Не померкнет никогда…

В ТО ЖЕ ВРЕМЯ…

Советские воины продолжали очищать от фашистских захватчиков родную землю. В глубоком тылу наступавших войск Брянского фронта уже остались Навля, Бежица, Брянск. 1 октября 1943 года 50-я армия вышла на берег Сожа, стремительным маневром форсировала реку и захватила плацдарм на ее правом берегу. У противника были отбиты десятки населенных пунктов, в том числе Кричев, Чериков, Анютин.

Едва штаб 38-го стрелкового корпуса расположился в деревне Анютин, как к начальнику политотдела корпуса полковнику Петрову явился суховатый, чернобородый старик. Одернув по старой солдатской привычке рубаху, он доложил:

— Бывший солдат восьмой роты триста первого Бобруйского полка русской армии Дмитрий Тяпин.

Полковник Петров пожал ветерану руку.

— Чем могу служить, отец?

— Двадцать восемь месяцев ждал я вас, товарищ полковник. А дело срочное, не терпит.

Полковник и все присутствовавшие в его кабинете работники политотдела внимательно слушали.

— Знамя я тут схоронил боевое. Надо его передать вам.

И Тяпин рассказал Петрову трагическую историю, которая произошла на окраине деревни Анютин 6 августа 1941 года.

Полковник сейчас же вызвал взвод бойцов.

— А не забыл, отец, где ты схоронил это знамя? — взволнованно спросил кто-то из командиров.

— Как можно? Разве такое забудешь, — нахмурился старик. — Я чуть ли не каждый день ходил на ту могилу.

За околицу пошли все вместе. Тяпин привел бойцов к опушке небольшой рощи и, указав на валун, сказал:

— Вот здесь все трое воинов. А Знамя под камнем.

Бойцы сдвинули камень, взялись за лопаты. Вскоре откопали узел. По пуговицам да по знакам различия на петлицах определили, что это была командирская гимнастерка. Бойцы осторожно развернули сверток и увидели аккуратно сложенное алое Знамя. Полковник Петров, опасаясь повредить реликвию, не стал даже разворачивать ее.

Знамя уложили в холщовый мешок и принесли в политотдел. Только здесь, на столе, соблюдая все меры предосторожности, его развернули и прочитали вышитые на нем шелком слова.

Люди долго рассматривали полуистлевшее полотнище.

— Так вот кто ходил под ним в бой — Железная! Двадцать четвертая Железная — старейшая дивизия Красной Армии! — вырвалось у Петрова.

Вспомнили, что в самом начале войны этой дивизией командовал генерал Галицкий.

— О ней же писали в сорок первом году. Писали, что она вышла из окружения!

— Вышла, да видать не вся, — заметил начальник политотдела. — А, кстати, кто знает, что стало с ней потом?

Кто-то вспомнил, что 24-я дивизия сражалась под Сталинградом.

— Значит, Железная жива?

— Да, воюет!

— Представляю, какой для людей будет праздник! — задумчиво проговорил начальник политотдела и обернулся к Тяпину:

— Спасибо тебе, русский солдат. От всей Красной Армии спасибо!

— И еще есть одна реликвия, товарищ полковник. — Смущенный Тяпин достал из нагрудного кармана что-то завернутое в тряпку.

Полковник быстро развернул сверток, и все увидели орден Красного Знамени.

Петров так и просиял:

— Двойное тебе спасибо, Дмитрий Николаевич! И не что-нибудь, а точно установим, кто выносил Знамя Железной.

В тот же день в Наркомат обороны полетело сообщение, о том, где и при каких обстоятельствах было найдено Почетное революционное Знамя ЦИК СССР, принадлежавшее Железной дивизии, а на другой день его в сопровождении эскорта отправили в Москву. Там Знамя передали в реставрационную мастерскую.

Но об этом письме воины 24-й дивизии узнали гораздо позднее, а пока что…