Не померкнет никогда…

ДЕСАНТ

В течение дня авиация противника несколько раз налетала на новый район расположения дивизии. Бомбила каждый перелесок. Но бойцы, казалось, не обращали на это внимания. Сильнее страха была усталость. Совершив тридцати — сорокакилометровый марш, части Железной на рассвете 30 июня начали переправу и почти сразу же попали под свирепую бомбежку. Самолеты врага, неожиданно налетая из-за леса, буквально засыпали Березину бомбами, пулями, снарядами. На этом узком, всего в две-три сотни метров участке пути, дивизия потеряла десятки машин, орудий, сотни людей. Но оставаться на западном берегу она уже не могла. А выйдя на восточный берег и забравшись в лес, бойцы валились с ног и засыпали под деревьями, среди кустов даже тогда, когда бомбы рвались совсем неподалеку от них.

Около полудня через реку переправились последние подразделения арьергарда. Их отход плотным огнем прикрывала артиллерия. Как пригодились сейчас взятые на станции снаряды! Огонь артиллеристов был настолько интенсивен, что противник не осмелился даже выйти к реке.

После полудня налеты авиации врага заметно ослабли. Над позициями дивизии теперь время от времени появлялись один-два бомбардировщика. Наугад сбросив бомбы, они тут же отваливали в сторону и исчезали за рекой. Вреда нашим от этих налетов, по существу, никакого не было. Зенитчики даже не открывали по самолетам огонь.

Разведбат разместился в густом еловом лесу. Высокие ели стояли здесь так часто, что солнечные лучи почти совсем не доходили до земли. Трава под елками не росла, и вся земля была густо усыпана хвоей. После утреннего дождя хвоя была еще влажной. Воспользовавшись временным затишьем, Щука залез под елку и задремал. А когда очнулся и взглянул на часы, понял, что проспал целых три часа. Быстро поднявшись, майор отправился в подразделения.

Большинство разведчиков было на задании. А те, что остались в расположении батальона, отдыхали или приводили в порядок обмундирование, чистили оружие. Изредка встречались группы, где трое-четверо бойцов полулежа, полусидя раскуривали туго набитые сушеным березовым листом цигарки и о чем-то вполголоса беседовали. К одной из таких групп и подошел Щука. Двоих бойцов он знал. Один, веснушчатый, с широким носом и черными бровями — Быков, запомнился ему потому, что месяца за три до начала войны Щука вручал ему отпускной билет. Разведчик отличился на учениях и был поощрен краткосрочным отпуском домой. Второй — маленький, щупленький, синеглазый, был Сидоров — непременный участник всех вечеров самодеятельности, отличный плясун. Трое других прибыли в батальон, видимо, совсем недавно, потому что Щука, обладавший исключительной зрительной памятью, совершенно не помнил их.

Увидев командира, бойцы поднялись.

— Сидите, сидите, — жестом остановил их майор. — О чем разговор?

Бойцы опустились на свои места. Сидоров, застегнув ворот гимнастерки, ответил за всех:

— Вот бы подбросить сюда побольше войск, чтобы немца задержать, товарищ майор.

Щука кивнул головой. За последние дни ему редко удавалось переброситься с бойцами словом, другим. Просто времени для разговоров не было. Но сейчас выдалась минута, и люди заговорили о том, что волновало их.

— Когда подтянутся наши резервы, мне не известно, — ответил майор после некоторого раздумья. — Но силы у нас есть, это точно. И немалые, товарищи. Вот факты. Наша дивизия стрелковая, а против нас воевала танковая, и все-таки сбить нас с позиции не смогла. Значит, умеем мы драться. Значит, правильно учились воевать. Второе. Возьмите нашу артиллерию. Чем она хуже немецкой? Ничем. Или вот танки. Я тут с танкистами в разведку ходил. На новеньких КВ. Да ведь это же чудо-техника, товарищи! Ведь эту стальную крепость ни одна немецкая танковая пушка не берет. Враг напал на нас вероломно, как бандит, несмотря на все свои заверения и обещания не нарушать договор о ненападении. Но я знаю, твердо знаю, что все его успехи временные. Правда на нашей стороне, и как бы тяжело нам в данный момент ни было, в конечном итоге мы все равно разобьем врага.

Щука сказал, что каждый воин должен четко знать и представлять сложившееся положение, умело выполнять свой долг и свою задачу: бить врага беспощадно. Чтобы каждый удар штыка был смертельным, чтобы каждая пуля валила захватчика на землю.

