ТРЕВОГА

Субботний вечер 21 июня в маленьком белорусском городке Лебедеве выдался теплый. Солнце уже село. Но нагретые за день земля, крыши домов, замощенные булыжником улицы еще источали тепло. Командир расположенного в городке отдельного разведывательного батальона майор Иосиф Трофимович Щука посмотрел на часы. Было около десяти. Майор снял трубку, позвонил в батальон. Ответил дежурный.

— Как у вас? — спросил Щука.

— Готовимся к отбою, — доложил дежурный.

— Все тихо?

— Все.

— Где генерал?

— Недавно был в штабе. Могу уточнить…

— Специально звонить не стоит, — рассудил Щука. — Как следует проверьте караул.

Щука положил трубку, подошел к окну. Откуда-то издалека доносился монотонный звук работающего движка. Нудно звенели комары. Над городком плыла тишина. Самая короткая в году ночь надвигалась ленивым покоем. Но в душе у майора не было и намека на этот покой. Душу томило еще не ясное и в то же время тревожное предчувствие каких-то событий. И неспроста. Начиная почти с самого Нового года обстановка на границе с каждым днем становилась все напряженней. Фашистская Германия интенсивно наращивала силы в приграничных районах оккупированной ею Польши: строила новые и расширяла уже имеющиеся аэродромы, прокладывала шоссейные и даже железнодорожные пути. В январе вдоль советской границы совершили поездку крупные немецкие военачальники. Среди них называли генерал-фельдмаршалов Браухича, Листа, Рейхенау. Участились попытки перехода нашей границы немецкими диверсионными группами, облета советских приграничных районов военными самолетами с подвешенными бомбами. Обо всем этом командиров частей Железной систематически информировал командир дивизии генерал-майор Кузьма Никитович Галицкий.

А в середине весны агенты врага предприняли ряд актов, касавшихся уже непосредственно самой Железной дивизии. Связисты дивизии регулярно начали ловить передачи неизвестной радиостанции, работавшей на польском и белорусском языках и наводнявшей эфир потоками гнусных антисоветских измышлений. В мае в Воложине, где размещался 168-й стрелковый полк, была распространена листовка, в которой приводились слова Гитлера: «Нам нужно захватить Россию». Вскоре в том же полку исчезли трое бойцов. Спустя некоторое время одного из них нашли с пробитой головой.

В ответ на все эти действия врага в феврале в войсках Западного особого округа была введена повышенная боевая готовность. В войска начали усиленно поступать танки и самолеты, минометы и противотанковые орудия.

В апреле Железная дивизия, как и многие другие соединения округа, была переведена на штаты военного времени и хорошо укомплектована. Ее личный состав был доведен до 12 тысяч человек. Она имела 78 полевых, 50 противотанковых (45-миллиметровых), 12 зенитных орудий, 66 минометов калибра 82—120 миллиметров, стрелковое оружие. Теперь ее полевую артиллерию составляли два полка: пушечный, вооруженный 76-миллиметровыми пушками образца 1939 года, и гаубичный, укомплектованный 122-миллиметровыми гаубицами образца 1938 года и 152-миллиметровыми гаубицами-пушками образца 1937 года.

В середине июня разведывательный батальон дивизии получил десять танков Т-26, вооруженных 45-миллиметровыми пушками и двумя пулеметами, и десять бронеавтомобилей, вооруженных пулеметами. Танки были легкими, с 10—15-миллиметровой броневой защитой, но быстроходные и маневренные, что для разведки имело немалое значение.

20 июня командир 168-го стрелкового полка подполковник Портнов обнаружил в почтовом ящике у своей квартиры записку с предупреждением: «Пан полковник! Увезите семью в Россию. Скоро здесь будет война». Портнов связался по телефону с генералом Галицким и попросил его приехать в полк. Генерал Галицкий немедленно выехал в Воложин ознакомиться с содержанием записки, а оттуда в штаб командующего армией в Гродно. В Молодечно он вернулся уже поздно вечером. И весь следующий день 21 июня вместе с батальонным комиссаром Михаилом Семеновичем Корпяком и начальником артиллерии дивизии полковником Василием Васильевичем Добронравовым проверял боевую готовность частей Железной. Побывал в Красном в расположении 274-го стрелкового полка, провел на полигоне контрольные стрельбы артиллеристов 160-го пушечного и 246-го гаубичного полков. Потом о чем-то долго совещался у себя в кабинете с батальонным комиссаром Корпяком. А когда ушел и Корпяк, Галицкий еще оставался в кабинете…


Майора Щуку многое настораживало, волновало, заставляло вновь и вновь проверять свою готовность, готовность вверенного ему разведбата. И в то же время жизнь мирная, обычная, со всеми ее заботами и радостями шла своим чередом. Завтра 22 июня, воскресенье. И можно, еще раз проверив порядок в подразделениях, использовать час-другой и в личных целях. Об этих свободных от службы коротких часах Иосифа Трофимовича, очевидно, думала сейчас и его жена Татьяна. Она неожиданно подошла к нему и вполголоса напомнила:

— А ведь завтра вроде выходной…

— Вроде… — с трудом отрываясь от своих мыслей, согласился Щука.

