. Бойцы чувствовали это и шли с опаской, оглядываясь по сторонам. Рев двигателей с каждым шагом слышался теперь все отчетливей. Скоро стало ясно, что танки сосредоточиваются не только на вырубке, но и намного впереди нее. Район сосредоточения охватывал километра три. А может быть, и больше.

Барбашов напрягал слух, стараясь отыскать в этом гудящем и рыкающем десятками моторов зеленом мареве наиболее безопасный путь, и не мог. В ушах у него снова начался звон, голову заломило. Барбашов остановился и подозвал Клочкова.

— Слышишь, где танки? — спросил он сержанта.

— Слышу, — коротко ответил Клочков.

— Веди! — приказал Барбашов.

Клочков сразу же круто ввернул в сторону и увел отряд в низину. Отсюда через малинник он провел бойцов в густую поросль березняка. Ему удалось найти в районе сосредоточения незанятый участок, и он, петляя в нем, благополучно вывел людей на опушку. Во время всего этого пути Барбашов не переставая наблюдал за сержантом. Клочков действовал без суеты, очень спокойно и, как показалось Барбашову, продуманно, так, словно всю жизнь только тем и занимался, что водил отряды под носом у врага. Он не только наблюдал за немцами и правильно выбирал дорогу, но и успевал следить за бойцами, делать им замечания, вовремя останавливать, если кто-нибудь отходил вдруг далеко.

У опушки Клочков остановился. Отсюда до дороги оставалось метров пятьдесят. Но преодолеть их днем нечего было и думать. В кустах сновали немцы. Бойцы залегли. Время потянулось в настороженном, томительном ожидании. С дороги на опушку съехало несколько бензовозов. Немцы быстро замаскировали их в молодом березняке. Приползли танки.

— Огонек бы сюда навести! Забегали бы гады! — не выдержал чернявый.

Послышался новый гул, совсем не похожий на тот, что доносился с вырубки. Барбашов, а вслед за ним и все бойцы подняли головы. Гул нарастал. Но ничего не было видно. Барбашов перевел взгляд на немцев. Возня в кустах прекратилась. «Чудно́», — подумал Барбашов и снова стал пристально вглядываться в просветы между деревьями. Неожиданно его энергично толкнул в бок Ханыга. Барбашов посмотрел в сторону, куда указывал Степан, и сразу увидел самолеты. Это были советские скоростные бомбардировщики. Они летели строем на высоте четыреста — шестьсот метров. За первым звеном показалось второе. За вторым — третье. Барбашов видел их до войны всего раз или два. И сейчас еле нашел в себе силы, чтобы не вскочить с места от восторга и радости.

Самолеты сделали полукруг и устремились к вырубке. С земли хорошо было видно, как под плоскостями у них мелькнули черные точки. Раздался свист. Земля вздрогнула от мощного грохота. Удар следовал за ударом. Вырубку заволокло пылью. Багряным смерчем взорвалась бензоцистерна. Чадя гарью, словно огненный клубок, вывалился танк и, пытаясь сбить пламя, понесся по кустам. От него во все стороны врассыпную бросились солдаты.

Неожиданно танк остановился. В следующий момент из всех щелей его бронированного корпуса вырвались острые языки ослепительного пламени, башня отлетела в кусты.

Заработали зенитки. В небе повисли белые дымки…

Вскоре первое звено уступило место второму. На вырубку снова полетели бомбы. Земля заходила ходуном. С деревьев посыпались листья. Дым и пыль повисли над лесом.

За вторым звеном атаку начало третье. Сброшенные им бомбы накрыли новый участок леса. И там сразу поднялись в небо черные клубы бензиновой гари.

Зенитный огонь тем временем заметно усилился. Немцы довольно быстро оправились после внезапного нападения, пристрелялись, и теперь дымки разрывов в небе все плотней и плотней окружали самолеты. В бой вступили и зенитные пулеметы. Над лесом потянулись разноцветные огоньки трасс. Но самолеты продолжали атаковать.

Очередной заход снова начало первое звено. Бомбили с бреющего полета. Ведущий бомбардировщик, сбросив груз, взмыл кверху. В этот момент зенитный снаряд разорвался у него прямо под плоскостью. Бомбардировщик качнулся и окутался дымом.

На какой-то момент Барбашову показалось, что тем же снарядом ранило и его. Так резануло болью в груди, когда бомбардировщик вздрогнул от взрыва. Точно невидимая сила подбросила старшего политрука на ноги, и он, вцепившись руками в ствол осины, застыл, прикованный к горящему самолету неотрывным, напряженным взглядом. Он еще не знал, как и чем бойцы смогут помочь экипажу самолета. Но одно для него было совершенно очевидно: если летчики будут прыгать, бойцы непременно прикроют их огнем. Однако прошла минута, а экипаж не покидал самолета. Да и сам самолет продолжал лететь так, будто с ним ничего не случилось. Только пламя под правой его плоскостью бушевало и билось все сильней и сильней.

«Что же они тянут? — кусая губы, лихорадочно думал Барбашов. — Почему не прыгают?»

Горящий самолет закончил вираж. Некоторое время он еще продолжал полет в стороне от вырубки, а потом вдруг снова повернул на цель. И тогда случилось то, чего никак не ожидали ни Барбашов, ни его бойцы. Обреченный на смерть бомбардировщик лег в крутое пике. Оставляя за собой широкую полосу черного дыма, он с ужасающим ревом пронесся над лесом и, словно огненный смерч, врезался в гущу танков, замаскированных в дальнем конце вырубки. Все это произошло так стремительно, что никто из бойцов не успел сказать друг другу ни слова. И только когда над вырубкой взметнулся огненный всплеск, бойцы, словно по команде, вскочили со своих мест.

Удар был страшен. Немцы, оставив свои укрытия, бросились в лес. На головы им посыпались новые серии бомб. Вырубка утонула в дыму разрывов. Бойцы воспользовались этим и незаметно для врага перебрались через шоссе.