— Вот вы, товарищ Быков, — неожиданно обратился майор к бойцу, — сколько раз выстрелили за эти дни из своей винтовки?

Быков по привычке хотел подняться.

— Сидите, сидите! — остановил его Щука. — Примерно сколько раз выстрелили?

— Раз сто, — задумавшись, ответил разведчик.

— А сколько убили гитлеровцев? Так, чтобы ясно увидеть результаты своей стрельбы?

— От пули чтоб падали, товарищ майор, ни одного не видел, — честно признался боец. — Стреляешь ведь в дыму, через кусты… А вот те двое, с которыми я врукопашную схватился, те точно отвоевались.

Разведчики заулыбались. Быков — парень дюжий, и уверенность, с которой были сказаны им эти последние слова, ни у кого не вызывала сомнения.

— Ну что же, два — это уже хорошо, — одобрительно кивнул Щука. — Если бы каждый боец в дивизии имел такой боевой счет, может быть, нам и не пришлось бы отходить за реку. Но главная сила врага сегодня в технике. И в первую очередь в танках. Танк — оружие сильное и грозное. Хорошо вооружен, защищен броней, маневрен, обладает высокой проходимостью. Но и это еще не все. Силен он и своим, если хотите, психологическим воздействием. Особенно, если танки движутся целой лавиной. Грохот, лязг, стрельба. Все это вы видели. Но не так страшен черт, как его малюют. Уже много десятков вражеских танков Железная вывела из строя. И выведет еще больше, если мы вовремя будем добывать сведения о их скоплениях, маршрутах движения, местах заправки. У нас, разведчиков, на танки врага должен быть особый нюх. Подмечайте все мелочи, определяйте месторасположение танков, немедленно докладывайте о добытых сведениях своим командирам и в штаб батальона.

Бойцы молчали, обдумывая то, о чем говорил их командир. Щука тоже задумался. За последнее время он мало беседовал с людьми. А такие беседы нужны. Настроение разведчиков ему понравилось: люди отступать не хотят, рвутся в бой… Надо и командирам подразделений поставить задачу: пусть ищут время для бесед, надо поддерживать боевой дух бойцов.

Впрочем, пауза эта продолжалась недолго. Ломая ветки, в чащу пролез разведчик Крутко и, увидев командира, направился прямо к нему.

— Разрешите, товарищ майор? Я вас по всему лесу шукаю. Старший лейтенант Кащеев приказал доложить, что воздушный разведчик врага полчаса кружился над одной поляной. А теперь улетел.

Щука встал. Спросил:

— Что за поляна?

— Километрах в пяти отсюда. Дайте карту, покажу, — попросил Крутко. Щука расстегнул планшет, развернул карту.

— Вот. На пути нашего следования, — доложил разведчик.

— Большая поляна? — спросил Щука. — Самолет может сесть.

— А значит, и планер. Где сейчас Кащеев?

— Он там остался. Со взводом разведчиков.

— Хорошо. Вызови ко мне старшего лейтенанта Леонова, — приказал Щука и пошел в расположение своего штаба.

А минут через двадцать, отдав Троицкому необходимые распоряжения, Щука выехал из штаба на поляну уже вместе с Леоновым. Но прежде чем броневик комбата достиг поляны, на которой сейчас находился взвод разведроты, над лесом вновь появился фашистский воздушный разведчик.

Заметив его, Щука приказал остановиться. Командиры вышли из бронемашины и, стоя под деревьями, следили за самолетом.

— Похоже, выбирает место для десанта, — высказал предположение Щука.

— Похоже, — согласился Леонов. — Площадка удобная. С нее можно будет ударить прямо нам в спину.

— Ну, это еще как удастся, — заметил Щука. — Я доберусь до поляны пешком, а ты садись в броневик, срочно возвращайся в свою роту, поднимай ее и немедленно приводи сюда. Мы подготовим немцам тут такую встречу, что у них потом при одном упоминании о ней шея чесаться будет.

Леонов понял, что от него требовалось и, не теряя времени, помчался в расположение дивизии.

Кащеев встретил майора в кустах на опушке. Воздушный разведчик уже улетел, и лейтенант, глядя ему вслед, сердито проговорил:

— Второй раз кружил. И чего ему надо?

— А ты как думаешь? — слегка усмехнувшись, спросил Щука.

— Думал разное, товарищ майор, и на всякий случай приказал бойцам взять поляну под перекрестный огонь, — доложил Кащеев.

