Пленного допрашивали майор Подорванов и батальонный комиссар Корпяк. На допросе присутствовал и майор Щука. Немец, кажется, понял, что ему ничто не угрожает, и довольно быстро освоился со своим новым положением. Он не просто отвечал на вопросы. Он разглагольствовал. Пленному унтер-офицеру было двадцать лет. Его звали Херст. Он служил в 19-й танковой дивизии, которая входила в танковую группу генерала Гота.
— Куда двигается дивизия? — спросил Подорванов.
Херст ответил не задумываясь. Он знал не только ближайшую и последующую задачи своего соединения, но, что немало удивило допрашивавших, и общие планы всей войны.
— Двадцать восьмого июня мы должны взять Минск, а через две недели выйти на подступы к Москве, — четко сказал он.
Корпяк насторожился.
— Что ж, вы рассчитываете наступать по пустому месту? — с удивлением спросил он.
На этот вопрос Херст также ответил без запинки:
— Нас не может остановить никакое сопротивление.
— А почему же тогда вы остановились? — задал вопрос Подорванов.
— Все дело в бензине. Нет бензина. Встали все три колонны.
— Сколько всего машин сосредоточилось в лесу?
Херст начал подсчитывать.
— Около тысячи.
— Тысячи? — не поверил Корпяк.
Херст показал пальцами единицу и три нуля.
— Что вы знаете о положении частей Красной Армии? — продолжал допрос Подорванов.
— Красной Армии нет! — выпалил Херст.
— А мы кто? Не Красная Армия? — крякнул Корпяк. — Мы покажем вам гадам Москву! Вы еще сами побежите отсюда без оглядки. Укажите точно, где еще стоят ваши танки! — приказал Корпяк и придвинул Херсту карту. — У какого населенного пункта? Да говори же ты!
— Гражики… — назвал немец.
— Граужишки! — поправил батальонный комиссар. — На какое время назначено наступление?
— Ровно на семь.
Подорванов собрал разведчиков и подробно расспросил их о местах наибольшего скопления врага. Разведчики, не сговариваясь, повторяли одно и то же: «Танки стоят, как в парках, рядами, один к одному».
— Ну да, так же удобней будет их заправлять, — согласился в конце концов с данными разведчиков Подорванов и отметил на карте несколько квадратов.
Данные допроса доложили Галицкому.
— Немецкие танки от нас в сорока пяти — пятидесяти километрах, — оценил он обстановку и похвалил разведчиков: — Молодцы. Добыли очень ценные и своевременные сведения.
М. С. Корпяк.
Потом он приказал собрать к нему в палатку командиров частей. И пока вызванные в расположение штаба люди собирались, внимательно изучал по карте обстановку в районе слияния рек Клева и Гавья. Он сделал на полях карты нужные пометки, обвел красным карандашом лес между Трабами и Субботниками и приступил к изложению полученной от командира корпуса боевой задачи.
— Завтра, двадцать пятого июня, нашей дивизии приказано выдвинуться на рубеж рек Клева, Гавья. Это в пятнадцати — восемнадцати километрах к северу от Юратишек. Там на участке Трабы — Субботники нам надлежит организовать оборону, — начал генерал. — Однако, учитывая, что почти с этого же рубежа в семь ноль-ноль готовятся перейти в наступление передовые части девятнадцатой танковой дивизии врага, мы должны будем опередить их. Мы воспользуемся тем, что немецкие танки остались без горючего, и совершим на их скопления мощный огневой налет.
Приказываю: произвести двадцатиминутный огневой налет артиллерии дивизии по скоплению танков врага. Готовность к открытию огня в пять ноль-ноль. Противник, конечно, расстреливать себя не даст. Попытается смять наши огневые средства. Горючее для этого у него найдется. Так вот, товарищ начальник артиллерии дивизии, распорядитесь, чтобы не менее шести батарей могли вести стрельбу прямой наводкой. Определите танкоопасные направления, наметьте для орудий запасные позиции.
— Будет выполнено! — ответил Добронравов.
