Не померкнет никогда…

ГОРЬКИЙ ПРИКАЗ

Щука очнулся от страшного грохота. Он вскинул голову и понял, что уснул над картой. Присел на минуту в своей палатке за стол, чтобы нанести на карту последние данные, и впал в тяжелое забытье. Троицкий, наверно, видел это, но будить не стал. И вдруг — бомбежка.

Майор немедленно выбежал из палатки и сразу понял, что бьют не по расположению разведбата, а где-то немного в стороне, кажется, в районе КП дивизии. Совсем рядом послышался неприятный вой сирены, над верхушками деревьев пронесся только что вышедший из пике фашистский бомбардировщик, и тут же раздались глухие взрывы бомб.

Проводив фашиста взглядом, Щука осмотрелся более внимательно и теперь уже точно понял, что противник бьет действительно по командному пункту. Это показалось майору странным. Откуда гитлеровцам стало известно его расположение?

Налет продолжался минут двадцать, он оборвался вместе с воем удалявшегося последнего «юнкерса». И почти сразу же в лесу, в котором располагался разведбат, все ожило. Зашевелились люди. В гущу орешника, где было поглуше, отъехали бронемашины. Возвратилась с задания разведгруппа. Люди были понуры, забрызганы грязью. У двоих на руках белели свежие бинты. Старший группы доложил о результатах поиска. Почти сразу же за лесом, на восточном берегу Гавьи, там, где еще накануне оборонялись отошедшие из Воронова части 37-й стрелковой дивизии, разведчики наткнулись на засаду. В ход пошли гранаты. С той и другой стороны ударили автоматы. Разведчики потеряли трех человек убитыми и трое были ранены. Раненых с большим трудом унесли с собой, убитых подобрать не удалось. Гитлеровцы тоже понесли потери. Они не отступили, но и преследовать разведчиков не решились.

— Где был бой? — спросил Щука и развернул карту.

Старший указал на узенькую перемычку между двумя рощами.

Накануне группа с младшим лейтенантом Широковым захватила в плен немецкого офицера связи и отобрала у него очень важный для Железной секретный пакет. Щука немедленно доложил об этом пакете генералу Галицкому. А тот, в свою очередь, вечером 27-го доставил его командиру корпуса. Неожиданная встреча с засадой врага подтверждала, что приказ командира 57-го танкового корпуса уже возымел действие.

Щука сделал на карте необходимые пометки. Подошел майор Троицкий, доложил: на командный пункт дивизии прибыл начальник оперативного отдела штаба корпуса подполковник Регблат. Командир дивизии срочно вызывает командиров частей к себе на совещание.

И на этот раз собрались в блиндаже. Так было безопаснее на случай неожиданных артналетов. В блиндаже, к тому же, можно было пользоваться светом. Но, поскольку аккумуляторы уже порядком поистощились, в ход пошли фитили. От их коптящего пламени в блиндаже сразу стало мрачно, как в пещере. Щука видел только темные силуэты людей, присутствовавших на совещании. Неподвижность поз ясно выражала их настроение. Первым докладывал Подорванов. Говорил кратко, как всегда, одни выводы.

— Вчера в результате успешного наступления ударной группировки Железная выбила противника из Траб и подошла к Гольшанам. В течение дня 28 июня дивизия вела огневой бой с гитлеровцами, прочно удерживая захваченный накануне рубеж. Но этот тактический успех никак не может повлиять на оперативное положение противника. Под натиском врага вынуждена отходить 37-я стрелковая дивизия. По данным штаба корпуса, начала отход из-под Гродно и группа войск генерала Болдина. Мы находимся в полукольце. Мы уже потеряли более двадцати процентов личного состава и около тридцати процентов тяжелой техники. Все эти потери в создавшемся положении совершенно невосполнимы.

И. Т. Щука.

О результатах разведки докладывал Щука:

— Ни одной разведгруппе связь со своими установить не удалось. Дивизия находится не только в полуокружении, но и в тылу врага. На восточном направлении разведчики встречались лишь с арьергардами частей и соединений противника. Слева неприятель продолжает теснить 37-ю дивизию. Эти данные подтверждаются документами, добытыми во время разведки, и листовками, которые противник еще до вечера сбросил над расположением дивизии с самолета.

Несколько таких листовок Щука положил на стол перед комдивом. На одной стороне листовки было напечатано обращение к красноармейцам с призывом сдаваться, на другой стороне — схема расположения дивизии и окружавших ее с трех сторон частей противника.

— Все, что вы слышали, все это соответствует действительности, — обращаясь сразу ко всем присутствующим, подвел итог генерал Галицкий и зачитал приказ командира 57-го танкового корпуса немцев командирам 19-й танковой и 18-й моторизованной дивизий. Согласно этому приказу вышеупомянутые соединения должны были разгромить русских в районе Трабы, Юратишки 29 июня и к 1 июля сосредоточиться в районе Вишнево, Воложин.

