Не померкнет никогда…

ПОГОНЯ

Опасение Ханыги подтвердилось полностью. Едва все трое скатились с высоты, как на вершине ее послышался лай. Теперь уже сомнения быть не могло: немцы напали на след отряда.

Бежать было трудно. Склоны высоты заросли орешником, травой, жесткими, как палки, метелками конского щавеля. Под ногами то и дело попадались вымоины. Бойцы падали. Но не это было страшно. Темнота, словно нарочно, старалась разъединить их. И этого больше всего они боялись.

На какое-то время погоня замешкалась. Очевидно, наткнувшись на место, на котором бойцы ждали своих товарищей, собаки запутались в следах. Барбашов воспользовался этим и остановился. Остановились Ханыга и Кунанбаев.

— Где же твой ручей? — подходя вплотную к Ханыге, хриплым, как от простуды, голосом спросил Барбашов.

— Сдается, що ниже, — не очень уверенно ответил Ханыга.

— А может, правее?

— Может, — согласился Ханыга. — Не видно ж ничего! Но где-то тут, рядом.

— Так нам не уйти. Ты должен вспомнить точно… У нас нет времени искать его. Ты понимаешь это?

— Чу! — насторожился Ханыга. — След взяли!

Лай действительно стал дружнее и слышался гораздо ближе, чем всего лишь несколько минут назад.

— Там ручей. Налево, — неожиданно указал Кунанбаев. — Налево и ниже.

— Ты откуда знаешь? — не поверил Барбашов.

— Я очень хорошо воду слышу. Там ручей, — повторил Кунанбаев и указал на большой черный куст.

— Была не была! — махнул рукой Барбашов, и все трое метнулись к кусту.

Шагов через пятьдесят под ногами бойцов захлюпало болотце.

— Вода! — обрадовался Барбашов и упал на колени. Нестерпимо хотелось пить. Он окунул голову в какую-то лужу и сделал несколько глотков. На зубах захрустел песок.

— Сюда, товарищ старший политрук, — позвал его Ханыга, — вот русло.

Барбашов пролез сквозь камыш. За камышом струилась черная жилка. Звезды весело покачивались на ее поверхности, и от этого жилка казалась полированной. Барбашов ступил в нее, с наслаждением чувствуя, как холодная вода заливалась в сапоги. Ручей здесь был достаточно глубок, почти до колен. Местами он был и еще глубже. Но чаще вода едва доходила до щиколоток.

Чтобы не затеряться в ночи и самим не выйти навстречу немцам, Барбашов сразу же отыскал Полярную звезду. Она висела в небе высоко над горизонтом, тускло подсвечивая бойцам с левой стороны. На всем пути от Молодечно до фронта по ночам Полярная звезда была почти единственным и самым верным ориентиром отряда. Ее появление в разрывах туч действовало на бойцов успокаивающе. Видя ее, люди сразу обретали уверенность. Их шаг становился тверже. Недаром Клочков каждую ночь выделял специального наблюдателя, который обязан был зорко следить за положением Полярной звезды. Правда, поначалу столь необычное занятие порождало немало казусов. Но со временем бойцы отлично изучили небо и, на свой лад окрестив созвездия, достаточно точно ориентировались по ним.

Это коротенькое воспоминание невольно всплыло в памяти Барбашова, едва он заметил, что далекий небесный огонек приветливо подмаргивает им с высоты. Глядя на него, Барбашов тоже начал успокаиваться, хотя обстановка располагала к совершенно обратному. Погоня продолжалась с неослабевающим упорством. И бойцы начали сдавать. Слишком неравны были силы у преследователей и преследуемых. Особенно тяжело пришлось Ханыге. До последней ночи вдвоем с Косматых он нес на себе носилки с раненым сержантом, и это окончательно измотало и без того осунувшегося до неузнаваемости Ханыгу. Теперь он бежал последним и все время отставал. Барбашов то и дело останавливался, хватал Ханыгу за рукав и тащил за собой. Вначале это помогало. Ханыга, напрягая последние силы, бежал вровень с командиром. Но скоро опять начал отставать.

Чтобы легче было бежать, он бросил в ручей вещмешок и шинель. Потом вслед за ними полетела винтовка. Барбашов забрал у него трофейный автомат, оставшийся после Клочкова. Но и после этого не стали двигаться быстрее. Лай приближался. Тогда Барбашов пропустил Ханыгу вперед себя и, толкая его в спину, захрипел исступленно и зло:

— Беги! Я приказываю тебе!

Ханыга не отвечал.

— Приказываю бежать! — повторил Барбашов.

Ханыга мотнул головой:

— Быстрей не можу.

— Врешь! Можешь! Должен! — в неистовстве захрипел Барбашов, — Если ты не побежишь, я тоже не сделаю больше ни шага. И тогда погибнет Знамя! Слышишь ты или нет?

Ханыга молчал. Он словно оцепенел и тупо смотрел по сторонам. Вывести его из этого состояния могла только злоба. Барбашов понял это, и от его слов Ханыга вздрогнул — они точно обожгли его. Ханыга закачался, словно подрубленное дерево, оттолкнул Барбашова и, согнувшись почти вдвое, как пьяный, побежал вниз по течению. Барбашов вытер с лица холодный пот.