— Правильно! — одобрил действия командира роты Щука. — Поедем посмотрим, где ты расположил огневые средства.

Они направились к поляне. Но в это время на дороге послышался гул машины. Командиров догнал майор Подорванов. Щука доложил ему обстановку и высказал свое мнение о возможной высадке десанта. Подорванов, в свою очередь, одобрил действия командира разведбата.

— Генерал выделил тебе еще роту стрелков.

— Поляна невелика. Сотню — полторы десантников — больше на нее не выбросишь. А сотню мы и сами уничтожим, — ответил Щука.

— Надо так, чтобы ни один не ушел. Гитлеровцы наверняка рассчитывают застать нас врасплох. Так вот, чтобы ни один из них не ушел! — приказал начальник штаба дивизии.

Вскоре из-за деревьев показались бронемашины роты Леонова. Щука перераспределил огневые силы, усовершенствовал систему огня. Бойцы старательно стали готовиться к встрече с врагом, сами, без всяких команд, отрыли окопы, расчистили секторы обстрела, позаботились и о том, чтобы бронемашинам легче было вырваться из леса на поляну, если это потребуется. Однако время шло, а противник не появлялся и никак не давал о себе знать. Щука, а за ним и Подорванов с нетерпением начали поглядывать на запад. Но небо над лесом по-прежнему оставалось чистым, в просветах между деревьями не появлялись силуэты вражеских самолетов.

— А может, фашисты и не думают налетать? Может, совсем другое у них на уме? — не вытерпев, обратился к Подорванову Щука.

— Может, и другое. А все-таки надо подождать, — успокоил командира разведбата начальник штаба.

Прошло еще с полчаса. И вдруг над лесом загудело и завыло. Всем стало ясно, что ждали не напрасно, что самолет-разведчик кружил не зря и теперь ведет сюда тех, кто должен нанести удар по дивизии с тыла. Бойцы припали к пулеметам, автоматам, винтовкам.

Девять пузатых транспортников с черными опознавательными знаками вереницей пролетели над поляной, сделали круг, снова зашли над ней с запада. Под фюзеляжем головного самолета появились черные фигурки десантников. Голубое небо закрыли купола парашютов. Казалось, на поляну опускается огромное белоснежное облако.

Подорванов выждал, когда первые десантники опустились над поляной до ста метров, и громко скомандовал:

— По десанту, огонь!

В лесу, окружавшем поляну, в сплошной трескотне слились пулеметные и автоматные очереди, винтовочные выстрелы. Парашютисты опускались все ниже и ниже, а темп огня, каким встречали их с опушки, становился еще интенсивнее. У многих десантников, тех, кто достигал земли, ноги подкашивались, и они валились на траву. Но не меньше сотни врагов все же приземлились благополучно и еще в воздухе начали отстреливаться. Вокруг Подорванова и Щуки засвистели пули, среди бойцов появились раненые и даже убитые. Десантники сосредоточили огонь на пулеметах разведчиков, в считанные минуты пустили в ход минометы, выгодно использовали каждую складку местности.

Старший лейтенант Кащеев поднял свою роту в атаку. Почти в первую же минуту были убиты командиры взводов. Их заменили командиры отделений. Бойцы залегли под шквальным огнем противника. Но вот атаку поддержала бронерота старшего лейтенанта Леонова. Пройдя сквозь залегшую цепь разведчиков, бронемашины с трех направлений ворвались на поляну, расчленили десантников и начали в упор расстреливать тех, кто еще сопротивлялся. За бронемашинами снова поднялись бойцы. И все же уничтожить десант полностью не удалось. Гитлеровцы неожиданно применили дымовые гранаты и, прикрываясь густым облаком дыма, прорвались сквозь огонь. Впрочем, уйти удалось немногим. Когда Щука, расстреляв почти весь боекомплект пулемета, вылез из бронемашины, он увидел поляну, сплошь заваленную трупами. Между убитыми ходили разведчики и собирали оружие.

Щука подошел к одной из таких групп и увидел младшего лейтенанта Калмыкова. Вражеская пуля раздробила ему челюсть. Младший лейтенант потерял много крови, но держался очень мужественно, до конца боя оставался в строю, вел огонь, как мог, управлял своим взводом. Майор по-отечески тепло подбодрил Калмыкова и тут же распорядился, чтобы его отправили в расположение дивизии на бронемашине. Но Калмыков умоляюще посмотрел на командира.

— Тебе же легче будет! — смягчил тон Щука.

Калмыков стоял на своем. Говорить он не мог, но и без слов было ясно, что он хочет остаться со своими бойцами.

