Не померкнет никогда…

В КОЛЬЦЕ

Барбашов бежал, почти ничего не видя перед собой. Его мутило. Перед глазами плыли оранжевые и розовые круги. Голову ломило так, что казалось, она вот-вот расколется на части. В довершение всего из носа у него хлынула кровь, и он снова чуть не лишился чувств. Клочков и Ханыга не отставали от него ни на шаг. То один, то другой подхватывали его под руки и временами, когда политруку было особенно плохо, несли на себе.

Скоро лес начал редеть. Отряд вынужден был жаться вправо и двигаться до тех пор, пока не уткнулся в речушку. Люди бросились к воде. Силы были у всех на исходе, и свежая, холодная вода стала для них настоящим спасением.

Барбашов тоже шагнул в искрящуюся рябью воду и, широко расставив ноги, так, чтобы легче было дотянуться до нее ртом, пил и пил.

Потом, не поднимая головы, он оплескал шею, взъерошил волосы и всласть откашлялся. Ему сразу стало легче. Даже мучительная ломота в висках прошла.

Он вышел из воды и оглядел свой отряд. Люди еще плескались в речушке. Никто из них не снимал сапог, не расстегивал гимнастерок, ни на минуту не выпускал из рук оружия. Барбашов молча пересчитал согнутые спины. Их было семь. «Где же еще двое?» — невольно подумал он. Теперь, когда к нему вернулась способность мыслить, он первым делом попытался разобраться в обстановке и подозвал Клочкова.

— Что случилось? Какие немцы? Ты видел их? — засыпал он вопросами сержанта.

— Видел, товарищ старший политрук, — спокойно ответил Клочков. — С опушки садили по нас из двух пулеметов. Волощенко убили наповал. Не знаю уж, как он и машину в лес завернул… Мы сразу к вам бросились, — спасать.

— Но откуда тут взялись немцы? Ведь впереди свои. Там дивизия наша.

— Стало быть, нет ее, — рассудил Клочков.

— А куда же она делась?

Клочков недоуменно пожал плечами и как-то неожиданно весь ссутулился, съежился. От этого большой зеленый вещмешок, висевший у него за спиной, стал казаться еще больше. «Небось с добром своим не расстался. А о дивизии где уж вспоминать», — сердито подумал Барбашов и заговорил снова:

— Не знаешь, где дивизия? А я знаю. Там она. Под Воложином. Насмерть бьется! А мы по кустам бегаем.

Клочков снова ничего не ответил, только еще больше насупился и помрачнел.

— И почему мы побежали? — вспылил Барбашов. — Шкуру спасать бросились?

— Мы не шкуру, мы Знамя, товарищ старший политрук, — вмешался в их разговор Ханыга. — Мы же не знали, что с вами. А вы сами говорили — хватайте и бегите!

Барбашов почувствовал, что зря обидел бойцов, что они действовали правильно. Но слишком нелепым казалось все то, что произошло на дороге.

Да и дивизия, не могла же она сквозь землю провалиться вместе со всеми своими полками, службами, артиллерией, тракторами и лошадьми?!

— Куда же мы бежали? На юг, на восток? — спросил он после некоторой паузы.

— На север, — ответил Клочков.

— Почему ты так думаешь? — не поверил Барбашов.

— Тень все время впереди меня была. Солнце-то сейчас на юге, — просто объяснил Клочков.

— А сколько мы пробежали?

— Километров семь-восемь…

Барбашов поморщился. К вискам снова подступила тяжелая, одурманивающая боль. В памяти возник золотистый ствол сосны. «В нее, наверно, врезалась полуторка», — догадался он. Земля закачалась, словно плот на большой волне, к горлу подступила тошнота. Политрук жадно глотнул воздух, ладонью утер пот со лба.

— Значит, и Иволгина нет, — ни к кому не обращаясь, проговорил он. — А кто послал его на дорогу?

— Сам он пошел, — за всех ответил Клочков.