— Нас, конечно, ни этим, ни каким другим приказом не запугаешь, — продолжал Галицкий. — На протяжении всех дней противник только то и делает, что старается уничтожить нас. Но наступаем пока мы. И я не сомневаюсь в том, что у Железной хватит сил выбить врага из Гольшан. Но общая обстановка складывается так, что продолжать наступление дальше нам нецелесообразно. Командир корпуса принял решение: двадцать четвертой стрелковой дивизии не позднее двадцать девятого июня начать отход. На основании этого решения, а также реально сложившейся обстановки, приказываю: двадцать девятого июня продолжать удерживать занимаемые позиции, скрытно готовясь к отходу. Отход начать ровно в час ночи тридцатого июня через Налибокскую пущу в направлении Юратишки, Бакшты, Налибоки, Рубежевичи, Негорелое. К пятому июля сосредоточиться в районе Узды.

Далее генерал поставил полкам конкретные задачи. Он решил отходить двумя колоннами: 7-му стрелковому и 160-му артиллерийским полкам прорываться в направлении Трабы, Бакшты, Ивенец, Дзержинск. 274-му стрелковому и 246-му гаубичному полкам прорываться в направлении Субботники, Юратишки, Лелюки, Налибоки, Негорелое, Узда. 168-му стрелковому полку и сводному танковому батальону с двумя артиллерийскими дивизионами и двумя артиллерийскими батареями 8-й артиллерийской противотанковой бригады быть в арьергарде дивизии.

Слово взял батальонный комиссар Корпяк. Высокий, стройный, удивительно спокойный и выдержанный в самой трудной боевой обстановке, Михаил Семенович был любимцем бойцов и командиров. Его темные глаза были внимательны, ласковы, а, когда комиссар хотел докопаться до истины или требовал от подчиненных неукоснительного выполнения ими своего воинского долга — холодно-проницательны. Он и сейчас встал со своего места легко, будто отдыхал весь день под высокими дубами, и без всякого нажима в голосе заговорил об очень серьезном, о том, что сейчас тяжелым грузом лежало у всех на душе.

— Отступать всегда тяжело. Но отступать, когда мы только что добились успеха, — тяжелее вдвойне. Это просто горько. Утешением нам в этом может служить только то, что мы выполняем приказ старшего начальника. Коммунисты и комсомольцы Железной должны объяснить это всем бойцам. Мы отходим не потому, что у нас нет сил. Мы отходим для того, чтобы сохранить эти силы. Теперь наша задача состоит в том, чтобы организованно, с наименьшими потерями выйти из окружения, никого и ничего не оставляя в тылу врага. Бойцы отчетливо должны понимать, что отход наш вынужденный, но чисто временный. Об этом должно знать и мирное население, с которым придется соприкасаться дивизии. Наше положение тяжелое, но не безнадежное. Все раненые, способные держать оружие, должны вернуться в строй. Коммунисты и комсомольцы, я уверен, будут первыми в этом крайне важном для нас деле.

Потом генерал Галицкий ответил на вопросы командиров частей. Кстати, он объявил, что с 30 июня части дивизии переходят на полное самообеспечение продовольствием, боеприпасами, горючим и фуражом. Все это, подчеркнул он, мы должны будем добывать у противника и, если удастся, на государственных советских складах. Но рассчитывать на склады в этой ситуации почти не приходится.

Генерал говорил отрывистыми, как приказ, фразами, и от этого речь его делалась еще доходчивее, еще яснее:

— Экономить патроны и снаряды, навести строжайшую экономию в питании, в первую очередь кормить раненых и разведчиков, экономить каждый литр горючего, все лишнее военное имущество, которое будет затруднять движение дивизии, немедленно уничтожить, для связи использовать только связных!

— Вам, товарищ майор, — обратился генерал к Щуке, — задание будет такое. Организуйте непрерывные боевые вылазки. Выявляйте сосредоточение сил противника. Следите за всеми его передвижениями. И особое задание. Смотрите карту, — указал генерал и жестом подозвал Щуку к себе поближе. — Вышлите группу и разведайте на Березине переправы: одну, две, удастся — три, будет еще лучше.

Генерал встал и этим дал понять присутствовавшим, что совещание закончено.

Командиры дружно поднялись со своих мест и, попросив разрешения, по очереди вышли из блиндажа. Щука поднялся по ступенькам наверх одним из последних. В лесу уже сгустилась ночь, и черные контуры деревьев почти слились на неподвижном и мрачном фоне. Захлопнув дверцу, он коротко скомандовал водителю:

— Домой!

Бронемашина покатила вдоль просеки. Ориентироваться можно было только по узкому, усыпанному звездами просвету неба между деревьев. В батальоне Щука быстро отдал командирам необходимые распоряжения и, не теряя времени, направился к реке. Так уж повелось, что батальон, если того требовала обстановка, помимо разведывательных функций выполнял и функции некоторого обеспечения. Разведчики не только добывали сведения о противнике, но и обеспечивали дивизию боеприпасами, горючим. Они лучше других умели выносить с поля раненых, занимать под носом у врага выгодный рубеж, а если надо было, то и удерживать его. Вот и сейчас они первыми пошли к реке. Но не для того, чтобы раньше других переправиться на ту сторону, а для того, чтобы взять под контроль весь район, провести по ночному лесу части, своевременно предупредить своих, о неожиданном появлении противника.