Не померкнет никогда…

ГОВОРИТ МОСКВА

Лес за рекой был сильно заболочен. Зловонная жижа, покрытая жирными пятнами ржавчины, безжалостно засасывала бойцов, стоило кому-нибудь из них оступиться. Барбашов несколько раз менял направление движения отряда, но болотам, казалось, нет и не будет конца. Изредка осока сменялась зарослями камыша, камыш — кустарником. За кустарником встречались даже островки тщедушных, низкорослых осин. Бойцы с надеждой устремлялись к ним. Но за осинами опять начинались топь, камыш и осока.

Первое время, пока с реки доносились выстрелы, отряд отходил почти бегом. Потом шли. А еще позднее — ползли, хватаясь за ветки, за выгоревшую, сухую, острую, словно жестяную, траву, ползли, помогая друг другу, от кочки к кочке. Район, нанесенный на карту, давно уже был пройден. И теперь никто точно не знал, где находится отряд и в каком направлении следует идти дальше.

Спасение пришло неожиданно. Клочков заметил на осине затес и тотчас же остановил командира.

— Люди тут были, товарищ старший политрук, — взволнованно доложил он.

— Какие люди? — насторожился Барбашов.

— Охотники или лесник, а может, еще кто. Только это наши люди, советские.

— Откуда ты знаешь, что они тут были? — не поверил Барбашов.

Клочков указал на затес.

— Это не зря. Тут где-нибудь дорога есть, — уверенно сказал он и полез вперед.

Все с надеждой стали следить за ним.

Клочков, ступая по колено в воде, обошел вокруг затесанной осины раз, потом еще и встал на что-то твердое.

— Нашел! Вот же тропа! — радостно закричал он. — Я говорил!

Бойцы облегченно вздохнули. Бесконечное смердящее болото сразу перестало казаться страшным.

— Шоб от меня зависело, я б тебе, сержант, орден дал, — улыбаясь во весь рот, проговорил Ханыга. — Надо же, затес какой-то нашел. Мне бы и в башку не стукнуло взять его на примету… Ценный ты человек, Васильевич!

— Не мели лишнего, — нахмурился Клочков. И радостная улыбка, только что сиявшая у него на губах, снова сменилась строгим выражением.

— А куда же она нас приведет, эта тропа? — спросил Чиночкин.

— Пускай сначала отсюда выведет. А куда приведет, то будем видеть, — за всех ответил Косматых.

— Во всяком случае, по тропе идти легче, — поддержал Косматых Барбашов, и все цепочкой двинулись за Клочковым.

Как сержант находил путь — для всех осталось тайной. Он шел на ощупь, очень маленькими и осторожными шажками. Но с тропы не сбивался, и это казалось особенно удивительным. Глядя на него, Барбашов невольно вспомнил, как когда-то сержант рассказывал ему о том, что до армии работал в одном из лесных хозяйств Сибири. Тогда Барбашов не обратил на эту деталь внимания — мало ли какие специалисты приходили в армию. Зато теперь он по достоинству оценил охотничьи навыки своего верного помощника. Сразу стали понятными умение Клочкова безошибочно ориентироваться в любой чаще и какая-то исключительная, ему лишь присущая сноровка.

Часа через два тропа привела отряд к широким, густо заросшим цветами полянам. Издалека сквозь листву они выглядели пестрыми коврами. Гниль и смрад остались позади. Зудящий писк неисчислимых комаров, до тошноты надоевших бойцам во время ходьбы по болоту, уже на подходе к полянам сменился басовитым гулом пчел и неугомонным треском кузнечиков. Ступать по твердой земле было так приятно, что бойцы, забыв об усталости, чуть ли не бегом устремились вперед. Но Барбашов остановил их.

— Эта подстилка теперь не для нас. Четверых уже потеряли. И так по-дурацки. А все потому, что обстановки не знаем. Тычемся во все углы, как слепые котята. Одним словом, наше место в лесу.

Лица бойцов сразу омрачились.

— А может, эти двое еще и не погибли? — робко предположил Чиночкин. — Мы же давали им сигнал на отход.

— Может, — мрачно согласился Барбашов. — Только мы их все равно никогда больше не увидим. А я бы с такими людьми по всей жизни бок о бок пройти хотел.

Оглядевшись, он выбрал в стороне от болота молодой тенистый ельник и увел в него отряд. В ельнике пахло скипидаром и свежестью. Земля, устланная опавшей хвоей, была мягкая. Тут и решили передохнуть и закусить.

Клочков, как всегда, расставил охранение. Потом вернулся в ельник и лег неподалеку от командира, Косматых и Ханыга скоро уснули. Но Клочков уснуть не мог. Он видел, что командир лежит, глядя на темные кроны деревьев, и потому тоже не мог сомкнуть глаз. Ему хотелось поговорить. Барбашов заметил это и сел рядом с ним.

— Не спишь? — спросил он.