— Сам пошел, думая, что мы его поддержим…

— Не знаю. Он сказал: «Бегите!» — и пошел вперед, — хмуро проговорил Клочков и, сдвинув к переносице густые рыжие брови, добавил: — Вот мы и побежали. Из-за Знамени…

В разговоре снова наступила пауза. Да и о чем, собственно, было говорить? Солдат пожертвовал собой ради товарищей. Подобные случаи бывали и раньше. Барбашов отлично знал о них. И все-таки в поступке Иволгина было что-то такое, над чем стоило поразмыслить. Безусый, необстрелянный, только жить начал, а не испугался, шагнул навстречу смерти. Каждый в отряде, наверно, мог бы так. Но шагнул именно Иволгин. Значит, было в нем что-то такое, чего Барбашов в свое время не разглядел, и поэтому теперь почувствовал глухую досаду.

Он попытался вспомнить лицо Иволгина. Но ничего, кроме широкого, улыбчивого рта, не смог представить. И от этого было еще обидней.

— Как звали Иволгина? — спросил он наконец Клочкова.

— Антоном.

— Антон Егорычем, — поправил Ханыга.

Барбашов одобрительно кивнул головой:

— Адрес его знаете? Где у него семья?

— У меня записано, — ответил Клочков.

— Дашь мне потом. Я сам напишу его родным, — сказал Барбашов и, о чем-то подумав, добавил:

— Надо, однако, дальше двигаться.

— Куда?

— Искать дивизию.

Барбашов нащупал рукой планшет, висевший у него на ремне, открыл его и достал аккуратно сложенную карту. Потом огляделся и присел под кустом орешника. Бойцы сгрудились вокруг него тесным кольцом.

Место своей стоянки Барбашов определил лишь приблизительно. Ориентиров рядом не было, и ему волей-неволей пришлось очертить на карте район километрах в десяти от дороги. Воложин и дивизия — а Барбашов твердо верил, что она где-то в окрестностях города, — остались теперь значительно южнее. Идти к ним можно было лесом, свернув от речушки на запад, пробираться, сколько окажется возможным, вдоль Березины, к исходу дня еще раз свернуть на юг и уже таким путем выйти на дорогу, соединяющую Воложин с Лидой. Но Барбашову не хотелось терять времени, и он выбрал другой маршрут.

— Пойдем прямо, к дороге, — объяснил он. — Там наверняка встретим какую-нибудь проходящую часть и примкнем к ней.

Бойцы молча выслушали решение командира и так же молча пошли за ним.

В лесу было тихо. Настоянный пряными запахами листвы и трав воздух приятно щекотал ноздри. Шмели с тяжелым гудением перелетали с цветка на цветок. Где-то в чаще дятел упорно долбил дерево. Тонко пересвистывались лазоревки, сварливо трещали дрозды. Бойцы спугнули птиц с невысокой развесистой рябины. Дрозды дружно снялись с ветвей и, оглашая лес надсадными криками, перелетели в чащу. Барбашов проводил их ласковым взглядом. Этот крик напомнил ему те далекие годы, когда он с ватагой своих сверстников, лазая по деревьям, собирал из гнезд яйца для коллекции.

Шли гуськом: впереди Барбашов, за ним Ханыга, позади всех Клочков. Сержант хотел было выслать вперед одного-двух дозорных. Но Барбашов побоялся потерять их в лесу, и отряд двигался без всякого охранения. Изредка, когда легкий ветер, прошумев верхом, будоражил застывшую в медовой неге листву, отряд останавливался. Бойцы чутко прислушивались к лесным звукам, переглядывались и шли дальше. Лес дышал мирным дремотным перезвоном. Все звуки вокруг были знакомыми, мирными, успокаивающими.

Когда проходили зарослями малинника, Ханыгу обогнал Чиночкин.

— Вы были утром на станции, товарищ старший политрук? — спросил он Барбашова.

Барбашов кивнул головой.

— Есть какие-нибудь новости? Мы сегодня даже радио не слышали, — пожаловался Чиночкин.

— Особо утешительного пока ничего нет, — коротко ответил Барбашов, почувствовав, как сгрудились вокруг него бойцы. — Мы подтягиваем резервы, немец жмет. Но надо думать, скоро все это изменится. Комендант станции рассказывал мне, что с востока уже начинают прибывать эшелоны с войсками и техникой. Резервы у нас огромные. Война обернется против немцев.

— А может, это еще не война? — с затаенной надеждой спросил Чиночкин. — Может, это какой-нибудь пограничный конфликт? Помните, у озера Хасан как все началось? Ведь тоже серьезные бои были.