— Может, за грибами с утра сходим? — предложила Татьяна.

— И я! — запросилась дочка Томилла.

— На часок можно, — согласился Щука, вспомнив о молодой березовой роще, полукругом охватывавшей старую вырубку. В ней в четверг он проводил занятия с бронеротой старшего лейтенанта Леонова и видел под деревьями столько грибов, что, казалось, им нету счета.

— Спешить, я думаю, не будем. Подождем, пока обсохнет роса, — продолжал он и, снова позвонив дежурному по батальону, попросил:

— Разбудите меня завтра в шесть.

Ночь прошла спокойно. Но раздавшийся на рассвете телефонный звонок показался майору чересчур резким и даже требовательным. Он взял трубку и по шуму в ней понял, что ему звонят не из батальона, а откуда-то издалека, может быть, даже из штаба дивизии, из Молодечно. Так оно и оказалось. На проводе был оперативный дежурный. Он назвал Щуку по его позывному — «Сорок пятый» — и передал приказ комдива прибыть в шесть часов в штаб дивизии.

Щука повесил трубку. Быстро оделся. Сон как рукой сняло. Сознание работало необычайно четко. «Надо ждать тревоги», — решил майор и снова вызвал по телефону дежурного по батальону:

— Поднимите посыльных. Оповестите весь командный состав, чтобы никто никуда без моего разрешения не отлучался. Увольнения в город отменяются. Ко мне немедленно вышлите мотоцикл. Я убываю в Молодечно. За меня остается капитан Гагарин. До особых распоряжений действуйте по распорядку.

Жена с беспокойством спросила:

— Что случилось?

— Пока не знаю, — ответил Щука и, подумав, добавил: — Грибы, во всяком случае, отменяются. Меня вызывают в штаб. Собери-ка быстро чаю…

Майор побарабанил пальцами по столу, закурил. В голове сама собой четко выстраивалась мысль: «Ну что ж, разведбат готов к выполнению любого задания. Бойцы и командиры со своими задачами справляются хорошо. Техника в порядке. Личный состав обучен и натренирован».

Пока допивал чай, под окном послышался рокот мотоцикла. Выехали около пяти. На шоссе оказалось необычно людно. В направлении Молодечно одна за другой двигались машины.

Водитель мотоцикла отлично знал маршрут, и скоро из-за деревьев показались знакомые дома пригорода Молодечно — Геленова, где размещались штаб дивизии, стрелковый и гаубичный полки, батальон связи и зенитный дивизион. Вот и штаб. Одновременно с майором сюда прибыло еще несколько командиров. Оправляя на ходу гимнастерки и портупеи, коротко здороваясь друг с другом, они мигом взбегали по ступенькам на крыльцо.

— В зал! В зал! — повторял всем одну и ту же фразу дежурный.

Все, в том числе и майор Щука, направились в зал. В коридоре Щуку нагнал инструктор отдела политической пропаганды старший политрук Александр Васильевич Барбашов. Они крепко пожали друг другу руки.

— Зачем вызвали? — вполголоса спросил Щука.

— Сейчас станет ясно, — уклончиво ответил Барбашов, подтолкнув майора вперед. Они вошли в небольшую комнату с крашеным полом и расставленными в ряды стульями. Здесь уже собралось несколько человек. В первом ряду перед самой сценой Щука заметил начальника тыла дивизии интенданта 1 ранга Плохова, командира пушечного артиллерийского полка майора Бородина и комиссара Квочкина, командира 274-го стрелкового полка подполковника Украинского и батальонного комиссара Горелова. Лица у них были сосредоточенны. Все о чем-то переговаривались вполголоса. Через несколько минут в зал заглянул начальник штаба дивизии майор Захарий Демидович Подорванов. Окинув собравшихся привычным взглядом, он коротко спросил:

— Все собрались?

И снова удалился.

К. Н. Галицкий.


Прибыло еще несколько человек, в том числе командир 246-го гаубичного артиллерийского полка подполковник Галкин и его комиссар политрук Смородинов. Щука и Барбашов присели на свободные места возле окна. В зал вошли генерал Галицкий, батальонный комиссар Корпяк, полковник Добронравов, начальник отдела политической пропаганды полковой комиссар Заславский, заместитель командира дивизии по строевой части полковник Бисяргин.