— Нет, товарищ старший политрук.

— А почему?

— Не спится что-то… Мысли всякие одолевают. Да и не привык я посветлу спать.

— Как твое имя-отчество?

— Федор Васильевич, товарищ старший политрук, — с достоинством произнес Клочков. — У нас дома меня все так и звали — Федор Васильевич. А вы почему не отдыхаете?

— Тишина мешает, Федор Васильевич, — вздохнул Барбашов. — Слышишь, как тихо? Словно и не на войне мы с тобой, а где-нибудь в райском санатории. А почему здесь так тихо? Почему боев нет?

— Был у нас бой на реке.

— Это не бой. Это стычка. И нас горстка, и немцев десантный взвод, не больше. А где же войска? Где полки? Дивизии? Армии?

— Я так думаю — вперед они ушли, — высказал свое мнение Клочков.

— Куда — вперед?

— Впереди нас, — пояснил Клочков.

— Отступили, значит? Не может этого быть. Ты, Федор Васильевич, многого не знаешь. А я достаточно ездил по округу и насмотрелся на ту силищу, что в нем есть. Ты видел укрепрайоны?

Клочков, насупив мохнатые брови, сосредоточенно слушал.

— А знаешь ли ты, что мы по танкам превосходим любую армию мира? А по артиллерии?

— Да так-то оно так… — вздохнул Клочков.

— Только все-таки непонятно, куда же все это девалось, — в раздумье продолжал Барбашов, в упор взглянул на сержанта и спросил: — А может, рано повернули мы на восток?

Клочков терпеливо выдержал испытующий взгляд командира.

— Это не мы повернули. Это нас повернули, товарищ старший политрук, — спокойно ответил он.

Барбашов согласно кивнул головой.

Разговор оборвался. Клочков был прав. Но Барбашов чувствовал какую-то неудовлетворенность и заговорил снова:

— А ловко ты нас из болота вывел. Чувствуется — лес знаешь.

Клочков смущенно улыбнулся.

— Сызмальства на кордоне жил, как не знать. Я его, этот лес, и сажал и сводил. И от огня спасал. И от болезней разных. Он мне вроде как дом родной.

— А рыбалкой занимался?

— Как сказать, вентеря ставил. Верши тоже применять приходилось. Ну и бредешок, бывало, важивал.

— А на удочку ловил?

— Не обожаю. Скука берет, — признался Клочков.

— Ну это ты зря, — заспорил Барбашов. — Лучшего отдыха, чем с удочкой, на свете нет. Я так, бывало, чуть вечер свободный — сразу на реку. Мне и дождь — не дождь, и спать могу хоть вовсе не ложиться. Лишь бы у воды посидеть. Я и жену к рыбалке пристрастил. И друзей. Только, я тебе скажу, не каждому дано рыбаком быть. Особое терпенье в этом деле нужно. И чутье…

— Это какое же?

— Надо настроение у рыбы чувствовать. Тогда всегда с удачей будешь! Вот, допустим, идет дождь. У рыбы одно настроение. Ясная погода — другое. Ветер подул — третье. И опять же: ветер ветру рознь. При одном — клюет. А при другом хоть что делай. Ни единой поклевки не дождешься.

— Это верно! — понимающе протянул Клочков и хитро посмотрел на командира. — А бывало так, что пустые возвращались?

— Конечно, — добродушно усмехнулся Барбашов. — Мало того, что ни шиша не поймаешь, самого еще комары чуть не сожрут. Но зато уж когда повезет, тут все тридцать три удовольствия! И соловьев наслушаешься! И запахами лесными пропахнешь!

Барбашов насторожился. Из кустов доносились торопливые шаги. Кто-то бежал в их сторону. Клочков схватил автомат и тоже замер в ожидании. Потом быстро растолкал разоспавшихся бойцов и шепотом скомандовал:

— В ружье!

Ханыга мигом откатился за куст, щелкнул затвором. Но тревога оказалась напрасной. Через минуту ветки затрещали сильнее, и в ельнике показался Чиночкин.

— Там убитые лежат! — обращаясь ко всем сразу, выпалил он.

— Где? — спросил Барбашов.

— Возле моего поста. В кустах. Все мертвые! — тяжело отдуваясь, доложил Чиночкин.

— А живых не видел? — в свою очередь спросил Клочков.

— Нет!

— Пойдемте посмотрим, что он там обнаружил! — скомандовал Барбашов и пошел туда, откуда только что появился запыхавшийся, с вытаращенными глазами Чиночкин.

Метрах в двухстах от ельника, на дне неширокой, высохшей бочажины, друг на друге лежали четыре красноармейца. Гимнастерки на убитых были расстегнуты, карманы выворочены.

Бойцы тесным кольцом окружили бочажину. Сырым холодом веяло со дна этой ямы. Было страшно оттого, что все было так просто. Жили. Убили.