— Нет, это не Хасан. Это война, — твердо ответил Барбашов. — И идет она по всей границе.

Чиночкин замялся и что-то пробормотал в ответ. Некоторое время он шагал рядом с командиром, потом опустил голову и медленно начал отставать от него.

Скоро впереди показался просвет. Барбашов остановился и взглянул на карту. Рядом с опушкой черной нитью тянулась дорога. Она то врезалась в лес, то бежала по полям и где-то у самого Воложина сливалась с большаком. Отсюда до города оставалось всего километров пятнадцать — двадцать. Барбашов все еще твердо верил, что они непременно встретят своих или по крайней мере нападут на их след, и потому, не желая делать даже короткой остановки, решительно повел людей дальше.

Жара между тем заметно спала. Солнце скатилось к лесу, облило деревья желтоватым светом, на поляны и просеки легли полупрозрачные тени. Каким-то едва уловимым сходством они напоминали Барбашову городской сад в Молодечно, когда, закончив свои служебные дела, он возвращался из штаба домой. К тому времени город уже окутывало предвечернее марево и на аллеи ложились длинные полосы синеватых прохладных теней и бледно-оранжевых ласковых лучей заходящего солнца. Дома его поджидала жена Степанида. Они вместе ужинали и отправлялись в кино или побродить по улицам. А когда дела заканчивались пораньше, уезжали за город. В окрестностях Молодечно у них было немало излюбленных мест…

Воспоминания о доме были приятны Барбашову. Они действовали на него успокаивающе и на какое-то время вытеснили все прочие мысли. Но неожиданно их оборвал приглушенный голос Клочкова.

— Товарищ старший политрук! — услыхал Барбашов у себя за спиной.

Он оглянулся. Бойцы стояли не двигаясь.

— Гарью пахнет, — сказал Клочков.

Барбашов втянул носом воздух. В горле защекотало.

— Верно, горит, — согласился он. — Как бы нам опять на кого не напороться…

— Может, разведку выслать? — предложил Клочков.

Барбашов задумался. Разведка, бесспорно, была бы полезна. Но ему не хотелось терять светлое время. Он все еще сердился на сержанта за то, что тот так поспешно увел отряд с дороги на Воложин, и потому сказал:

— Разведку высылать не будем. Она займет много времени. А вот в дозор одного кого-нибудь послать можно.

Клочков сейчас же выслал вперед Ханыгу. Отряд снова двинулся в путь. Прошли еще с полкилометра. Гарью запахло сильнее, будто горело совсем неподалеку. Бойцы чувствовали это и заметно волновались. Они то и дело останавливались. Оглядывались по сторонам. Прислушивались к лесных шорохам. Лица их были насторожены.

Вдруг впереди затрещали кусты и кто-то во весь дух бросился бежать в глубь леса. Барбашов едва успел разглядеть мелькнувшие среди листьев светлые волосы беглеца. Следом за ним устремился выскочивший из-за кустов Ханыга.

«Кто это? Свой? Чужой?» — молнией пронеслась в голове Барбашова мысль. Он оглянулся по сторонам, но рядом никого, кроме Клочкова, уже не было. Напуганные неожиданной встречей под Воложином, бойцы, не ожидая команды, мгновенно рассеялись по кустам. Поначалу Барбашову это понравилось. Но уже в следующий момент ничего, кроме трусости, он в этом не увидел. И сразу же почувствовал, как в груди у него от негодования все напряглось. Его обдало жаром. Он смахнул рукавом выступивший от стыда на лбу пот и резко спросил Клочкова:

— Кто это?

Сержант недоуменно пожал плечами.

— Не разглядел. Мелькнул уж очень быстро, — оправдываясь, ответил он. — Может, из ребят кто видел?

— Ну как же! Они еще проворней его в другую сторону рванули! — вспылил Барбашов, подумав с досадой: «Какой позор! Ведь этак собственной тени будешь бояться!»

Клочков понял, чем вызван раздраженный тон командира, и, не говоря ни слова, рванулся вдруг за Ханыгой и светловолосым беглецом.

— Куда? Назад! — крикнул Барбашов, но в душе одобрил решительность сержанта. Ему всегда нравились смелые люди.