— Двести семьдесят четвертому стрелковому полку, — продолжал генерал, — с открытием артиллерийского огня начать выдвижение к южному берегу реки Клева, с ходу форсировать реку, выбить противника из населенного пункта Мотюки и закрепиться на рубеже: справа — поле, слева — слияние рек Клева и Гавья. Седьмому и сто шестьдесят восьмому стрелковым полкам с ходу форсировать реку Гавья, овладеть населенным пунктом Субботники и закрепиться на его западной окраине.
В артиллерийские части полетели приказы. Для дублирования их туда же выехали командиры штаба артиллерии. Немедленно были переданы приказы и в стрелковые полки.
Командиру разведбата генерал поставил особую задачу. Сейчас в первую очередь его интересовало, на каком направлении противник сосредоточивает свои главные силы.
В заключение генерал Галицкий сказал:
— И еще одно. Пусть ваши люди, которые будут действовать в направлении Воложина, попытаются найти наши тыловые подразделения. Возможно, с ними группа Барбашова. Из Молодечно она вышла, к месту назначения еще не пришла. В этой группе — Знамя дивизии.
Батальонный комиссар собрал накоротке работников политотдела и также направил их в артиллерийские и стрелковые части. Задание политработникам было дано такое: довести до каждого бойца смысл приказа командира дивизии, вдохновить на достижение победы в этом первом для дивизии бою. Особое задание получил от комиссара редактор дивизионной газеты «Красноармеец» старший политрук Плетнев.
— Нет сомнения, — сказал ему Корпяк, — бойцы и командиры с честью выполнят свой долг. В дивизии тысяча коммунистов и пять тысяч комсомольцев. Это — сила! Так вот, ваша задача рассказать в газете об особо отличившихся героях. Если потребуется — обеспечьте выпуск листков-молний. Рекомендую вам заручиться средствами связи и также выдвинуться в одну из частей. Наборщики и печатники справятся здесь без вас.
Получив задание, Щука умчался в свой батальон. Там он сразу же вызвал к себе командиров рот старших лейтенантов Кащеева и Леонова и, ознакомив их с решением командира дивизии, приказал:
— Вам, старший лейтенант Кащеев, выделить четыре разведдозора. Выдвигайте их в район расположения танковой колонны противника с задачей следить за всеми его действиями. Обо всех замеченных маневрах немедленно докладывать штабу батальона. Вам, товарищ Леонов, выделить два разведдозора на оборудованных рациями бронеавтомобилях, во главе с командирами взводов. Их задача: обойти вражескую колонну с севера и запада на глубину до семи километров и сообщать о возможном подходе новых сил противника, а также о подходе бензозаправщиков к месту расположения колонны. Данные наблюдений и координаты новых целей немедленно передавайте в штаб.
Для связи с группой Барбашова майор Щука отправил взвод конной разведки во главе с лейтенантом Петровым.
Сообщив адъютанту, старшему батальона майору Троицкому о своем намерении выдвинуться в район огневых позиций гаубичного полка, Щука выехал на дорогу, ведшую к старой вырубке. Он торопился, так как знал точно время начала артналета и хотел лично проследить за действиями гитлеровцев. Возле тригонометрической вышки, на скатах высоты, обращенной в сторону вырубки, уже расположилась гаубичная батарея старшего лейтенанта Попова. Батарея изготовилась для ведения стрельбы прямой наводкой. Но поначалу она, как и вся артиллерия, должна была принять участие в огневом налете.
Комбат решил остановить бронемашину в стороне от дороги и залег в кустах. Только теперь он почувствовал усталость: ночью ни на минуту не сомкнул глаз. Вспомнил об этом потому, что долго не мог настроить по глазам бинокль. Веки отяжелели, глаза резало от солнечного света.
Щука закурил. И в тот же момент вокруг него все вдруг загрохотало. Дивизионная артиллерия обрушила на старую вырубку всю мощь своего огня. В уши ударил тяжелый гул. Настоянный лесными запахами воздух дрогнул и заколебался.
«Авиацию бы сюда…» — подумал майор. Но ее здесь не было. За все это время в полосе движения дивизии наши самолеты появлялись только дважды.
Артиллерийская канонада не умолкала. И скоро над лесом, что встал сплошной стеной перед вырубкой, поднялось густое облако дыма.