Между тем ручей петлял все сильней. Русло его то теснилось по дну оврагов, и тогда бойцам казалось, что они бегут среди гор, отвесно поднимающихся над ними, то пряталось под развесистыми ивами, так низко распластавшими над водой свои ветки, что бойцам волей-неволей приходилось проползать под ними на четвереньках, то разливалось в обширные озерки. Пробираться через такие озерки было очень трудно. И особенно в те минуты, когда немцы пускали ракеты. Местность тогда озарялась неровным плывущим светом, и бойцы, чтобы не выдать себя, без всяких команд валились в воду.

— Товарищ командир, там камыш! — неожиданно вскрикнул Кунанбаев во время взлета очередной ракеты.

Барбашов остановился как вкопанный.

— Где?

— Там, много. Там болото, — быстро заговорил Кунанбаев, указывая в темноту.

Барбашов еле перевел дух.

— Ты точно видел?

— Точно, точно! — поклялся Кунанбаев. — Я всегда хорошо вижу воду.

Взлетела еще одна ракета. Но никто не пригнулся. Все как стояли, так и остались стоять и даже еще приподнялись на цыпочках, чтобы лучше видеть камыш, камыш, о котором говорил Асхат. И они действительно увидели целое море камыша. Он стоял как стена, высокий, густой, блестящий и черный, словно отлитый из чугуна. И было его столько, что казалось, нет и не будет ему конца.

— Это наше спасение! — крикнул Барбашов, огляделся по сторонам и прислушался. Дул ветер. Гремела канонада. Небо заволокло, и только на горизонте, там, куда еще не доползла черная туча, мерцали крохотные огоньки звезд да где-то чуть ближе них желтоватыми сполохами отсвечивали зарева пожарищ и розовые отблески зарниц. Погоня продолжалась. Правда, лай собак стал глуше и доносился теперь со стороны, но зато правее и ближе его отчетливо слышалось торопливое гудение мотоциклов. А вскоре темноту ночи прорезали лучи фар.

— Перехватить задумали, — криво усмехнулся Барбашов. — Ну, ну, давайте. В болоте всем места хватит. Только посмотрим, как вы унесете отсюда свои ноги!

Бойцы, напрягая последние силы, побежали к болоту. Ветер рванулся следом за ними, обгоняя их на бегу, и затих в камыше. Вой мотоциклов сразу стал слышнее.

— Вперед, братцы, вперед! Совсем немного осталось. Болото спасет! Оно не выдаст! — подбадривал Барбашов и по очереди то одного, то другого тянул за собой. А когда и это не помогало, забегал сзади и толкал их в спину.

Прошло еще несколько медленных, страшных минут. И вдруг… чудовищной силы сноп огня прорезал окружающий мрак. Ударила молния. Воздух вздрогнул и закачался. Ручей, и болото, и высоту, с которой бежали бойцы, вмиг залило ослепительным светом. Грянул гром. Небо загудело, как огромная крыша, на которую ступил невидимый великан. Эхо подхватило этот гул, колыхнуло и понесло во все концы. От неожиданности бойцы попадали на землю. Сверкнула вторая молния. Налетел вихрь. Третья перечеркнула ночь извилистой угловатой линией. И пошло, пошло греметь и сверкать до тех пор, пока всё не захлебнулось в сердитом шипении ливня. Солнце немилосердно пекло весь день. Воздух прогрелся, и теперь электрические разряды рвали темноту во всех направлениях с таким ожесточением, будто хотели испепелить ее в своих слепящих огневых смерчах.

Дождь усиливался с каждой минутой. Уже не капли, а непрерывные струи лились на землю. Ветер в неистовстве похлестывал их, закручивал, разбрызгивал в пыль. А струи все лились и лились. Под их тяжестью стлалась, точно подкошенная, трава, рядами гнулся камыш, кипела, пузырилась и пенилась вода. Дождь хлестал в лицо, забивался в уши, слепил глаза, мешал дышать. Но бойцы лишь с улыбкой поглядывали на небо. Никакая погоня в такой ливень им не была страшна. Это они поняли сразу, едва сердитый ветер смешал дождевые капли в тугие упрямые струи, поняли и радовались, с наслаждением подставляя дождю разгоряченные, запыленные лица.

Шум от грозы стоял такой, что надо было кричать, чтобы что-нибудь объяснить друг другу. Но это сейчас можно было. Даже самые громкие крики были слышны сквозь шум грозы не громче комариного писка.

Барбашов обнял бойцов.

— Живы, ребята! — закричал он что было силы. — И Знамя целехонько! Не так-то просто взять нас на нашей земле! Мы еще и до своих дойдем! И еще повоюем!

— Живы! — в один голос отозвались Ханыга и Кунанбаев и потянулись к командиру, чтобы покрепче прижаться к нему. Так в обнимку, поддерживая друг друга, они вошли в болото.

Через несколько минут глухая стена камыша и дождя надежно скрыла их от преследователей.