Клочков, не оглядываясь, скрылся за деревьями. Барбашов вернулся к отряду.

Бойцы лежали, изготовившись к бою. Некоторые из них уже успели замаскироваться. Чиночкин даже начал окапываться. Но, увидев возле себя Барбашова, бросил лопату и лег за куст. Барбашов быстро осмотрел позицию каждого и подошел к дуплистому суковатому дубу, у корней которого залег со своим ручным пулеметом худощавый загорелый боец с круглыми соколиными глазами. Барбашов не знал его и спросил:

— Как ваша фамилия?

— Косматых, — ответил пулеметчик.

— Откуда вы?

— С Дона.

— Точнее можете указать?

— Из Ростова.

— Сколько у вас дисков?

— Две коробки.

— Без моей команды огонь не открывать, — приказал Барбашов и уже громче добавил: — Это касается всех!

На некоторое время на поляне воцарилась тишина. Но скоро кусты в противоположной стороне зашевелились, и все увидели Клочкова и Ханыгу, несших щуплого мальчонку. Он все пытался вырваться.

— Кто это? — спросил Барбашов, когда бойцы опустили «пленника» на землю.

— Беглец, — отдуваясь, ответил Ханыга.

— Спятили вы оба! Это же пацан! — сразу повысил тон Барбашов.

Бойцы переглянулись.

— Больше в лесу не было ни души, — поклялся Клочков.

— Зачем же вы ему рот заткнули?

— Орал сильно. И кусался не хуже собаки, — объяснил Ханыга, показывая изодранные в кровь руки.

— Освободите его немедленно! — приказал Барбашов и сам принялся разматывать ремень на руках у «пленника». Ханыга помог командиру. На Барбашова в упор уставились два огромных синих глаза, застывших от ужаса.

— Ты чего так испугался? — попытался улыбнуться Барбашов и строго посмотрел на бойцов.

— Никто его не трогал, — тихо сказал Клочков.

— А почему же он весь дрожит?

Клочков пожал плечами.

— Додуматься надо! Ребенка так связали!

— Это черт, а не ребенок, — заворчал Ханыга. Но Барбашов оборвал его.

— Как тебя зовут? — спросил он, обращаясь к «пленнику».

Парнишка молчал.

— Да ты не бойся. Мы ведь свои, — ласково проговорил Барбашов и потрепал парнишку за вихры.

— А вы не с самолета? — спросил неожиданно мальчик.

— С какого самолета? — не понял Барбашов.

— Не знаю…

— А чего же спрашиваешь — усмехнулся Барбашов.

Пацан часто-часто заморгал.

— Когда он прилетал, этот самолет? — снова спросил Барбашов.

— Сегодня. Совсем недавно, — ответил парнишка и вдруг заплакал. — Я не знаю, дяденька, с какого самолета. Только прыгнуло на парашюте много наших красноармейцев и пришли к нам в село. Мы обрадовались. А они как начали палить из пулеметов! Всех побили. Кольку, брата мово, убили. Леньку убили прямо в живот. Деда Серегу тоже убили. Потом стали в окна гранаты кидать и крыши поджигать. К нам в дом две гранаты швырнули. А там батя с маманькой печку мазали. Я еле удрал в лес. Они стреляли по мне и гнались за мной. А я убег. Скажите, дяденька, зачем красноармейцы своих били?

У Барбашова лицо покрылось испариной.

— Это не красноармейцы…

— А кто же? — заморгал мальчишка. — И пилотки, и звездочки, и значки на гимнастерках — все, как у вас…

— А говорили-то они по-русски?

— Я не слышал. Они стреляли…

— Сволочи! Что вытворяют! — вспыхнул Барбашов.

— Дяденька, а наши скоро придут? — снова всхлипнул парнишка. — Может, мне их тут, в лесу, обождать?

Барбашов положил руку парнишке на плечо и притянул его к себе. Ему до слез вдруг стало жаль этого синеглазого человека, жизнь которого дала такой неожиданный и крутой поворот. Парнишка уже перестал бояться и теперь смотрел на Барбашова с нескрываемой надеждой, отчего на душе у старшего политрука становилось еще тяжелей.