— Ладно. Добирайся сам, — разрешил майор. — Только в медсанбат сходи обязательно, как прибудешь в расположение дивизии. — Щука обернулся к подошедшему майору Подорванову и сказал: — Вот человек! Такую рану получил, а взвод ни на минуту оставить не хочет.

— Потому они и воюют как герои, что у них характер есть, — заметил Подорванов. — Пусть командиры рот сами ведут свои подразделения. А мы быстрее поедем в штаб. Генерал ждет нашего доклада.

Комдив остался очень доволен действиями разведбата. Выслушав доклад майора Щуки, он крепко пожал ему руку, что делал лишь в случаях особой похвалы, и одобрительно сказал:

— Имел бы право награждать, с искренним удовольствием вручил бы вашим героям ордена и медали. Но пока что мне такого права не дано. Поэтому от всей души благодарю вас. А выйдем из окружения, я ваши дела не забуду.

— Служу Советскому Союзу! — за весь свой батальон ответил Щука, вытянувшись перед генералом в струнку.

— А теперь вот вам новое задание, — продолжал генерал Галицкий. — Первую попытку врага окружить нас мы сорвали. Но это вовсе не значит, что противник откажется смять нас и уничтожить. Он непременно вновь постарается зажать нас в кольце. Но нам нечего ждать, когда он закончит свои маневры. Мы от него снова оторвемся. Приказываю вам, майор, следить за всеми передвижениями вражеских частей. И особенно на левом фланге. Мне надо точно знать, до какого рубежа они продвинутся за ночь. И еще имейте в виду: впереди, в районе Рубежевичей, вдоль старой государственной границы проходит полоса наших укреплений. Вполне возможно, что теперь она захвачена гитлеровцами. Надо точно разведать их силы.

— Есть. Понял, — ответил Щука. И с удовольствием отметил про себя, что генерал, хотя ему достается не меньше, чем другим, выглядит очень неплохо. Он, как всегда, аккуратно выбрит, опрятно одет и даже кажется бодрым, хотя командиры частей и начальники служб не дают ему покоя ни днем ни ночью.

— И, конечно, ни на минуту не забывайте о Знамени Железной. Может быть, сейчас, при отходе, вам все же удастся напасть на след группы Барбашова, — отдал последнее напутственное распоряжение генерал.

Майор немедленно отправился в разведбат, собрал подчиненных командиров и каждому поставил конкретную задачу. Когда он начал отдавать распоряжение командиру бронероты старшему лейтенанту Леонову, тот заметил:

— У нас бензин на исходе, товарищ майор.

— Беда с этим горючим, — вздохнул Щука. — Ну да ничего, добудем. В конце концов, мы действуем в интересах всей дивизии. Попрошу у начальника штаба. Даст.

Леонов приободрился. Он знал, что комбат не любит бросать слов на ветер.

Получив указание, командиры разошлись по своим подразделениям, а Щука подумал о том, что плохо обстоит дело не только с бензином, но и с боеприпасами, да и среди личного состава уже были немалые потери. Он приказал майору Троицкому принести ему сводку о потерях и углубился в ее изучение. Цифры были малоутешительными. В ротах выбыло из строя до тридцати процентов личного состава. Среди них были убитые, раненые, а больше всего пропавших без вести. Ушли на задание и не вернулись. В бронероте тоже недосчитывалось процентов двадцать пять. Понесли значительный урон и специальные подразделения. В батальоне почти полностью были уничтожены транспортные средства, сильно пострадал взвод связи. Но боеприпасов, о которых беспокоился Щука, пока еще было достаточно. И это объяснялось тем, что в боях, вроде сегодняшнего, разведчики, как правило, не участвовали.

Неожиданно начал накрапывать дождь. Несколько крупных капель упало майору на лицо. Он поднял голову и увидел, что небо заволокли низкие серые тучи. Поднялся ветер. Щука вернул адъютанту старшему сводку и, завернувшись в трофейную накидку, пошел по расположению батальона. Начали сгущаться сумерки, дождь заметно усилился. Бойцы прятались под деревьями, залезали под бронемашины, накрывались брезентовыми чехлами, жались друг к другу. Разводить костры не разрешалось. В нескольких местах майора останавливали патрули, спрашивали пароль. Щука называл пароль, и бойцы снова растворялись в темноте. Такая четкость в несении караульной службы понравилась майору. Дисциплина в дивизии, несмотря на крайне напряженное положение, оставалась очень высокой.