Косматых медленным движением снял с головы каску. Его примеру последовали остальные.

— Похоронить надо, — предложил Клочков и выжидающе посмотрел на командира.

Барбашов ответил не сразу. Даже его, не раз нюхавшего порох, покоробило от этой жуткой картины. Впрочем, скоро он взял себя в руки. Для него, в общем-то, все это было не ново. Но на молодых бойцов вид убитых мог подействовать удручающе. И потому он как можно тверже сказал:

— Конечно, Клочков, конечно.

Вскоре Ханыга принес к бочажине случайно найденную в кустах винтовку. У винтовки был расщеплен приклад и начисто, словно бритвой, срезана мушка. Штыка и ремня на винтовке тоже не было. Но, несмотря на все это, винтовка оказалась очень кстати.

— Это тебе, — сказал Ханыга, передавая винтовку Косматых. — На дальних дистанциях будешь воздействовать на врага, так сказать, психически. А в упор можешь стрелять, как из снайперской.

— Не зубоскалил бы ты хоть сейчас, — огрызнулся пулеметчик, но винтовку схватил с радостью. Хоть и побитая, она была еще ничего, и огонь из нее вести можно было вполне. Через некоторое время отряд двинулся дальше. Но тут оказалось, что куда-то пропал Кунанбаев.

— И што это у него за привычка? То мешок потеряет! То сам потеряется! — сразу занервничал Клочков. — До чего же удивительный человек!

— Куда он, на самом деле, исчез? — забеспокоился Барбашов. — Давайте искать.

Бойцы разбрелись по кустам. Но Кунанбаев появился сам, пришел и принес на спине большой темно-зеленый ящик. Это была радиостанция 6ПК. Пока Кунанбаев докладывал Барбашову о том, как и где он обнаружил этот агрегат связи, бойцы снова собрались вместе.

Находка Кунанбаева вмиг рассеяла подавленное настроение. Ей обрадовались как человеку, которого хотя и не ждали, но который сразу всем пришелся по душе, так как каждому мог сказать что-нибудь хорошее. А узнать хотелось, и как можно быстрее, многое. В первую очередь хотелось узнать обстановку, определить, в каком направлении двигаться дальше, и, наконец, хотелось просто услышать голоса своих людей, чтобы знать, что такие люди есть, что они дерутся, что маленький отряд Железной хотя и далек от них, но все же не одинок.

Рацию открыли. Внешне она оказалась вполне исправной. На ней не было ни пробоин, ни следов ударов. Единственное, чего, по общему мнению, у нее не хватало, это антенны.

— Есть у нас связисты? — спросил Барбашов.

Связистов не нашлось.

— Тогда давайте, товарищ Чиночкин, мы с вами попробуем, — предложил Барбашов. — Я как-то на сборах изучал ее.

Чиночкин без долгих разговоров подключил к рации питание. Потом щелкнул тумблером. В наушниках послышался шорох.

— Дышит! — обрадовался Барбашов.

Стрелка настройки быстро побежала по шкале. Раздался треск, и вдруг все услыхали донельзя знакомый голос:

— Говорит Москва. Московское время восемнадцать часов двадцать минут. Передаем песни советских композиторов. Захаров. Слова Исаковского. «Вдоль деревни».

Над поляной грянул хор заливистых, веселых голосов. Бойцы ошалело переглянулись.

— Какие песни, к чертям собачьим? — возмутился Кунанбаев.

— Действительно, чудно получается, — покачал головой Клочков. — Тут людей бьют…

— Пусть поют, включи погромче.

Запели «Катюшу». Потом — «Москву майскую». Потом детский хор исполнил «Эх, хорошо в Стране Советской жить!»

— Я вот всегда думал: кто у них там на радио главный? Не знает он, что на свете белом делается? — заворчал Ханыга.

В это время рация замолчала.

— Ну вот навертели…

Наступила короткая пауза. Затем диктор объявил:

— От Советского информбюро…

— Громкость прибавь, громкость! — крикнул Ханыга.

Сразу стало тихо. Бойцы, затаив дыхание, еще теснее сгрудились возле рации.

Прошла минута, вторая, но рация молчала. Было слышно, как кто-то порывисто выдохнул и снова вдохнул воздух. Кто-то нервно проглотил подступающую к горлу слюну. Но рации слышно не было. Она умолкла, не рассказав того, чего все ждали с нетерпением.

— Питание кончилось, — определил Чиночкин. — Батареи сели.

— А может, поломка какая? — не поверил Косматых. — Ты потряси ее хорошенько.

— Нет, точно, батареи. Вот и лампочка контрольная погасла, — подтвердил Чиночкин.

— Да, не везет нам что-то, — вздохнул Барбашов. — Только то и узнали, что Москва говорит. Впрочем, и это очень важно. Забирай, Кунанбаев, свою находку. Пора идти, — сказал он и отвернулся от рации, которая сразу же перестала всех интересовать.