— Не плачь, дорогой. Придумаем, что тебе делать, — сказал в конце концов Барбашов и сам задал вопрос парнишке:

— Это ваше село горит, дымом пахнет?

— Наше, — размазывая кулаком слезы, ответил пацан. — Только от него ничего уже не осталось. Я на дерево влез, посмотрел, а там одни трубы торчат.

— А как оно называлось?

— Петряково.

— Не плачь, — снова погладил по голове мальчика Барбашов. — Сам жив остался — это уже хорошо. А село, время придет, еще не такое построим. — Он достал карту и очертил на ней синим карандашом круг.

— Не говорил ли я вам, что под Воложином мы напоролись на десант? — обратился Барбашов к бойцам. — Ведь это ясно, как дважды два — четыре: здесь действует лишь несколько групп. И нам, конечно, не бежать надо было, а вступить с ними в бой и перебить всю эту сволочь.

— Так ведь кто знал, сколько их там, — обиженно проговорил Клочков, понимая, что упрек командира в первую очередь относится к нему. — И опять же, не о себе была забота…

— О себе не о себе, а они вон что творят, — не стал слушать его Барбашов и снова углубился в изучение карты.

Обстановка по-прежнему оставалась неясной. Но в одном Барбашов уже не сомневался. Захватив Петряково, немцы наверняка возьмут под контроль весь район в излучине реки. Иначе им не было никакого смысла выбрасывать десант на этой узкой полосе, зажатой между болотом и лесом. И хотя Барбашов никак не предполагал, что через день по этой полосе, как по коридору, с грохотом ринутся на восток сотни немецких танков, чутье подсказывало ему, что продолжать движение в выбранном направлении отряду дальше нельзя. Но и сворачивать ему не хотелось. И он невольно задумался, стараясь найти наиболее удобный вариант решения. Бойцы молчали. Только Клочков вполголоса успокаивал мальчишку:

— Не реви, парень, всякое в жизни бывает, — с мягкостью, какой раньше Барбашов никогда у него не замечал, говорил Клочков. — Я вот тоже без родителей вырос. Твоих немцы, а моих белые побили. Слыхал небось, был такой Колчак? Засек он, зверь, стариков моих насмерть.

Парнишка судорожно всхлипывал.

— Не реви, — снова проговорил Клочков. — Еще, может, твои и живы остались. Граната, она, знаешь, штука глупая. Шуму от нее много, а толку другой раз и на волос нет. Только ты в село все одно не ходи. Там наверняка засада. А что, Мыкино далеко от вас будет? — спросил неожиданно Клочков.

— Вниз по реке. Десять километров, — безучастно ответил мальчишка.

— Вот оно что… А я-то думаю… Так бывал я в этих местах на учениях, — вспомнил Клочков. — Бывал, бывал в прошлом году. Стало быть, если Вишнево тоже у немцев, значит, они нас обложили.

— Как раз ничего не значит, — решительно возразил Барбашов. — Какое может быть кольцо, когда перед нами всего лишь отдельные группы врага? Да и далеко ли они продвинулись? До Воложина? А мы обойдем их за Першай, за Раков, выйдем к Лиде через Ивье и все равно пробьемся к дивизии.

— Вот именно — пробьемся, — повторил Клочков и замолчал.

Барбашов подошел к мальчишке, положил руку ему на плечо и сказал:

— В село, точно, ты сейчас не ходи. Но и в лесу тебе тоже делать нечего. Я не знаю, когда придут сюда наши. Может, завтра. А может, через неделю. Но в лесу их ждать не стоит. Есть у тебя какие-нибудь родственники в этом краю?

— Есть. Тетка. В Сосенке.

— Это за Молодечно?

Парнишка утвердительно кивнул головой.

— А ты бывал у нее?

— В прошлом лете.

— А теперь найдешь туда дорогу?

— Найду, — уверенно ответил парнишка.

— Вот и шагай в эту самую Сосенку. Я бы взял тебя с собой, но мы пойдем в другую сторону. Харчей на пару дней тебе сержант даст, а дальше добывай сам.

Клочков с готовностью исполнил приказание командира. Барбашов на прощание еще раз потрепал парнишку за вихры, и они разошлись. Парнишка — в Сосенку, бойцы — на поиски дивизии.