Присутствующие встали. Всегда строгое лицо генерала Галицкого сейчас показалось майору Щуке особенно суровым.

— Здравствуйте, товарищи! — не громким, но твердым голосом поздоровался генерал и быстро поднялся на сцену.

— Два часа тому назад, — начал комдив, — фашистская авиация бомбила Лиду и аэродромы 11-й авиационной дивизии. Среди личного состава гарнизона и среди мирных жителей имеются убитые и раненые. Связь со штабом армии и округа оборвалась вчера вечером. Думаю, что это война…

Присутствовавшие слушали командира с суровым спокойствием. Выражение лиц у всех было сосредоточенным, но без тени подавленности или тем более страха.

— Немедленно привести вверенные вам части в полную боевую готовность, — продолжал генерал. — Подготовиться к выступлению в район Гродно походным порядком на случай, если не прибудут автомобильные части округа. Взять под охрану обком, райкомы партии, почтово-телеграфные конторы, электростанции, водопровод. Организовать усиленное патрулирование на улицах…

Вопросов никто не задавал. Получив разрешение, собравшиеся один за другим отправлялись выполнять приказания. В дверях Щука и Барбашов снова обменялись несколькими словами.

— Раз они захотели войны — они ее получат, — сказал Щука и так стукнул кулаком по косяку, что со стены посыпалась белая пыль штукатурки.

— И, надо думать, по самому полному счету! — согласился Барбашов.

— Где теперь встретимся? На каком рубеже? — чуть заметно улыбнулся Щука и протянул старшему политруку обе руки. — Не забывай батальон, у нас любят твои беседы.

— Загляну при первой же возможности, — пообещал Барбашов и направился в политотдел.

Щука поспешил в разведотделение штаба. Начальник разведки дивизии капитан Казакевич ознакомил его с полученными за ночь разведдонесениями. Щука читал документы, делал на карте пометки, записывал указания:

«Вести непрерывную разведку в полосе выдвижения дивизии… Заранее предупредить о встрече с передовыми отрядами противника… Выявлять воздушные десанты врага. Определять их численность… Держать под особым наблюдением открытый правый фланг дивизии.

…Сосед справа не определен… Ближайшими пунктами, через которые пройдет штаб дивизии, будут Воложин, Вишнево и далее — в направлении на Ивье».

Когда с указаниями было покончено, Щука, попрощавшись с товарищами, вышел из штаба дивизии. Но едва ступил на крыльцо, его догнал посыльный дежурного и сообщил, что вызывает полковой комиссар Заславский. Щука немедленно вернулся в штаб. В отделе политической пропаганды он увидел старшего политрука Барбашова и начальника отдела ремонта и снабжения боевых и транспортных машин капитана Дмитрия Филипповича Анищенкова. Щука доложил о прибытии.

— Одну минуточку, товарищ майор, — жестом пригласил его сесть полковой комиссар Заславский. И продолжал, обращаясь к Барбашову: — Приказом командира дивизии место пребывания Боевого Знамени Железной определено в седьмом стрелковом полку. На вас возлагается ответственнейшая задача — доставить Знамя в полк. Выезжайте, как только для вас подготовят машину и людей. Советую уточнить в оперативном отделении маршрут полка.

Щука невольно бросил взгляд в окно. Городок трудно было узнать: он весь пришел в движение, точно потревоженный муравейник. По асфальтовым дорожкам твердой поступью проходили подразделения, с шумом проносились машины, с гулом выползали из парка тракторы. На плацу что-то жгли. В клубе заколачивали окна. Щука смотрел на все это и думал, что точно так же, получив приказ, снимутся со своего места и его разведчики. Но он знал, что если полки Железной двинутся по своим маршрутам ночью, то тылам дивизии придется задержаться здесь еще примерно на сутки. Им еще предстоит сформировать несколько подразделений, передать, кому положено, имущество и склады дивизии и, наконец, эвакуировать семьи командного состава. Только после этого тылы смогут двигаться вслед за частями, уходящими навстречу врагу.

— А вы, товарищ капитан, — обернулся Заславский к Анищенкову, — подготовьте для старшего политрука лучшую машину и взвод бойцов. Проинструктируйте людей. Они должны отчетливо представлять особую ответственность за возложенную на них задачу. Поторопитесь, пожалуйста.

Отпустив Барбашова и Анищенкова, Заславский повернулся к майору:

— Захватите с собой листовки. Их только что отпечатали в нашей типографии. Раздайте бойцам и командирам, пусть прочтут.

Он дал майору увесистую пачку листовок. Щука поблагодарил полкового комиссара и решительно направился к выходу. Возле крыльца он сел в мотоцикл и громко сказал водителю:

— Гони домой! Теперь на счету каждая минута!

Загрузка...