Натренированные расчеты делали свое дело умело, сноровисто. И было очень обидно, что нельзя увидеть результаты их работы. У Щуки мелькнула мысль подняться за тригонометрическую вышку и оттуда взглянуть на старую вырубку. Но он даже не успел хорошенько обдумать эту, как ему показалось, заманчивую идею. Над дорогой, тянувшейся через поле к высоте, вдруг заклубилась пыль, и Щука совершенно ясно увидел вражеские танки. Они выползали из леса, сворачивали с дороги прямо в рожь и, на ходу перестроившись из колонны в боевой порядок, неслись на высоту. Батарея Попова, стрелявшая до этой минуты с закрытой позиции, сразу умолкла. Щука насчитал полтора десятка танков и с нетерпением посмотрел в сторону огневой позиции гаубичников. Орудий было всего четыре. А танки всё выползали и выползали из леса. И теперь уже не в одну, а в две линии неслись, подминая гусеницами рожь.
Вдруг батарея ожила. Один за другим прогремели четыре выстрела. Танки также ответили огнем. Над полем стлался сизый дым. Сквозь него то тут, то там вспыхивали один за другим ослепительные языки пламени. Уже горело шесть танков. А гитлеровцы все никак не могли пристреляться к хорошо замаскированной батарее. Их снаряды с воем пролетали над позицией артиллеристов и разрывались в глубине леса. Но вот несколько снарядов вздыбило землю перед самой батареей. Умолкло правофланговое орудие. Три танка вырвались вперед и на полном ходу устремились к высоте. Теперь от места, где стояла бронемашина Щуки, они были всего в каких-нибудь трехстах метрах. Танки явно использовали появившуюся возможность ворваться на огневую позицию. Но умолкнувшая гаубица заговорила снова. От первого ее выстрела головной танк завертелся на месте. Грохнул второй выстрел. Со второго танка, словно ветром, снесло башню. Но третий танк опередил следующий удар. На позиции орудия поднялся к небу фонтан земли, и орудие умолкло…
Щука наблюдал все это, и нервы у него напрягались, как струны. Если бы он хоть чем-нибудь мог помочь артиллеристам… Возможность, однако, представилась. Вертевшийся танк вдруг остановился. Из него выскочил танкист и, пригибаясь, побежал назад, к опушке леса. Но Щука уже заметил его. Майор, не теряя ни секунды, вскочил в бронемашину и дал по убегавшему немцу длинную пулеметную очередь… Потом он сразил остальных членов экипажа, вылезших из танка.
Гитлеровцы повернули назад. Им так и не удалось ворваться на огневые позиции наших артиллеристов. Особо в этом бою отличился наводчик Галкин. Орудие, у прицела которого он стоял, подбило с короткой дистанции семь вражеских танков. В тот же день о подвиге Галкина было рассказано в листке-молнии.
Наблюдая за боем, Щука сделал для себя несколько важных выводов. Во-первых, и это было самым главным: он чувствовал прилив бесконечной гордости за своих боевых друзей, за их высокое боевое мастерство, мужество и поистине железную стойкость. Невольно Щуке вспомнилось, как упорно генерал Галицкий вместе с начальником артиллерии дивизии полковником Добронравовым тренировал артиллеристов на полигоне. Галицкий не вылезал на протяжении марта, апреля и мая из легкоартиллерийского полка, обучая воинов стрельбе по танкам с дистанции сто — триста метров. Как теперь это пригодилось! И еще вспомнил Щука утверждение пленного Херста о том, что «Красная Армия разбита». Майор хотел громко крикнуть, чтобы слышали все эти херсты: «Врете! Нагло врете, гады!»
Во-вторых: своими сегодняшними действиями враг доказал, что он упорен в достижении цели. Что он не останавливается ни перед какими жертвами. Что сила его, конечно, в технике. И что искать эту технику разведчикам надо всюду, днем и ночью.
Не укрылось от глаз майора и то, что немецкая пехота, хотя на этом участке ее было не так уж много, как только наши артиллеристы отсекали ее от танков огнем, немедленно залегала и больше уже не поднималась. «И выходит, что немец не столько храбр, сколько нагл», — решил Щука.
Снялся майор со своего места уже в десятом часу. Бой затихал. Пахло горелым. И этот стойкий запах заглушил лесной аромат. Деревья стояли обугленные, почерневшие.